Это были обычные соревнования. Да и ехать было недалеко, в соседний город, всего четыре с половиной часа на автобусе. Хотя нет, не совсем обычные. Мама поехала с ними. И еще три мамы, которые ездили всегда, помогали тренеру, носили сумки, одевали девочек, наносили им макияж. Этих мам знали все. Но в этот раз и Алисина мама смогла, и Алиса была просто счастлива. Они выступили замечательно, Алисе казалось, что она все делает в тысячу раз лучше, потому что на трибуне сидит мама. Они выиграли, забрали медали, грамоты и кубки, и собрались домой. Всем хотелось есть, за весь день девчонки поклевали какую-то невкусную еду в передвижном кафе, а мамы и тренер в своих заботах, кажется, вообще держались только на кофе.

— Пиццерия! — выкрикнул кто-то из девочек, когда длинный автобус выезжал из черты города.

— Давайте, правда, остановимся, — мамы обращались к тренеру, — ну чего детей мучить, еще ехать и ехать.

Тренер, судя по выражению ее лица, хотела только одного — упасть в кресло в последнем ряду и уснуть на все четыре с половиной часа, но девчонки смотрели умоляюще, и она кивнула.

— Только быстро! А то будем ехать всю ночь!

Водителя автобуса, толстого и добродушного дядю Пашу тоже позвали, он поворчал для порядка, но согласился. В пиццерии они просидели час, потом всем понадобилось в туалет, и, наконец, уставшие и сытые, девчонки попадали в кресла.

— Дорогие дамы! — раздалось с водительского места, — вас приветствует капитан корабля, Павел Потанин. Прошу пристегнуть ремни, приятного полета!

Девчонки захихикали, мамы переглянулись с улыбкой.

… Саму аварию Алиса почти не помнила. Она задремала, положив голову маме на руку, а потом ее резко отбросило, сильно ударило, она вскрикнула и потеряла сознание. Очнулась в больнице. Было ужасно плохо, почему-то она плохо видела, голова болела и кружилась. Рядом стояли люди в белых халатах, они что-то говорили, она не могла разобрать слов, поэтому закрыла глаза и снова погрузилась в небытие. Потом она еще много раз просыпалась и засыпала, а однажды открыла глаза и увидела бабушку. Бабушка улыбалась, хотя и выглядела уставшей и осунувшейся.

— Бабушка… — прошептала Алиса, — где мама?

— Деточка! — бабушка бросилась к внучке, схватила за тонкую кисть, лежащую поверх одеяла, — очнулась, родная моя!

Тут же появились врачи, они оттеснили бабушку, начали тормошить Алису, а бабушка стояла у окна и смотрела на нее.

Мама погибла. "Скорая" даже не повезла ее в больницу, там, на месте констатировали смерть. Из тридцати двух человек выжили только шестеро — пять девочек и дядя Паша, которого выбросило через лобовое стекло. Алиса пропустила похороны, и это было хорошо, что она не видела, как погружали в землю двадцать три маленьких гроба с девочками в свадебных платьях. Маму похоронили в тот же день. Бабушка не хотела говорить об этом, но Алиса настойчиво просила рассказать, и бабушка, глотая слезы, рассказывала.

Потом они ездили на кладбище. Сначала раз в неделю, потом раз в месяц. Потом раз в полгода. Алиса привозила маме цветы и подолгу сидела, глядя на фотографию. Со временем боль как-то стерлась, осталась только светлая печаль. Однажды, когда Алисе было лет четырнадцать, она взглянула на знакомое фото и вдруг вспомнила, откуда оно. Это было групповое фото — мама и ее друзья из Америки. Приехав домой она нашла эту фотографию. Три парня и две девушки, одна из которых мама. Они все смеялись, девушка, стоящая рядом, запрокинула голову, отчего было видно только ее острый носик, а мама подняла руку, чтобы смахнуть с лица упавшую прядь волос. Потом, когда родилась Алиса, мама подстриглась под "каре" и больше не отращивала длинных волос.

— Бабуля, — спросила Алиса, — а кто это на фото рядом с мамой?

— Не знаю, — отмахнулась бабушка, — американцы.

— А имен не знаешь?

— Нет, — бабушка надела очки и присмотрелась, — девчонку вроде Синтия звали, она писала Анюте пару раз, а парней никого не знаю.

