— Спасибо тебе за танец, — Алиса притянула его к себе, прижалась на одну секунду и чмокнула в щеку.

Внезапно подул свежий ветерок, Алиса передернулась от холода, и Кирилл тоже вздрогнул, он давно снял пиджак и сейчас был в тонкой рубашке.

— Пошли внутрь? — предложила Алиса, и первая пошла туда, где слышался смех и звон бокалов.

— Подожди! — он успел протянуть руку и взял ее за запястье. Пальцы его сжались, и Алиса поняла, что он не отпустит ее и с места не сдвинется тоже.

— Кирилл… — она заговорила тихо, — ну что ты…

Она хотела договорить "как маленький", но не успела. Он вдруг упал перед ней на колени, обхватил ее за ноги и прижался головой к животу.

— Я знаю, что недостоин тебя, ты лучше меня, умнее, ты самое прекрасное, что случилось со мной! Я люблю тебя, Алиса! Я всегда тебя любил, просто ты не замечала этого! Пожалуйста, скажи, что тоже меня любишь! Пожалуйста!

Это было похоже на истерику. Он плакал, что-то говорил бессвязно, ползал на коленях, не обращая внимание, что пачкает светлые брюки. Алиса не знала, что ей делать. Она пыталась увещевать его, гладила по голове, просила встать, разжимала сцепленные мертвой хваткой на ее ногах руки. Всё бесполезно. Он твердил "люблю" и не слышал ее.

— Кирилл! — Алиса вложила в голос всю силу, какая у него была, и добилась успеха, он перестал бубнить и взглянул на нее, — Кирилл, прекрати сейчас же! Ты ведешь себя как идиот, встань!

Он смотрел на нее расширенными глазами, медленно расцепил руки и встал, растрепанный и покачивающийся.

— Я. Не. Люблю. Тебя! — она проговорила это четко, внятно, разделяя слова, — понимаешь? Не люблю! У тебя еще будет любовь, ты будешь счастлив, но не со мной.

Ей показалось, что он услышал ее, и Алиса уже собиралась уйти, тем более, что на танцплощадку начали выходить люди, и они заинтересованно поглядывали на них. Но вдруг он размахнулся, и ударил ее по щеке. Это было похоже на ожог. Онемело сразу пол-лица, удар отбросил ее, она начала падать и закричала. Кажется, еще кто-то закричал, к ним кинулись люди. Кирилл, подскочил, схватил ее за руку, поднял.

— Ты мне всю жизнь испортила, овца! — он кричал ей в лицо, и Алиса только сейчас поняла, что он пьян, — ты всю кровь мне выпила, гадина, ненавижу тебя!

Он тряс ее как куклу, прическа растрепалась и волосы рассыпались по плечам.

— Ты специально издеваешься надо мной, да?! — он стискивал пальцы, Алиса чувствовала, что у нее немеет рука.

— Нет, нет! — она хотела только одного, чтобы он отпустил ее.

Их растащили. Вальцов удерживал друга за локти, а Кирилл рвался к ней, кричал, и Алисе казалось, что если он вырвется, он просто вколотит ее в деревянные доски танцпола. Катерина подбежала, обхватила ее, подняла, поволокла в противоположную сторону. Алиса вдруг почувствовала страшную обиду и горечь, и зарыдала в голос. С нижней веранды бежали родители и учителя, разбираться, что случилось. К Алисе подступались, но она никак не могла успокоиться, и плакала, плакала.

— Что произошло? — Тина поставила перед ней чашку, из которой пахло мятой и еще чем-то, — что ты ему сказала?

— Да ничего… — Алиса пожала плечами, — мы вообще почти весь вечер не общались, и с утра он был нормальный, да и вообще, в последнее время он как-то успокоился, я думала всё, отпустило его. Он с Лизой стал встречаться, девчонкой из параллельного…

Они сидели на кухне, Алиса в желтом махровом Тинином халате. Халат был ей велик, и с одного плеча всё время сваливался. Тина то ходила из угла в угол, отпивая из своей любимой чашки, то замирала напротив Алисы, всматриваясь в нее.

— … а потом он подошел, пригласил танцевать. Ну я и согласилась, что такого-то… Мы потанцевали, я сказала "спасибо за танец", и…

Алиса замолчала, а Тина, поняв, резко развернулась к ней.

— И?!

— И я его поцеловала, — виновато закончила Алиса, — ну в щечку, просто так.

Тина грохнула чашку об столешницу так, что Алиса вздрогнула.

— Я же тебя предупреждала, — зловеще тихо произнесла Тина, — нельзя было этого делать! Ни в щечку, никуда! Или ты все еще думаешь, что это какие-то игры?! Ты парню жизнь сломала! Теперь он уже никогда не будет прежним!

