– Некоторые повитухи говорят, что если женщина мерзнет во время беременности, то это мальчик, хотя не думаю, что здесь это чем-то поможет, – сухо сказала Рейла, когда их окутал холодный ветер, и Кейтлин рассмеялась. – Но я в это не верю. Когда я ждала Визериса, мне постоянно было жарко. – Она еще не смела упомянуть имя Рейгара вслух в пределах Винтерфелла. Казалось, что это будет как играть с судьбой. Но Визерис… Она должна была говорить о Визерисе, чтобы не забыть его, чтобы помнить, что она все еще мать, его мать, пусть и рассталась с ним.

– Я не была бы против чуточки тепла, – сказала Кейтлин с легкой улыбкой. Потом она нахмурилась. – Нед уехал сегодня с отцом. Я знаю, это глупо, но…

– Ты скучаешь по нему, – закончила за нее Рейла. И опять, Кейтлин ярко покраснела. Что ж, в этом браке была надежда. Она еще ни разу не слышала, чтобы они ссорились, и она видела, как Нед Старк смотрит, как сияют волосы его жены в свете факелов.

– Я так привыкла, что он все время рядом, – быстро сказала Кейтлин, но потом смягчила свою обычную деловитость. – Но я скучаю по нему. Он был… Он чувствовал себя таким виноватым в последнее время, – она понизила голос, когда они вошли внутрь. – Из-за Роберта и повстанцев.

– Это понятно, – ответила Рейла. Она сама каким-то образом чувствовала себя виноватой. Ребенком она играла со Стеффоном Баратеоном. Эйрис, казалось, никогда не был неприятным и требовательным, когда тот был рядом. Когда она была совсем маленькой, она невинно думала, что выйдет замуж за Стеффона, как ее тетя вышла за его отца. Баратеоны происходили от крови Валирии, пусть и через бастардную ветвь. – Роберт был ему как брат, и ему пришлось выбирать между семьей и другом. Нелегкий выбор, несмотря на последствия.

– Я рада, что он выбрал Винтерфелл, – призналась Кейтлин.

Как и я, подумала Рейла. Боги знают, Рикард потерял уже достаточно детей.

Потом она перечитала последние письма от Элии и Визериса. Было трудно и неприятно принять факт, что она больше не может получить немедленных известий о том, что происходит в Красном замке или о том, как развивается война. Если добавить к задержке новостей еще и расстояния, а так же то, что Элии приходилось прилагать усилия, чтобы ее письма не читал Рейгар… От этого вести приходили еще позже. Но хоть какие-то новости были лучше, чем отсутствие новостей, пусть даже она постоянно волновалась, что не узнает чего-то, пока не станет слишком поздно. Письмо Элии рассказывало об отбытии Джона Коннингтона в Эшфорд и отставке Джейме Ланнистера из Королевской гвардии. «Сир Джейме предложил мне голову Роберта, лишь бы я отправила его в битву, – писала Элия. – Но я напомнила ему о его клятве служить и защищать, пусть даже без меча».

Правописание Визериса оставляло желать лучшего, но его письмо бессвязно описывало беременную кошку и раздражающую привычку Рейнис дергать его за волосы. Он поклялся никогда не позволять ей играть с ним в лошадки за такое оскорбление. Также он добавил рисунок кошки с драконьими крыльями, которая дышала огнем в Красном замке. «Когда я смогу тебя навестить?» спросил он перед растекшейся подписью внизу: «Визерис Таргариен, принц Драконьего Камня». Как будто она могла забыть. Она снова сложила письмо, твердо решив вскорости закончить ответ. Она боялась письмом посыпать соли на его рану от ее отъезда, но все же было лучше, чтобы он узнал от нее, что она в безопасности и здорова.

Перед ужином она пошла прогуляться с Бендженом по богороще. Он пытался научить одну из охотничьих собак приносить ему вещи, что обычно состояло из бросания палки и нетерпеливого ожидания, что разыгравшийся щенок ее когда-нибудь наконец принесет. Вначале Рейла была удивлена, что он вообще испытывал охоту проводить время в ее обществе, но теперь она знала, что мальчику было четырнадцать лет, он никогда не знал матери, часто был одинок и очень скучал по сестре. Она присела на пень, а он же забрался на покрытый мхом валу, хлопая в ладоши и криком призывая собаку вернуться, но потом сдался и присел, скрестив ноги.

