Тем не менее, они оба задыхались, когда дошли до вершины.
– Это было чересчур, – сказал Станнис.
Джейн заняла себя отпиранием двери. В камине еще не было огня, но комната была вычищена и подготовлена к их брачной ночи. Она немедленно сняла свой невестин плащ и аккуратно сложила его на стуле у окна, потом кивнула на очаг:
– Вы не против?
Когда он нахмурился, она вздохнула и указала на свое изукрашенное платье.
Она присела на кровать и с большим трудом сняла туфли и свои украшения. Когда она снова встала, он уже успел разжечь огонь.
– Вам придется развязать мою шнуровку.
Станнис не двинулся с места.
– Я не могу дотянуться себе за спину, милорд, – Джейн позволила нотке раздражения скользнуть в ее голос, и с видом человека, идущего на виселицу, он подошел и встал позади нее, потом резко дернул за шнуровку, пока она не ослабла достаточно, чтобы спинка ее лифа освободилась. Она скользнула за ширму, на которой был нарисован пейзаж с – чем же еще – озером с лебедями – и избавилась от остального, почти испытывая облегчение от того, что сняла свое сияющее белое платье, отороченное черным бархатом, и осталась в простой сорочке.
Потом она снова вышла. Станнис все еще был полностью одет. Он что, собирался просто ослабить ремень? Она не какая-то девка из таверны. Джейн скрестила руки на груди и уставила на него ледяной взгляд, который он вернул с той же силой.
Так продолжалось, пока она не сдалась – он даже не моргал, боги милостивые.
– Хорошо, – сказала она. – Раз вы не собираетесь закреплять наш брак в постели, то может сыграем в кайвассу или сравним наши подходы к посевным работам…
– Не смейся надо мной, жена, – рявкнул он, и это разозлило ее еще больше, чем то, что он мог уже все к этому времени сделать и закончить.
– Я не смеюсь! Я обращалась с тобой только с уважением и доброй волей, мой дом встретил вас только уважением и доброй воле, это ты вел себя словно испорченный злой ребенок, – ответила она, слишком быстро, чтобы обдумать собственные слова. – Прошу прощения, что брак этот тебе не нравится, милорд, прошу прощения, что брак не нравится тебе вовсе, но я всегда исполняла свой долг, и ты обязан исполнить свой.
– Ты не имеешь права так со мной разговаривать, – сказал он. – Я твой лорд-супруг. Женщина не смеет…
– Нет, – сказала Джейн. – Ты выслушаешь меня. Ты был груб с моей сестрой на ужине, как и со мной. Я требую извинений за оскорбление.
– Ты бы предпочла, чтобы я солгал, – скривился он. – И наполнил твою голову пустыми словами…
– Я бы предпочла, чтобы ты был честен со мной, как полагается мужу, вместо того, чтобы скрывать свой гнев и не давать мне ничего, кроме мрачных взглядов и холодных слов.
– А я бы предпочел, чтобы ты повиновалась мне, как полагается жене.
Они зло смотрели друг на друга, и наконец Джейн села на кровати.
– Давай поговорим о другом.
– Я думал, ты хотела, чтобы наш брак был закреплен, – неодобрительно сказал.
– До конца ночи еще далеко, да и ты не торопишься.
Он некоторое время стоял мрачно, пока наконец не занял место на краю кровати. Джейн поджала под себя ноги, чтобы было удобнее.
– Вы собираетесь сразиться с Коннингтонами у Грифонова Насеста, – сказала она. – Они попытаются отбросить людей Роберта к Грандвью, чтобы Грандисоны загнали вас в ловушку между ними.
– Я знаю, – ответил Станнис, прищурившись. – Я не зеленый мальчишка, чтобы моя собственная жена учила меня планам битвы.
– Ты не знаешь о Гусиной Тропе, – с легкой удовлетворенной улыбкой сказала она. – Иногда бастардов дома Сваннов зовут «гусями». Эта тропа позволила одному из моих предков невидимым ходить через горы к своей любовнице и ее детям-бастардам на побережье. На некоторое время о ней забыли, пока мой брат Джулиан не нашел ее, когда охотился. Он не говорил о ней нашему лорду-отцу, потому что хотел ходить через нее короткой дорогой в деревню на краю Дождливого Леса.
Станнис уставился на нее так, словно никогда не видел.
– Бордель в том месте довольно знаменит, – объяснила Джейн. – Ты должен убедиться, что Джулиан расскажет о тропе Роберту, чтобы вы могли ей воспользоваться.