У Алисы задрожали губы, и слезы выступили снова, хотя она старательно моргала, пытаясь не зареветь. Тина еще никогда не разговаривала с ней так — жестко, безжалостно, резко.

— Знаешь, что дальше будет? — спросила Тина и, не дождавшись ответа, продолжила, — для "тени" ты — единственная любовь и радость всей его жизни, сейчас он думает, что смысла в жизни нет, и хорошего уже не будет никогда. Он любит и ненавидит. Мы не можем заставить "тень" разлюбить, но можем свести к минимуму ущерб этой влюбленности. "Тень", для которой ты была недоступной, будет помнить тебя до конца своих дней, но ты будешь просто светлым образом в его сердце, он будет всегда искать женщину, похожую на тебя, и он найдет в этом свое счастье, особенно, если встретит такую, которая идеально похожа на оригинал. Всё это возможно только если "тень" не имела тесного контакта. Но если что-то было… Это почти всегда катастрофа. Слышала про Есенина и Бениславскую? Классический пример отношений гипера с "тенью", очень грустная история.

Алиса уже не сдерживала слезы, они текли солеными струйками и капали с носа в чашку. Тина присела и тяжело вздохнула, потом поднялась, подошла к Алисе, погладила ее по макушке.

— Это моя вина, я не донесла до тебя всю важность…

От жалости к Кириллу, и от неизбежности случившегося, сердце Алисы рвалось, она уткнулась Тине в руки и зарыдала. Тина прижала ее к себе и покачивала тихонько, давая выплакаться.

— Давай-ка вставай, пойдем, — Тина терпеливо ждала, пока девушка перестанет реветь в голос, потом подняла ее со стула, — выспишься, потом будем думать, что делать дальше.

Она уложила ее на разложенном диване, укрыла толстым одеялом, подошла к стене, щелкнула выключателем.

— Спи.

— Тина, — Алисе вдруг пришла мысль, — а может не надо было, а?

— Чего не надо? — не поняла Тина.

— Ну, может быть не надо было его отталкивать? Может быть… может быть… я бы с ним…

Она, правда, слабо представляла, как бы она рассталась с Ренатом ради спасения Кирилла, но если ситуация обстояла так, то сейчас Алиса чувствовала решимость, и готова была пожертвовать своими отношениями.

Тина включила маленький ночник в виде ромашки и присела на край постели.

— Не получится, — печально покачала она головой, — эти отношения вообще не должны были завязываться. "Тень" в отношениях сам не живет, и не дает жить тебе. Он сходит с ума от ревности, хочет обладать безраздельно, требует тотального подчинения. Он подавляет и унижает. Это не жизнь. Поверь мне, я, как никто, понимаю, что это такое. Мой муж был моей "тенью".

Алиса ахнула и села.

— Да. Я всегда доставляла проблемы родителям, но это их подкосило особенно. Если бы они знали, что Филипп влюблен в меня, и что я его поощряю, они бы увезли меня на Северный полюс, в Австралию, куда угодно, только бы не допустить этих отношений. Но мы поначалу скрывали, особенно он, учитывая, что мне было пятнадцать, ну и, кроме того, я тогда еще не дозрела до настоящего влияния на него, хотя притяжение, как он сам говорил, он ощутил сразу. Сначала всё было хорошо, просто он слишком хотел опекать меня. Но мне тогда казалось, что это нормально, ведь он взрослый мужчина, а я юна и беззащитна. После свадьбы мы поселились в их фамильном особняке, и вот тут началось. Он не любил, когда я уезжала из дома одна, терпеть не мог, если я оставалась ночевать дома у мамы и отчима, потом он начал ревновать меня ко всем, даже к собственным братьям. Первый раз он ударил меня, когда я утром вышла в нижнем белье на кухню. Он кричал, что я — доступная и порочная девка, специально провоцирую его родственников, которые только и ждут его отъезда, чтобы хорошенько развлечься со мной. Тогда я очень испугалась и уехала к матери. Конечно же, он приехал за мной, но отчим не пустил его даже на порог. Филипп сначала пытался пробиться, угрожая и запугивая, потом стоял с покаянной головой на коленях у ворот, плакал и извинялся, и, наконец, просто поселился в машине возле дома. Мы выдержали две недели. За это время мать, которая, конечно же, всё сразу поняла, объяснила мне, что почем, но я была полна энтузиазма и думала, что он исправится. Мы вернулись домой и он был идеальным мужем. Мне было почти восемнадцать, когда я забеременела. Боже мой, как он радовался! Казалось, что счастливее нас не было на свете, и даже мама, которая очень скептично смотрела на всё, в какой-то миг согласилась, что, возможно, я смогла его усмирить.