И все же Рейгар рассказал ей об охоте, которая ему приснилась, и он просто не мог о ней знать. Неужели это было ложью? А если его сны были правдивы, или сбывались… То во всем этом была какая-то правда. Что-то должно было быть искренним. Тогда он говорил, что им суждено быть вместе, и она верила ему, принцу со звездами в глазах, который говорил одновременно о прошлом и будущем, который пел так красиво, который говорил ей, что она должна взять свою судьбу в свои руки и решить ее одним смелым ходом…

И все же, все, что она могла сейчас видеть, это Брандон, закинувший оленя на свои широкие плечи, кровь стекала по его кожаной куртке, пока они шли назад к лошадям.

– Если бы ты была на всех моих охотах, сестренка, – почти поддразнивающе сказал он, ласково улыбаясь ей. – Тиха как мышка, когда захочет, а, Нед? А стреляет из лука лучше многих мужчин, что я знаю.

Лианна улыбнулась похвале, стрела, поразившая оленя, была в ее холодных руках, и она вертела ее, снова и снова.

– Роберт думает проверить твои умения на вашей свадьбе, Лия, – сказал Нед, как ему показалось, ободряюще. – Ты бы этого хотела, разве нет? Маленький турнир в честь твоей свадьбы? Говорят, охота в Штормовых Землях отличная, там множество оленей. Ты чуть ли не каждый день будешь есть оленину.

И это ненадолго ее развеселило, но потом она представила себе Роберта, изрядно подвыпившего на этом турнире, с девицами на его коленях, висших на его мускулистых руках, его грубых шутках и громком смехе, представила себе их постель, себя униженной, его торжествующего, как какого-то великого завоевателя, думающего, что он сам Орис возрожденный…

Ее улыбка пропала, и она была холодна и отстраненна.

– И тогда она мне быстро надоест, и через год я не смогу терпеть вкус оленины. Единственный турнир, которого я жду – в Харренхоле.

– Штормовой Предел? Он никак не может быть больше Винтерфелла, – насмешливо изобразил ее Бенджен высоким голоском. – Говорят, там воняет морской водой. Я буду там так несчастна. О, пожалуйста, Нед, скажи, что ты останешься со мной после свадьбы, не оставляй меня с этой свиньей…

Брандон едва не уронил оленя от хохота, а Бен побежал прочь от Лианны, которая почти хотела вонзить в него стрелу. Нед покраснел от натуги сдержать собственный смех, глядя на них.

– Ты червей наешься, когда я с тобой закончу! – визжала Лианна, мчась за братом, который ускользал от нее в деревьях.

– Лучше червей, чем оленины! – насмешливо напевал в ответ Бен, уклоняясь от кома земли, который она в него швырнула. – Нед, убери ее! Помоги! Натравите на нее собак, она взбесилась! – его хихиканье затихло только когда она прижала его к земле, и они оба скатились с небольшого склона, кричащие и задыхающиеся. К этому моменту Лианна уже не выдержала, и могла только чуть шлепнуть его, беспомощно хихикая.

Теперь у нее были только воспоминания об их смехе, о скрипе снега под ногами, о запахе леса. Она глубоко вздохнула, пока ее сине-серое платье зашнуровывали. Она настояла, чтобы ей туго затянули простую косу на затылке, короче, чем бывала раньше. Служанка, Гвенда, отступила на шаг, сложив перед собой руки и очень тихо сказала:

– Я буду молиться сегодня о вашем лорде-брате, миледи.

Она не будет молиться о его победе, понимала Лианна. Это была бы измена. Противником ее брата была корона. А точнее, сир Эртур. Она уже несколько дней не видела Эшары, и не могла ее за это винить.

– Благодарю, – сказала Лианна, хотя сам Брандон никогда не принял бы молитвы Семерым за него. Она молилась прошлым вечером. Молилась, чтобы он остался жив. Она не могла заставить себя желать смерти Эртуру Дейну, но она хотела… Она хотела, чтобы Брандон был в порядке. Она хотела, чтобы он отправился домой, с отцом и женой, как и должен был еще несколько месяцев назад. Она не хотела, чтобы все это случилось. Она хотела исчезнуть.