Станнис встал, отошел от нее, уставился в окно, а потом снова повернулся к ней.
– Ты не такая, как я ожидал.
Это прозвучало как нечто среднее между обвинением и похвалой.
– Благодарю, – сказала Джейн, – что избавил нас обоих от провожания. Это был благородный поступок.
Его рот дернулся в легчайшем подобии улыбки.
Комментарий к Джейн I
Станнис, как всегда - само очарование. Лол.
========== Рейла VI ==========
283 З.Э. – Винтерфелл
Рейла оставила Визериса вместе со своей короной у Близнецов. Свита, сопровождавшая ее на Север, была мала: Элия убедила Рейгара, что в настоящий момент никому не принесет пользу, если король покинет Королевскую Гавань, и Рейла соглашалась. Она сомневалась, что Рикарду Старку и его людям хотелось видеть больше Таргариенов, чем они были вынуждены, особенно после суда. И она отказалась от сопровождения Королевской гвардии: не только Винтерфелл воспринял бы это оскорблением, но она уже прожила один брак под внимательным присмотром рыцарей, которые только добавляли стыда в ее ношу, за ее беспомощность и их бездействие. Она не хотела проходить это снова.
Но Визерис… Она заехала со своим сыном насколько могла далеко, потому что времени, что оставалось им, было немного, и от того оно было только драгоценнее. Рейла знала, что однажды они должны были расстаться, даже если бы она не выходила замуж за Хранителя Севера. Однажды ей пришлось бы увидеть, как он уезжает. Но матери были привычны к такому. Если же ребенку приходилось провожать мать – это казалось куда более жестоким. Все должно было быть наоборот. Она верила, что ему не причинят вреда в Красном замке, верила, что Элия сохранит своего деверя в безопасности, но все же оставалась жестокая правда, что она не увидит его теперь по крайней мере несколько лет.
Некоторое время визитов королевской семьи на Север не будет, она это понимала, а лорд Рикард был бы дураком, если бы позволил ей поехать на юг «в гости» - он мог верно заподозрить, что она бы не вернулась. Это не был обычный второй брак вдовы, и она не была обычной матерью. Она заняла себя тем, что старалась улучшить свои умения в верховой езде, и запоминала нежные черты лица своего ребенка. Она не могла приехать к Старкам, как бессильная и разбитая вдовствующая королева. Она заставляла себя ездить верхом все дольше и дольше с каждым днем, хотя она с трудом могла вспомнить, когда ей в последний раз до этого позволялось сесть в седло.
Эйрис считал, что езда верхом могла быть причиной выкидышей, и кроме того, ему никогда не нравился вид женщин на лошади. Он считал, что они выглядят слишком по-мужски. Она помнила, как он насмехался над их лордом-дядей принцем Дунканом и его дикой Дженни, когда будучи детьми, смотрели, как пара едет из Красного замка в Королевский Лес. «Она была блудливой, когда он подобрал ее в грязи», – Эйрис, которому было тогда двенадцать или тринадцать, прошептал ей на ухо, его горячее дыхание обжигало ее шею. «А теперь она еще блудливей, ты только посмотри, как эта шлюха скачет».
Рейла помнила, как думала, что Дженни, которая никогда не была красавицей, но была странно привлекательной, с ее длинными темно-рыжими волосами и остреньким лицом, выглядела свободной, а не отвратительной или распутной. Она выглядела счастливой и свободной, отправляя лошадь в галоп, и ее волосы развевались за ней, пока она гналась за Дунканом среди зеленых деревьев. Может быть она и обижалась на них обоих теперь, но у нее оставались нежные воспоминания о них из детства – как и о тете Рейль, Рейль, которая ребенком уехала в Штормовой Предел, которая несколько лет спустя вышла замуж за лорда, сестру которого отверг ее брат ради крестьянки.
Рей, так называл ее дедушка. Их обеих. Большая Рей и маленькая Рей. Что ж, она больше не Маленькая Рей, но она уже и не Рейла Таргариен, жена Эйриса. Ее ноги болели, а мышцы горели каждую ночь, но эта боль была лучше, чем та, к которой она привыкла. Жалкая правда, подумала она, в том, что пусть она уезжает к судьбе, которая разлучит ее с семьей и всем, что она знала, она все равно не испытывала того ужаса и страха, что испытывала перед свадьбой с Эйрисом. Была ли она напугана? Несомненно. Она была бы дурой, если бы не боялась. На Севере у людей нет причин любить ее, и у них множество причин ее ненавидеть, пусть даже это она сама предложила брак.