Но чтобы разместить новоселов на Новгородчине, их необходимо было обеспечить источником существования, то есть, по понятиям того времени, населенными земельными владениями. Таковые возможно было получить, только отобрав их у хозяев-новгородцев. Депортация наиболее ненадежных элементов новгородской элиты позволяла одновременно избавиться от потенциальных смутьянов и очистить место для вновь прибывших адептов Москвы. Иван Васильевич был прагматиком, наделенным достаточной волей и достаточным цинизмом, чтобы осуществить такую рокировку.
Среди вновь прибывших помещиков мы находим немало выходцев из княжеских родов, а также старых московских и городовых служилых фамилий – бояр и детей боярских. Но рядом с ними – множество малоизвестных имен служилого люда, в том числе «послужильцев» крупных магнатов.
В этой пестрой по социальному составу массе переселенцев на новгородские земли прибывает и основоположник интересующего нас рода Иван Муравей.
Относительно его происхождения и времени прибытия на новгородские земли существует несколько версий. Согласно канонической версии, восходящей к дворянским грамотам, выданным в XVIII веке[14], Иван по прозвищу Муравей был сыном рязанского боярского сына Василия Олуповского (варианты написания фамилии – Алаповский, Аляповский и даже Аламовский. Последнее, впрочем, скорее всего результат описки[15]). В новгородский край он прибыл где-то около 1500 года вместе со своим братом Есипом по прозвищу Пуща, ставшим родоначальником Пущиных. Эта версия в основных чертах по сей день воспроизводится во многих работах[16].
Грамоты на дворянство – это очень своеобразный источник, к сведениям из которого нужно относиться осторожно. Они часто составлялись на основании неполных и неточных данных, по изустным семейным преданиям. В рассматриваемом случае приходится ставить под сомнение многие указания основанной на дворянских грамотах канонической версии родоначалия Муравьевых.
Во-первых, время «испомещения» Ивана Муравья и его детей на новгородских землях – того события, которое стало поводом для первого документального упоминания о Муравьевых. Каноническая дата – 7008 год от сотворения мира, то есть 1500-й от Рождества Христова, – противоречит сохранившимся документам, из которых следует, что уже в 1493 и 1494 годах дети Ивана Муравья покупали холопов в Новгороде. На это еще в 1893 году обратил внимание исследователь генеалогии своего рода, выдающийся новгородский историк и краевед Михаил Валерианович Муравьев. Действительно, вот кабальная грамота 1493 года: «Григорей Мордвин Иванов сын Муравьев купил собе и своим детем Гредицу Феткова сына… И у него де Ивана служит Гридин сын Феткова Онисимко». То есть: Григорий Иванович Муравьев по прозвищу Мордвин (это старший сын Ивана Муравья) купил холопа Гредицу Феткова, сын которого Онисимко на тот момент служил у отца покупателя Ивана[17]. В подобной же кабальной записи 1494 года находим первое упоминание о третьем сыне Муравья, Михайле – от него и пойдет та ветвь Муравьевых, в которой триста лет спустя появится на свет главный герой этой книги. Вот эта запись: «Михайло Иванов сын Муравьев купил Павлеца Тимошкина сына Московитина да его жену Ориницу собе и своим детем»[18].
Когда же Муравьевы оказались на Новгородчине и начался их род? М. В. Муравьев уверенно называл дату: 1488 год. Основной его аргумент в том, что именно под этим годом летописи упоминают массовую депортацию новгородских землевладельцев и прибытие на их место служилых людей из центральных областей. Эту версию повторяет «Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона», а за ними Большая энциклопедия в 62 томах и Большая Российская энциклопедия[19].
Да, на 1488–1489 годы приходится пик грандиозной «рокировки элит», проведенной Иваном III. Но конфискации земель у новгородских владельцев и командирование на их места новоселов из Московских земель происходили и раньше, что подтверждается летописными текстами. Так, под 1484 г. читаем: «Тое же зимы поимал князь великий больших бояр Новгородских и боярынь, а казны их и села все велел отписати на собя, а им подавал поместья на Москве по городом…»[20]. Значит, земли освободились, и переселенцы могли начать прибывать и раньше. И Иван Муравей с семьей был, похоже, среди этих первых переселенцев.
