Рейла напряглась, но ответила:

– Серсея Ланнистер унаследовала убедительность своей матери. Тайвин считал свою дочь тепличным цветком, который надо беречь и лелеять в надежде выдать ее за Визериса, если не Рейгара. Он отказывался видеть шипы на розе тогда, и отказывается и сейчас. Эта мысль уже приходила Эйрису в голову, и сир Джейме казался вполне желающим поста, но не откажу девочке в коварстве. Она хотела, чтобы ее брат был здесь, рядом с ней.

– Ланнистеры всегда крепко держались друг друга, – признала Элия. – Но это не имеет значения. Я предпочту, чтобы Хостер Талли был крепко повязан с нами, вне зависимости от судьбы Брандона Старка. Отпустим сира Джейме к его отцу, и он получит назад своего драгоценного наследника, да и хорошенькую невесту Талли в придачу… Не думаю, что даже лорд Тайвин от такого отмахнется.

– Он будет доволен, – сказала Рейла, – пусть и не полностью удовлетворен. Но все лучше, чем то, что есть теперь. Это нужно проделать аккуратно. Хостер Талли спит и видит одну дочь женой Хранителя Севера, а другую – Хранителя Запада, и взамен мы получим от него людей против войска Роберта, когда до этого дойдет. Тайвин Ланнистер получит назад своего наследника, жену для наследника, чтобы наделать больше Ланнистеров, и может быть, утешение его гордости. А взамен солдат мы получим и от него.

– Моя матушка как-то сказала, что никогда не стоит верить армии Ланнистеров, стоящей у тебя за спиной, – сказала Элия.

– Все еще есть возможность, что он пойдет против нас, – Рейла опустила бокал. – Но я знаю Тайвина с детства. Он ненавидит лишний риск. Он всегда становится на сторону более сильного. И если восстанут только Штормовые Земли… – она вздохнула.

– Вы уже говорили о розах, – сказала Элия. – Я не забыла об этом кустарнике в Просторе. Мейс Тирелл никогда не казался мне человеком, жадным до битв. Но если правильно настоять… – она не могла не помрачнеть. Это не было легким делом. Никогда не было и не становилось. – Младший ребенок Мейса – сын, разве не так? Маленький Лорас? Неважно. У него есть сестры и родственники, у которых полно дочерей. Тирелл, Фоссовей, Редвин – имя неважно. Я не буду против невесты из Простора для Эйгона, если на то пойдет.

– Рейгар никогда на это не согласится, – быстро ответила Рейла.

– Он согласится, что нам нужны люди Простора и запасы пищи в наших складах, – ответила Элия. – Конечно, никаких письменных соглашений. Но мы можем намекнуть. Тирелл поймет, чем пахнет, и помчится по следу, как охотничий пес.

Рейла ровно посмотрела на нее.

– Если веришь, что пером и бумагой затянешь его в ловушку, то вперед, – сказала она, секунду подумав. – Когда я уеду, ты останешься единственной королевой в Красном Замке. Это будет твое дело. Я знаю, что я не твоей крови, Элия. Но я верю в тебя, и знаю, чего ты можешь добиться. Это не будет легко. Это никогда не бывает легко для женщин нашего положения.

Элия коротко улыбнулась и подумала об Эйгоне. Она не чувствовала такой же вины, как с Рейнис. У Эйгона всегда будет больше власти. Больше свободы делать, как он пожелает. И все же, ей было больно. Словно часть нее стала той самой пронырливой лгуньей, какой ее называли шепотом, когда она только прибыла ко двору. Но она ведь делала это по особым причинам, ведь так? Не для того, чтобы что-то для себя выгадать. Это было для их выживания. Конечно, то же самое говорит себе Тайвин Ланнистер, когда каждую ночь ложится спать.

Но она не Ланнистер. Она Мартелл, мать Таргариенов, и все это не закончится в будущем году. Она этого не позволит. Они выберутся из сложившейся ситуации победителями. Она выберется победительницей. Разве она уже не сражалась во множестве битв, разве не побеждала? Разве не сумела не поддаться оскорблениям и обвинениям? Она останется непреклонной, а остальные склонятся перед ней. Рейгар склонится. Она видела его лицо, тогда, после собрания. Рикард Старк его смутил. Можно даже сказать, что Лианна его смутила. Видит ли он это теперь? Чего он добился? Его королева не простит его теперь, его любовница не простит его теперь. Сейчас он защищался от атак, и Элия не собиралась перед ним отступать.

