Проходя через Праса Россиу, главную площадь города, он слышал, как взрываются петарды, похожие на выстрелы. Он остановился и купил красную гвоздику, стебель которой был обернут серебряной бумагой, у продавца цветов у фонтанов, чтобы подарить девушке по имени Кандида. Она была дремлющей, у нее были теплые конечности, она отрезала стебель гвоздики и носила цветок в волосах, которые сияли сине-черным на солнце. Хоффман не был влюблен в нее, что, по его мнению, было очень жаль.

  Он покинул площадь и свернул на Руа-да-Мадалена, намереваясь подняться к крепостному валу Каштелу-де-Сан-Хорхе, замка Святого Георгия, который стоит на одном из семи холмов Лиссабона. Или было одиннадцать, или даже тринадцать? Гиды умоляли отличаться; Хоффман подумал, что это типично португальский язык, не подозревая, что из-за своей молодости практически ничего нетипичного.

  Он также не знал, что за ним следит мужчина с автоматом российского производства в кармане плаща. У этого человека были пухлые черты лица и мясистый нос, и он ходил так, как будто в остроконечных коричнево-белых туфлях онносил ушиб ноги; в обычное время тяжелый плащ из габердина и широкополая шляпа вместе с туфлями бросались бы в глаза жарким вечером, но не в те дни, когда было достаточно часто увидеть богема или словака в диковинной одежде, спешащих к какому-нибудь секрету. рандеву.

  Хоффман повернул налево и начал подниматься, стены замка впереди него. Он пришел на встречу раньше и намеревался потратить десять минут или около того, блуждая по стенам замка с их сенсационными видами на город и Тежу.

  Мужчина в остроконечных туфлях последовал за ним.

  Поглощенный мыслью о предстоящих в этот вечер удовольствиях, Хоффман чуть не столкнулся с женщиной, несущей на голове корзину с фруктами; она проклинала его, но сохраняла равновесие с достоинством. Шествие детей в национальных костюмах рассыпалось, когда мальчишка с шипением бросил фейерверк; когда он взорвался, все восторженно закричали.

  Человек в остроконечных туфлях нащупал пистолет в кармане, согнул указательный палец на спусковом крючке. Пистолет был горячим и тяжелым, как и он сам. Почему они не могли дать ему более старую добычу вместо горного козла? Хоффман не обладал телосложением прирожденного спортсмена, но был стройным и гибким.

  Хоффман прошел по короткой улице, обсаженной липами, и вошел на территорию замка. Замок был финикийским, мавританским и христианским; кроме стен его осталось не так уж и много.

  На пыльной поляне сразу за воротами девочки-подростки исполняли импровизированный народный танец. На них были длинные юбки в зеленую, золотую и красную полоску, белые блузки и зеленые и красные платки. Женщина зритель распирает со знанием сказал Хоффман , что они были с севера, оскорблен , что Feira в Лиссабоне был такой сдержанный дело.

  «Только не в« Альфаме », - подумал он: там никогда не было ничего скромного». Он подошел к каменному парапету и посмотрел вниз на лабиринт, крыши которого напоминали брошенную колоду заплесневелых игральных карт. Так плотно засажены террасы на склоне холма, так прочно они были засажены, что они выдержали землетрясение, опустошившее остальную часть Лиссабона в День всех святых 1755 года, и последовавшую за ним приливную волну. Там каждый день была фейра.

  Мужчина в остроконечных туфлях подошел ближе, остановился. Онне ожидал, что Хоффман придет в это общественное место. Он нерешительно повернулся и посмотрел на танцоров, застенчиво спотыкающихся перед статуей. Он сунул свободную руку в другой карман плаща и нащупал покупку, которую сделал утром, - дюжину петард.

  Хоффман смотрел на город и Тежу, называемое Соломенным морем, потому что на закате оно часто становилось золотым. Теперь это было золото. Устье было настолько широким, что посетители часто думали, что открытое море находится слева от города, тогда как, конечно, Атлантический океан пролегает справа через более узкий канал.

  Хоффман направился к остаткам укреплений. Если не считать танцующих девушек, это было в стороне от фестиваля здесь. Вы могли чувствовать пространство. Несколько американцев с фотоаппаратами прогуливались по валам. Хоффман думал, что в Судный день будут фотографировать американцы.

  Он знал одного из них, стройного молодого человека из американского консульства, который делал все возможное, чтобы выстоять в бесконечной очереди за визами в Соединенные Штаты. Это была безнадежная задача, но, по крайней мере, он был вежлив и относился ко всем старушкам, как к своей матери.

  Он указал на корабли, застывшие в золотых водах, и сказал: «Трудно поверить, что Европа горит, не так ли?»

  Хоффман спросил: «Пала ли Париж?» Американец по имени Кеньон знал о таких вещах.

  - Не совсем, но его можно взять. Думаю, завтра. Тогда Франция уйдет. Единственными нейтральными странами в Европе будут Швейцария, Швеция, Испания, Турция, Ирландия и, конечно же, Португалия. И Британия останется в одиночестве. Но ненадолго, если не произойдет какое-то чудо ».

  «Черчилль говорит о чудесах», - сказал Хоффман. «Дюнкерк был чудом».

  'Чудо? Возможно. Все равно отступление, поражение. Без такого чуда они могут обойтись ».

  «Я полагаю, - сказал Хоффман, подбирая слова, - какое чудо им нужно - это американское вмешательство».