Однажды ночью, лежа рядом с Олимпиадой, он с удивлением обнаружил, придвинув к ней ногу, что бок у нее ледяной. «Как ты можешь говорить, что у меня ледяной бок, – ответила Олимпиада, не скрывая иронии, – если ты до меня даже не дотронулся?» Тогда Филипп отбросил простыню. То, что он увидел, извергло из его груди крик. Огромная змея лежала в кровати, вытянувшись между ним и его супругой. Он бросился за кинжалом. Но Олимпиада кинулась на мужа и схватила его за руку. Это была ее змея, священное животное, которое передали ей жрецы. Филипп упорствовал, тогда она ему крикнула, что надо быть большим трусом, чтобы испугаться такой безобидной твари, которую она, женщина, приручила, и что поднять на нее руку – святотатство. И разве он не знает, что священная змея является ипостасью Зевса-Амона, когда ему хочется принять ее облик. Если Филипп убьет ее змею, она никогда более не подпустит его к себе, а его ожидает страшная кара. В конце концов она расцарапала ему лицо. Испугавшись как гнева Олимпиады, так и самого этого открытия, Филипп схватил свои одежды и выбежал из покоев, оглашая дворец криками. «Довольно, – говорил он себе, – я уже женился на проститутке, но вдобавок ко всему она еще и колдунья, и сумасшедшая». С того дня он отказался разделять ложе с ней и с ее змеей, и отправился к наложнице, которую, благодаренье богу, еще оставил при себе.

На следующее утро он поставил стражу перед дверями покоев Олимпиады, и с той поры она жила под постоянным наблюдением, поскольку теперь он ей ни в чем не доверял и подозревал, что она способна под прикрытием ложной набожности принимать у себя и других мужчин. Сам же он появлялся у нее только днем и при оружии – с коротким и осмотрительным визитом. Вдобавок, прежде чем войти, он из осторожности приникал к дверной щелке и долго выжидал. И однажды он наблюдал, как его жена, раздетая, лежала на постели, обнимая свою любимую змею, и использовала ее таким образом, как будто та была ее супругом.

Пораженный этим, Филипп призвал меня.

«У меня такое чувство, – сказал он мне, – что я в своем доме играю роль Амфитриона. То, что я видел, – это плод моего воображения или извращение сумасшедшей? Или от меня что-то скрывают? И почему всякий раз, как я встречаюсь с Олимпиадой, она ведет себя вызывающе, говорит, что ей все безразлично, что ее держат как пленницу, потому что ребенок, которого она носит, будет сильней всех, кого когда-либо видели со времен Геракла, и что он превзойдет меня во всем и ни в чем не будет походить на меня? Мне надоели эти насмешки, я хочу знать правду» – «Так обратись к богам, – посоветовал я ему, – и пошли справиться об этом у оракула».

Рассказать обо всех этих событиях жрецам и расспросить пифию был послан в Дельфы Херон из Мегалополиса, один из придворных писцов. Вернувшись через несколько дней, Херон принес ответ оракула в том виде, в каком перевели его жрецы: «Из всех богов Филипп неизменно должен почитать Зевса-Амона, и ему следует ожидать наказания за то, что он застал свою жену при соитии с богом» (7).

Торжеству Олимпиады не было границ. Она с гордостью несла свою беременность, ставшую уже заметной, не стесняясь более сказать кому-нибудь, что у нее будет ребенок от Зевса. Она усердствовала в жертвоприношениях, в молитвах и долгие часы проводила в ожидании озарения, чтобы изваять душу ребенка.

Я старался несколько упорядочить ее рвение. Однако я не мог помешать ей по всякому поводу демонстрировать Филиппу свое пренебрежение и обращать его в предмет шуток. Облеченная в своих собственных глазах божественным заступничеством, эта оса не переставала его жалить. И это являло собой тем более тягостное зрелище, что мишенью служил могучий смуглый атлет, в полном расцвете сил и духа, мудрый законодатель, воин, предприимчивый строитель и искусный дипломат, павший жертвой презрения шестнадцатилетней девчонки с сияющими глазами, которой не хватило скромности перед лицом ее судьбы. Я знал, что она уготовила себе жизнь, полную несчастий.