========== Лианна V ==========

282 З.Э. – Королевская Гавань.

Лианна еще раз нехотя сделала попытку съесть свой завтрак, но отодвинула тарелку. Все было бессмысленно. С самого приезда в Королевскую Гавань у нее был плохой аппетит, и Рейгар трясся над ней, как мать над упрямым ребенком. Часть нее почти по-детски хотела заболеть, просто чтобы он… Чтобы он что? Она ничего не могла заставить его сделать. Это стало очевидно. Она позвала одну из служанок и отошла к окну, сложив руки на груди.

Она не разговаривала с ним три дня после встречи с ее отцом и братом. Вместо того она накричала на него через закрытую дверь. Назвала его лжецом. Трусом. Предателем. Осыпала сотнями оскорблений и ругательств, за которые могла бы лишиться головы, но Рейгар выносил все с терпением мученика. Даже когда в ярости она порвала струны одной из его драгоценных арф, порезав пальцы и ладони, делая это, он не накричал на нее, не наказал ее, не ударил ее. Она хотела, чтобы он это сделал. Так все было бы намного проще, легче, тогда ей проще было бы всем сердцем поверить, что он и правда был лживым мерзким чудовищем, заманившим ее в свои сети…

Явилась вызванная служанка, и Лианна нервно заерзала перед зеркалом, стараясь не смотреть на свое отражение. Через несколько недель ее волосы будут уже доходить до плеч, они всегда быстро отрастали. Она не хотела смотреть себе в глаза. Ее глаза были глазами ее отца, глазами Брандона, и они смотрели на нее, обвиняли ее, отвергали ее. Она хотела злиться на отца, злиться на брата, но на самом деле, она понимала, что тот, на кого больше всех злилась она, кого больше всех ненавидела – из всех, это была она сама.

Глупая, эгоистичная, легкомысленная маленькая девочка. Это была просто злая насмешка. Ничто из этого не было правдой. Он никогда не собирался делать ее второй королевой, не собирался находить ей место при дворе, не собирался давать законное имя их детям. Он говорил ей только то, что она желала услышать, во что хотела верить, чтобы оправдать себя перед собой. И как хорошо он ей говорил. Оглядываясь назад, она понимала, что это было смехотворно, но тогда… когда он говорил с ней в Харренхоле, в его письмах, все это казалось таким искренним, таким настоящим, таким важным.

Он говорил, что видел ее во снах, даже еще до их встречи. Ему снились синие зимние розы, растущие вокруг меча и щита, на котором было нарисовано смеющееся дерево. Ему снилась сероглазая дева с сердцем воина, молившаяся в богороще, чтобы старые боги вмешались и изменили ее судьбу. Он знал вещи, которые она никогда ему не рассказывала. Ему снилась девушка, охотившаяся на черного оленя в волчьем лесу, вместе с братьями, воющей волчьей стаей.

Они загнали тогда черного оленя, за два месяца до поездки на юг. Последняя охота, на которой она была. Нед подумал, что это был дурной знак, из-за ее помолвки с Робертом, но Брандон только посмеялся над такой чушью, указав, что олень был скорее темно-коричневый, чем черный, ну и к тому же, разве «Роберт Лии» не был скорее диким вепрем, ведь сколько раз она называла его свиньей? Как они тогда смеялись с Беном, и даже Нед выдавил улыбку, качая головой на их дикое веселье.

Лианна перерезала тогда оленю горло сама, прорезав насквозь своим охотничьим ножом, избавляя его от страданий. Она все еще помнила его теплое влажное дыхание на своих руках. Ее тошнило, когда она впервые в жизни убила живое существо, кролика, на одной из первой своих охот, когда ей было всего десять. Отец утешал ее по-своему, грубовато, велев ей дышать ровно и твердо держать нож. Она помнила его руки, тяжелые, но ободряющие на ее плечах. Потом он хвалил ее за решимость, и они ели жаркое из кролика на ужин. Она всегда так ценила его редкие одобрительные улыбки.

Она больше не получит от него улыбок, ничего больше.