В источниках есть прямое указание на то, что Муравьевы вместе с рядом других семей были «испомещены» на новгородских землях, то есть стали новгородскими помещиками, ранее 1488 года. Оригинал этого сообщения «испомещавшего» их по царскому указу государева писца Дмитрия Китаева не сохранился, но сохранилось нескольких частных разрядных книг, в которых имеются «выписи» из этого документа, большинство которых сделано в XVII столетии. В «выписях» имеются ошибки, например, великий князь Иван Васильевич именуется Иваном Даниловичем, но дата государева указа об «испомещении» воспроизведена точно: «Лета 6991 апреля в 8-ой день», то есть 8 апреля 1483 года[21]. В приведенном далее списке семей, которые были «в те поры испомещены в Вотской пятине», под номером 9 названы Муравьевы[22],[23]. К этому документу мы еще вернемся.
В посвященной Муравьевым литературе имеются также разнообразные суждения о том, куда именно были поселены Иван Муравей и его дети. Кто-то говорит, что Муравьевы получили в управление Лужецкий уезд[24]. Но Лужецкого уезда на рубеже XV и XVI веков не существовало. Кто-то рассказывает, что Муравьевым были пожалованы обширные земли, которые местами простирались до 10 верст[25].
Точный ответ на этот вопрос мы находим в переписной книге Вотской пятины, составленной в 1500 году тем же Дмитрием Китаевым и Никитой Губой. Основательность переписи поражает. Она содержит не только поименные данные обо всех вновь «испомещенных» семьях, но и сведения об их кабальных «людях» и проживающих на их землях свободных крестьянах, а также об объеме и номенклатуре их хозяйств и величине их доходов. Из нее мы узнаем, что в 1500 году сыновья Муравья Русин, Михаил и Иван Ивановичи были помещиками в Каргальском погосте Копорского уезда. Это примерно в 250 верстах от Новгорода на берегу Финского залива. Дворы Русина и Ивана находились «в сельце на Сойкиных горах у моря», где кроме помещиков жили также 17 крестьянских семей. Михаил, прямой предок нашего героя, тоже жил своим двором неподалеку, «в деревне на Сойкиных же горах», по соседству с двумя крестьянским семьями. Кроме сельца и деревни на Сойкиных горах братьям принадлежали еще три деревни. Записаны они как «Бородкино», «Другое Бородкино» и «Третье Бородкино у моря же» и имели 3, 6 и 2 крестьянских двора соответственно. Всего же на принадлежавших братьям землях, включая их самих с семьями, жили 46 человек, а доходу было «4 рубля, полсема (то есть 6½) гривны и пять денег, 14 бочек пива, 19 баранов, 11 полоть мяса, 2 пятка льну, 80 локоть полотка»[26]. Еще один сын Муравья, старший Григорий по прозвищу Мордвин, записан как помещик Сабельского погоста (50 верст от Новгорода) и совладелец 12 деревенек с 81 жителем[27]. Не очень-то это похоже на огромные владения…
Выше я уже писал, что в социальном отношении состав переселенцев был весьма пестрым. К какому сословию принадлежал основоположник исследуемого рода? Каноническая версия родословия Муравьевых уверенно определяет Муравья как сына «рязанского сына боярского». Что касается самого Василия Олуповского, то одни исследователи указывают только, что род Олуповских (Алаповских) давно угас (П. В. Долгоруков, Д. А. Кропотов, С. Н. Муравьев). Другие же возводят род Олуповских к прибывшему в XII веке «из земли немецкой мужу честну Радше» – общему предку многих старинных родов: Бутурлиных, Пушкиных, Неклюдовых, Мятлевых. Тому самому Радше, внук или правнук которого Рача «Святому Невскому служил». Этого мнения придерживались, в частности, такие авторитетные исследователи, как А. Б. Лакиер и М. Т. Яблочков. М. В. Муравьев в составленной им родословной приводит эту гипотезу, но не настаивает на ней. Причина – отсутствие документального ее подтверждения. Единственное основание – герб Муравьевых, на котором, как и на гербах вышеупомянутых родов, изображен прусский орел (Пруссия – предполагаемая родина общего предка Радши).