— Как думаешь, тут может быть мой… Брайан?

— Понятия не имею, — бабушка сняла очки.

Алиса долго вглядывалась в фото, пытаясь рассмотреть во внешности трех парней сходство с собой.

Тогда она так и не нашла ничего общего, а потом фотография куда-то исчезла, да и Алиса в ежедневных заботах забыла об этом.

— Спасибо, — Алиса вздохнула и отодвинула тарелку, — объелась!

— Ну иди полежи, — бабушка встала, начала собирать посуду.

— Сегодня клиентов нет? — поинтересовалась Алиса.

Она перебралась со стула на диванчик, развалилась на нем, полулежала, покачивая ногой и одновременно поглаживала пальцами ноги спящую под столом Зайку.

— Да как это нет?! Есть! — бабушка гремела посудой, — вот, сейчас уберу и побегу!

— Оставь, я сама уберу, — Алиса встала, начала помогать.

— Ну давай тогда, хозяйничай, — покладисто согласилась бабушка, — а я побегу.

Бежать было недалеко, бабушкин салон находился в это же доме с торца. Бабушка была парикмахером. Ну это она так говорила — парикмахер. На самом деле, она работала в одном из лучших салонов города, к ней записывались за месяц, а перед праздниками и за два. Бабушка всегда была парикмахером. Приезжая на каникулы, Алиса бывала у бабушки на работе, ей нравился острый запах красок и реактивов. И, конечно, бабушка подстригала внучку собственноручно. У нее была легкая рука, так говорили все, и Алисе тоже так казалось. Наверное, это от бабушкиной легкой руки у нее росли замечательные волосы.

Когда бабушка перебралась к осиротевшей внучке, то сразу бросилась искать работу. Ее взяли в небольшую парикмахерскую в торговом центре, бабушка работала не покладая ножниц, на житье им хватало. Молодая хозяйка парикмахерской оказалась дальновидной, и однажды почти силком отправила бабушку на трехдневные курсы по окрашиванию, оплатив ей обучение. После этих курсов бабушка словно загорелась. Она вдруг стала откладывать на другие курсы, и училась, училась… Вложение окупилось сторицей, слава о мастере — золотые руки разнеслась по всему городу. сейчас бабушка сама выбирала, когда ей работать и с кем. Салон, в котором она работала, принадлежал известному в городе стилисту, молодому и перспективному, бабушка же называла его по-простому — Дима, и приглашала иногда на обед. Утонченный и в меру пафосный Дима, переступая порог дома Илюшиных, сбрасывал с себя стиль и становился простым и улыбчивым. Он ужасно любил старую Зайку, тормошил ее, прижимал к груди и целовал в коричневый нос. Зайка отвечала ему взаимностью, поэтому терпеливо выносила все эти манипуляции.

Алиса любила Диму только за то, что он не давал ей советов. Наоборот, бывало просил у нее, Алисы помощи. Например, перевести статью из иностранного журнала. Алиса переводила. За это Дима приносил небольшие подарочки в виде кремов или масочек из Парижа, Нью-Йорка или еще какого-нибудь жутко модного города, помады известной марки или яркой бижутерии.

— Не балуй мне девку, — ворчала бабушка, — привыкнет, а где она потом себе такого ухажора найдет?

Дима подмигивал Алисе и совал подарки в руки.

— Бабуля, прихвати журнал на столике! — выкрикнула Алиса, — передай Диме.

— Передам, — ответила бабушка.

Через десять минут хлопнула входная дверь, бабушка ушла.

Алиса домыла посуду, вытерла руки и пошла в гостиную.

— Ну, привет, — улыбнулась она и легонько постучала по стеклу.

Половину стены занимал большой аквариум. Алиса могла часами сидеть возле него, почти впадая в транс. Она очень любила рыбок, и рыбки любили ее. Вот и сейчас, все как одна подплыли к стеклу и тыкались носами, показывая, как она рады ее видеть.

Алиса тряхнула банкой с кормом над водой, из банки высыпался резко пахнущий порошок, рыбки метнулись, начали ловить угощение.

— А Фрося где? — Алиса вглядывалась в разноцветные спинки, пытаясь высмотреть нужную рыбку, — я тебя отсажу, дорогая моя, ты такая пузатая стала!

Пузатая Фрося радостно подпрыгивала, будто и вправду понимала, что говорит Алиса.