'Что это такое?'

  «Рубец», - сказал он ей. «Приготовленный с фасолью».

  'Фу.'

  'Попытайся."

  Она так и сделала, и на пять минут они перестали ссориться.

  Затем инжир и козий сыр, кофе и медроньо, бренди из земляничного дерева .

  Здесь, среди пыли, кошек и грязных детей, она выглядела как дома, подумал он, как в лучшем ресторане Лиссабона.

  Читая его мысли, она сказала: «Я не очень люблю казино».

  «Не тогда, когда ты проигрываешь?»

  'Или в любое другое время. Перестанем говорить о пацифизме и войне? »

  Ему это тоже нравилось - она ​​каждый раз поднимала эти темы.

  «Пойдем посмотрим, как бегут быки. Тебе нравится коррида?

  «Я уверен, что вы так думаете. На самом деле я никогда не был на корриде ».

  «Здесь они другие», - сказал он ей, оплачивая счет, который был практически пустым. - Они не убивают быков ради одного, то есть не раньше следующего дня. Рога быка обтянуты кожей, и восемь тореадоров должны овладеть быком. Один из них пытается схватить быка за рога ».

  "Разве мы не все?" спросила она.

  *

  Пока они ели, лодочник Карлос звонил в Лиссабон. Два звонка, две выплаты; поездка окупится с лихвой.

  Сначала он позвонил в посольство Германии на улице Руа-ду-Пау-да-Бандейра и попросил соединить его с человеком по имени фон Клаус, который работал в канцелярии.

  Беседа была короткой. Он сказал фон Клаусу, что Хоффман и еврейка проводят свой день, как и планировали.

  - Вы их вернете?

  "Сим"

  «Позвони мне, когда они вернутся».

  «Сим».

  Второй звонок был сделан русскому по имени Злобин, который, как и большинство русских в Лиссабоне, выдавал себя за балканского беженца, богатого, остановившегося в отеле «Авиз».

  Разговор был почти идентичным.

  Оба звонка отслеживала британская МИ-6 и передала Кроссу.

  Сидя за столом, глядя на сад позади британского посольства, Кросс подумал: «Лучше бы тебе поскорее зацепить его чертовски быстро, Рэйчел, моя девочка, или будет слишком поздно».

  *

  Улицы были забаррикадированы деревянными заборами, похожими на ранчо, с аварийными выходами, и хотя быки уже прошли свой расцвет, кто-то неизменно получал травмы.

  Хоффман и Рэйчел заняли позицию на безопасной стороне забора возле выхода. Вокруг них собрались толпы, которые расхаживали по улицам и наклонялись с балконов, с которых капала герань. В воздухе пахло вином и пылью; все девушки выглядели красиво.

  Рядом с ними стоял худощавый мужчина в белой рубашке и черном брюки, его толстая жена, улыбавшаяся из-под шали, и их сын, которому было около шести лет, с короткими черными волосами, яркими, как иглы, и улыбкой, подаренной ему его матерью.

  Мужчина протянул Хоффману бутылку. «Пей, - сказал он, - это придаст тебе смелости противостоять быкам».

  Хоффман попробовал ликер, сырой бренди. Он наклонил бутылку и почувствовал, как она обожгла ему горло и упала ему в живот, как расплавленный свинец. «Спасибо, - сказал он по-португальски, - но я туда не пойду. Ты?'

  «В прошлом я всегда уходил. Но в этом году сейчас. Обещаю жене. Его жена продолжала улыбаться. «Вместо этого я напиваюсь», - опрокидываю бутылку.

  Хоффман повернулся к Рэйчел: «Как ты думаешь, мне нужно идти?»