Гвенда ушла, и Лианна отвернулась от яркого света, падающего в окно. Ей хотелось темноты и бури. Она хотела, чтобы Королевскую Гавань накрыл снегопад, покрыл все красное чистой белизной. Но зима уже давно прошла. Она задумалась, готовились ли Элия и ее дамы к суду, в этот самый момент. Проводил ли Рейгар время с ней? А что с его детьми? Теперь ее не била ревность, в ней была только пустота. Ей надо было поговорить с Элией, принести ей извинения, но что хорошего из этого выйдет? Что сделано, не изменишь. Она никогда не вернется домой.

В дверь раздался тихий стук, и сир Джейме открыл ее снаружи, чтобы впустить Рейгара. Она никогда не была заперта в этих комнатах, но снаружи всегда стоял королевский гвардеец. Лианне не надо было спрашивать, зачем. Чтобы и других держать снаружи, потому что Рейгар боялся за нее, волновался почти ненужно, и чтобы держать внутри ее. Это было как в Башне Радости. Она считала себя там свободной. Она не могла быть более неправа. Это все равно была клетка, просто она была слепа, обманывая себя, думая, что может проскользнуть сквозь золотые прутья. Если бы она тогда передумала, если бы сказала Рейгару, что это ошибка, что это было неправильно, послушал бы он ее слова, отпустил бы домой?

Ей нужно было знать ответ.

– Ты даже не посмотришь на меня, моя леди? – нежно спросил Рейгар. Лианна подняла взгляд, с облегчением отмечая, что ее глаза не были мокрыми. Она плакала, после всего. Когда отец ушел со встречи с Брандоном, когда она вернулась в комнату, и их слова эхом отзывались в ее голове, и когда она закрывала глаза, она видела перед собой лицо Элии, когда та отдавала им маленькую Рейнис, и она задыхалась и захлебывалась в своих слезах, рыдания сотрясали ее.

– Ваше величество, – сказала Лианна. – Могу я кое-что у вас спросить? – она не могла называть его Рейгаром в последнее время. Не могла вынести его прикосновений. Он пытался обнять ее, поцеловать, на следующий день после встречи, говорил ей, что все будет хорошо, что ему очень жаль, так жаль, что ей пришлось все это вынести, и она вырвалась из его рук, и убежала на другую сторону от кровати, крича ему, чтобы он не смел к ней прикасаться. После этого он ушел и не приходил к ней целый день.

– Конечно, – сказал Рейгар. – Что угодно, Лианна.

– Когда ты… Когда мы говорили о твоих снах, – сказала Лианна, голосом тихим, но твердым тоном, – ты… ты говорил, что я тебе снилась. Наша общая свадьба. Свадьба льда и огня. Ты говорил мне о зимних розах, мече и щите, что я носила, о богороще, и об олене и волках…О моих братьях и мне на Севере.

– Да, – сказал Рейгар. – Ты все еще снишься мне, Лия. – Он потянулся, чтобы взять ее за руки, но она отдернулась.

«Не зови меня так» – хотела она закричать. «Брандон меня так зовет, Нед так меня зовет, Бен… никогда, никогда, не смей, ты не можешь меня так называть, это мое и их, не твое, никогда не будет твоим».

Но вместо этого она сказала:

– Тебе снилось и другое, но ты никогда мне не рассказывал, что. Ты сказал, что тебе снилась великая опасность. Длинная Ночь и тьма. Ты сказал, боги хотят, чтобы мы были вместе. Ты сказал, я помогу тебе встретить тьму и опасности. Я не спросила тебя тогда, как.

Я должна была, горько подумала она. Я должна была заставить тебя рассказать мне все, а потом сбежать.

Она почти сбежала, когда он нашел ее в доспехах в тот залитый солнцем день. Страх пробежал сквозь нее, несмотря на его мягкую улыбку и нежную красоту. Она была в ужасе, что он приведет ее к его отцу. Она должна была убежать. А она не убежала. Она решила быть храброй, встретить все, что суждено, и осталась, не намереваясь трусить перед ним, отказываясь извиняться. Рейгар был почти в восторге от ее наглости.

– Как? – спросила она теперь. – Как я тебе помогу? Как я помогу теперь хоть кому-то, здесь? Я не помогала тебе захватить трон. Я не помогала Элии и твоим детям. Я не помогала твоей леди-матери.

– Они не понимают этого, но они поймут, – сказал Рейгар. И все же, он колебался.

– Если ты хоть когда-нибудь меня любил,– прошептала Лианна, – то скажи мне правду, немедленно.