Филипп был мрачен, к его беспокойству прибавился теперь суеверный страх; по глазам домочадцев он пытался угадать их мысли. При нем опасались произносить некоторые слова. Хотя он и плохо был обучен священным наукам, но все же знал достаточно, чтобы понимать, что у ребенка божественной природы есть и земной отец, и что божественный дух воплощается через мужское семя. Сон об опечатанных мехах неотступно преследовал его. Я посоветовал ему не придавать особого значения словам Олимпиады, вызванным ее чрезмерной молодостью и ее жреческим саном. Я подводил его к наилучшему объяснению сомнений: ничто не говорило о том, что не он являлся земным отцом ребенка, а в выборе, павшем на него, следовало видеть указание Зевса. Моей версии придерживались и жрецы. Этому поверили люди набожные, увидевшие подтверждение в предсказаниях, но далеко не все. Чтобы положить конец своим волнениям и оградить свою честь перед двором и народом, Филипп согласился удовлетвориться этим объяснением. Ко всему прочему, у него не было доводов в пользу ни одной из версий. Однако самое ничтожное проявление любви со стороны Олимпиады лучше успокоило бы его.

Весна выдалась беспокойной, с бурями на побережьи и многочисленными землетрясениями; в некоторых местах даже обвалились здания. В этих стихийный бедствиях Филипп видел мистическую связь со своей женитьбой, словно они его касались лично; всякая дурная весть, как ему казалось, подтверждала, что он совершил ошибку, женившись на заклинательнице змей, наводящей порчу.

Он воспользовался первым же случаем, чтобы удалиться от домашних забот. У границ Македонии зашевелились соседи, и он отправил на север войско под командованием своего военачальника Пармениона; сам же, убедившись в благоприятных предсказаниях, пошел на Халкидику. Таким образом, от отбыл в начале лета, в то время, когда Олимпиада должна была разрешиться от бремени.

Примерно за одиннадцать тысяч пятьсот лет до того времени, о котором я говорю, последние жившие на Земле боги открыли людям тайные законы Вселенной и передали им знание о Зодиаке, дабы те могли знать свою судьбу (8).

Зодиак – это огромное кольцо, идеальной окружностью охватывающее небесный свод, по которому, подобно бегунам на стадионе, движутся Солнце, Луна и планеты, называемые правителями. И, подобно тому, как все во Вселенной, от бесконечно большого до бесконечно малого, подчинено одним и тем же законам, числам, перемещениям, так и судьбы народов и людей могут быть вычислены, если знать, каким образом располагаются звезды по отношению друг к другу.

В двенадцати частях кольца Зодиака, которые называются знаками, вращаются правители, и само кольцо вращается вокруг Земли. Бытие каждого человека зависит от того, каково было расположение звезд при его рождении, и вся его жизнь, вся его судьба будет зависеть от того, как перемещается его созвездие в двенадцати знаках кольца. Поскольку сущность каждого человека двойственна и определяется соединением или противостоянием двух сил, то на каждое человеческое существо при появлении на свет влияют два знака: тот знак, в котором находилось Солнце, царь звезд, во время его рождения, и знак созвездия, которое поднялось в восточной части сферы в то время, когда ребенок испустил свой первый крик. Таким образом, ничего нельзя предсказать о судьбе человека, если знаешь лишь один из его знаков.

Знаки распределяются по отношению к одному из четырех элементов: это воздух, земля, вода и огонь, которые троекратно повторяются в кольце. Овен – первый знак огня. Он связан с победой Солнца над ночью, с пробуждением животворящих сил природы, с торжеством жизни. Так как всем народам Земли было явлено откровение, то повсюду, хотя и под разными именами, знак изображается одним и тем же способом – в виде рогатого овна, ягненка или руна.

У того, кто отмечен знаком Овна, в нижней части лба видны два сильно выступающих бугорка, подобных рогам баранов, которых можно встретить в наших овчарнях. Брови у таких людей очерчивают полную дугу и часто настолько срастаются, что как будто образуют иероглиф знака. Глаза у них расставлены чуть шире, чем у других. Они гордо держат голову, чуть наклонив ее вперед, потому что всегда готовы двинуться туда. Они бросаются в схватку с наклоненной головой и бросаются на вожака, чтобы его убить. Ничто не заставит их отступить от осуществления их желаний или задачи, которую они себе наметили; ничто не может их остановить в достижении цели, которая может граничить с безумием. Голова Овна уязвима для ударов и ран. В погоне за идеалом он часто очень быстро сжигает свою жизнь и падает, растратив силы. Горячечная смерть предписана ему судьбой, потому что огонь Овна, от которого занимается весь мир, сжигает его самого.