Он видел ее улыбку, но вопрос его беспокоил; он хотел отвернуть это. "Нет. Не сейчас. Каждый раз, когда я вижу тебя, я молод ».

  «Но когда ты уйдешь, тогда ты стар?»

  Мэннинг ее не понимал. На мгновение между ними воцарилась тишина. Затем она поставила стакан и снова коснулась его рукой белой скатерти.

  «Не будь торжественным, Уильям. Весна, мы вместе, и этого достаточно. В тебе слишком много романтики ».

  «А ты, Жанна?»

  «Для меня этого достаточно», - сказала она.

  Но озадаченное выражение осталось на его лице. Он хотел было что-то сказать, но Анри подошел к столу. Анри был крупным мужчиной в белой рубашке и галстуке, с большим круглым лицом, похожим на полнолуние, окаймленным желтыми облаками волос.

  «Мадам», - сказал он.

  «Месье», - ответила она формально, как парижане приветствуют друг друга. «Я не очень хочу сегодня вечером, Анри. Уильям? Вы сделаете заказ? »

  "Форель. Свежее и лучшее, что я видел за несколько месяцев, должно быть, это предвестник нового сезона ».

  «А лимонный соус?» она сказала.

  «На этот раз с луком-шалотом».

  «Звучит замечательно. Как ты думаешь, Уильям?

  Он сдался, улыбнулся и присоединился к ней в заказе. Она заказывала еду с чувственным восторгом, всегда начиная с проформы «не слишком много» и заканчивая особыми заказами картофеля и салатов.

  Весь день было тепло. Небо было заполнено быстро движущимися кучевыми облаками, из-за которых солнце то появлялось, то вылетало, как школьник, играющий в игру.

  «О, вот он, Уильям, - сказала она, указывая элегантным пальцем на старика, который теперь возвращался в ресторан через парк. «Он будет играть за нас».

  Старик запел сентиментальную песню, играя мелодию ловкими пальцами, но растягивая аккорды, чтобы выжать из них последнюю каплю ностальгии. Это была меланхолическая песня, как последняя веселая песня вечера или последняя музыка Рождества, затихающая в новом году. Сладкие нотки отчетливо разносились в легком ветерке, который шелестел по деревьям в оазисе тишины, образованном фалангой жилых домов вдоль двух сторон треугольного парка. Место, где Дофин был сбит с толку вечерним гулом города; здесь, на берегу реки Ситэ, посреди Сены, они могли бы быть в загородной гостинице или устроить пикник в воскресенье днем ​​в садах Версаля.

  «Спустя столько лет, - сказал он. «Я не ожидал, что снова разделю с тобой первый день весны».

  Она быстро подняла глаза и увидела его глаза, и они ждали ее. Она отвернулась и посмотрела на старика, играющего в парке.

  - Ваш роман, Уильям, - тихо сказала она, не глядя на него, глядя на старика и глядя на что-то в памяти. «Это продолжается до нашего среднего возраста».

  «Каждый момент сейчас - только отражение прошлого».

  Она повернулась к нему. "Это Пруст?"

  "Нет. Только Уильям Мэннинг ».

  Она рассмеялась, и он понял, что все в порядке. На мгновение он почувствовал, что зашел слишком далеко, что он что-то ей предал. Или она отговорила его от себя.

  Он не мог никому это объяснить, ни Кизону, ни Хэнли; это не может быть помещено в отчет обратно в Раздел. Он добился успеха. Он восстановил с ней контакт. Он успешно солгал ей. Он позволил связям развиваться так, как хотел Хэнли. Чего он не мог сказать, так это того, что он обнаружил, что все еще любит ее; но ведь любовь не была прерогативой спецслужб.

  И все же эта вторая любовь принесла с собой чувство вины, настолько глубоко запечатленное в том, что он сделал с ней, и в том, что он будет делать снова, что любовь казалась более сильной, как темная граница усиливается в глазах смотрящего. . Теперь он любил Жанну не из жалости к тому, что он сделал или сделает снова; он не сентиментален своей тоской по ней; и все же эта любовь была для него гораздо страшнее, чем все, что случилось с ним за пятнадцать лет его работы в Отделении. Возможно, потому, что они стали старше; возможно, из-за всех зим, эта весна казалась такой хрупкой.

  «Уильям? Что вы делали сегодня?"

  Он был поражен; музыка закончилась. Она смотрела на него.