– Они никогда меня не слушают, – раздраженно сказал он. – Не знаю, почему. Они всегда с ума сходили, когда Лия приходила на псарню… – он замолчал в напряженном молчании.

– Я не стану сердиться, если ты захочешь о ней поговорить, – сказала Рейла, не глядя на него, прислушиваясь к отдаленному шуму, с которым собака пробивалась сквозь кустарник. – Она все еще твоя сестра, и я знаю, что ты очень любишь ее.

Бен некоторое время ничего не говорил, но потом…

– Лианна очень любила одну старую полуслепую собаку, которая больше не могла охотиться. Он ходил за ней повсюду, виляя хвостом, врезаясь в людей. Старший псарь хотел его убить, но она кричала, как сумасшедшая, если он близко подходил к бедняге. Она любила пса, мне кажется, потому что он был старым и страшным, и никто больше его не хотел видеть, и она чувствовала, что должна его любить. Но в конце концов он полностью ослеп и немного выжил из ума, и начал бросаться на людей. Однажды он ее укусил, и Брандону пришлось бросать камни, чтобы отогнать его. Но она все равно плакала, когда его добили.

Наконец щенок прибежал обратно… Без палки. Бенджен простонал, спрыгивая со своего сидения, чтобы отчитать собаку. Рейла продолжала сидеть, хотя воздух становился холоднее. Она думала, он пытался ей сказать, что его сестра не была плохим человеком, она просто любила, любила слепо, несмотря на риск, несмотря на то, что ее укусили уже не один раз. Лианна считала, что укус того стоит, вот что он пытался ей сказать. Но если бы они оставили того слепого, обезумевшего пса в живых, в итоге он разорвал бы на части маленького ребенка, и тогда она не плакала бы так горько, когда его убили.

Бен поднял щенка на руки, беря его подмышку и поворачиваясь к ней спиной. Они слышали отдаленный звук открывающихся ворот.

– Отец и Нед вернулись, – обрадовался Бен и быстро двинулся в том направлении. Рейла тоже встала, стряхивая мертвые листья и ветки со своих юбок, и последовала за ним, удерживаясь от желания оглянуться на деревья с багрово-красными листьями, шепчущихся за ее спиной. Она улыбнулась, увидев, что мальчик дожидается ее впереди, придерживая резную дубовую дверь своим худеньким телом, не обращая внимания на лай и писк возмущенного щенка.

========== Элия VII ==========

283 З.Э. – Королевская Гавань.

Элия и раньше пела «Гимн Матери», но было легко забыть, насколько длинной была молитва, когда ты закрыта в молчаливой грандиозности королевской септы. Когда она наконец поднялась вместе с Алис и Нимеллой, с ноющими и затекшими коленями, цветные тени от витражных окон на мраморном полу ушли уже далеко, вместе с солнцем в небесах, а свечи на алтаре Матери, зажженные ими, уже погасли.

Снаружи задувал холодный сквозняк, перекрывая знакомые запахи благовоний и свечного воска. Нимелла поежилась, пробормотав:

– Ну что это за весна? Каждую неделю новая буря, честное слово.

Элия рассеянно кивнула, все стараясь растереть колени, пока Алис спешно заново зажигала свечи, не желая, чтобы остатки пропадали. Ее повторяющаяся молитва была еле слышна:

– Матерь, Матерь всеблагая, помилуй наших сыновей.

«Матерь, женщин оборона, помилуй наших дочерей» - закончила про себя Элия, глядя, как снова разгораются свечи. «Утешь безумство супостата», вот уж точно. Она сама уже не знала, чье именно безумство она молила утешить. Роберта или Рейгара? Или собственное? Последние несколько месяцев она была злее, чем когда-либо за все двадцать шесть лет своей жизни. И хуже всего в ее гневе было то, что она даже не могла его излить, а вместо того иногда спускала его по капле там или здесь. Мира и облегчения это не приносило.

Эшфорд обернулся катастрофой. Не в начале, когда они праздновали победу Тарли: повстанцев отбросили, для Простора очистили путь вторжения, быстрая победа была практически гарантирована – но это была ошибка. Эшфорд не стал победой, потому что Баратеон и огромная часть его армии все еще были живы-здоровы, и в настоящий момент они гнали сторонников короля по трем направлениям. Им нельзя было позволять отойти. Тарли держал Эшфорд. Лучше бы он дал замку пасть, а вместо того окружил бы повстанцев полностью.