– Не отвлекайся, пожалуйста, – прервал ее я.

– А, да. В общем, я многое узнала и главное, что заметила, что когда одеваю такие линзы, а они называются «линзы-хищника», то только наглые «приходящие» пытаются говорить, остальные опасаются.

– Ну, а все остальное, я имею ввиду твой вид, тоже для устрашения?

– Нет, просто заметила, что кто вызывающе одевается привлекает внимание только один раз на мгновение, а после хоть донага раздевайся никто тебя не заметит.

– Полгода назад у меня умерла бабушка и, слава богу, что мне к тому моменту уже исполнилось восемнадцать лет. Через полгода смогла в наследство вступить. Пусть из наследства только дом и придомовые сооружения остались, но он большой, трехэтажный, крепкий, добротный, теплый с каменным фундаментом, а подвал как еще один этаж. Спасибо большое, папе за дом. Он каждую свободную копеечку в дом вкладывал. Хотел, чтоб внукам было где разгуляться, поэтому и покупателей было много. По местным меркам не дом – это вовсе, а дворец. Из города приезжали покупатели упрашивали, умоляли, угрожали, но я не продала. Около полутора лет назад беженцы из Украины приехали, и председатель попросил поселить их временно у нас. Но как в народе говорят, что не бывает более постоянного, чем временное. Семья Ничепоренко Артем и София и дети Виктор и Ольга как-то естественно вошли в нашу с бабушкой семью. Баба окружила заботой детей и меня, пока София и Артем работали. Мы частенько ужинали вместе, вместе отдыхали и не было ни у нас, ни у них «камней за пазухой». Понимаете, я бы быстро почувствовала неладное. После смерти бабушки София и Артем стали мне дядей и тетей, а их дети двоюродным братом и сестричкой.

– С этим понятно, значит официально ты полная сирота. Но вот с другим придется что-то делать. Дарья, я тебя внимательно выслушал и, если не ошибаюсь, ты сильная девочка. Это так? – спросил я, хотя на тот момент многое мне показалось выдумкой.

– Вы не верите мне? Я вижу.

– Что ты девочка. Я верю тебе, – защищался я как мог.

– Нет это ложь.

– Согласен. Это настолько необычно, что, по правде говоря, многое мне кажется надуманным. Но это наши с тобой отношения и верить или не верить тебе, это уже моя прерогатива. У нас есть проблема посерьезнее. Я понимаю тебе легче спрятаться ото всех за столь экстравагантным видом, но нас не поймут ни в министерстве, ни в управлении образования. Даже стоит тебе только раз в таком виде попасться на глаза ректору и в течении трех минут ты получишь на руки приказ об отчислении за внешний вид. Давай с этим что-то делать. Я предлагаю: пойти со мной на экзамен и как можно быстрее сдать его. Готова? Затем ты пойдешь домой и приведешь себя в порядок, завтра сдаешь следующий экзамен в первой пятерке и сразу ко мне. Кстати, у тебя есть где остановиться? – поинтересовался я у девушки.

– Да-да, я живу у знакомой девочки из нашей деревни, а она на квартире. Хозяйка разрешила пожить на время вступительных экзаменов, – прощебетала Дарья.

Я проводил девушку к Ирине Викторовне и упросил ее, в виде исключения и в рамках оказание помощи круглой сироте, допустить Дарью до экзамена. Она только буркнула: «Я так и думала, что отшлепать ее давно пора, да некому», – но допустила до экзамена. Позже Ирина Викторовна вновь зашла к проректору вся одухотворенная и все щебетала: «Я не понимаю современную молодежь. Какая умничка! Как излагает! Как мыслит! Какие глубокие знания! И такой вид. У человека все должно быть прекрасно и ум, и душа, и внешний вид. Да-да повторяю, и внешний вид. Эту девочку только с закрытыми глазами слушать можно. Не понимаю, бессмыслица какая-то».

– Вы о ком, Ирина Викторовна? – прервал я ее тираду.

– Ну, о той красавице в чулках в сетку. Даше Радевич. Я уже, наверно, перестаю понимать этот мир. Да, пора на покой. Ошиблась я в девочке, так горько ошиблась и обидела зря. Извиниться что ли, Сергей Андреевич?

– Ни в коем случае, вы все правильно сказали. Университет – это храм науки. Храм, а в храме и одежда должна быть соответствующая.

– Я-то понимаю, но какая умничка, какая умняшка. «Потом когда-нибудь извинюсь», – подумала она, выходя из кабинета. Если бы она знала, как скоро ей представиться такая возможность.

Сергей Андреевич буквально на минуту замолчал, остановив взгляд на старинном подсвечнике. Подсвечнику в настоящее время было какое-то неимоверное количество лет: сто пятьдесят или около того. Он перешел им по наследству от прадедушки. Эля много раз рассказывала, что они всей семьей любили ужинать под треск свечей. Сергей Андреевич молча смотрел на подсвечник и только можно было догадываться какое море чувств бушевало внутри.

– Так вот, – продолжил проректор. – Через полгода, ко мне в кабинет вбегает Ирина Викторовна. Взглянув на женщину, я не на шутку испугался. Всегда подтянутая, строгая и гордым, слегка высокомерным взглядом, сейчас она предстала испуганной, несчастной и крайне несчастной женщиной. Опухшее лицо, заплаканные глаза и растекающаяся в нескольких местах тушь довершили образ женщины, пережившей трагическое событие.

– Сергей Андреевич, вы обязаны дать мне отпуск за свой счет, не знаю на какой срок. Позже по возможности сообщу. Заявление я написала с сегодняшнего дня, замену пока возьмет на себя старший преподаватель Соколова Анна Львовна, – как пулемет выстреливая целую обойму, серьезно произнесла Ирина Викторовна.

– Голубушка, у вас что-то случилось? – поинтересовался я, не понимая какую помощь можем ей оказать и, вообще, что случилось. Мои слова стали тем триггером, который резко раскрутил спираль сдерживающий женщину. Она как подкошенная упала на стул возле окна и разрыдалась. Плача, всхлипывая она пыталась что-то рассказать, но ни одного слова было не понять. Я вызвал секретаря, попросил принести успокоительного и пригласить врача. Секретарь никогда не видела эту строгую женщину в таком состоянии, войдя в кабинет застыла в недоумении и мне пришлось заново повторить сказанное, даже слегка прикрикнуть на нее. Через пять минут кабинет наполнился коллегами по университету, успокаивающих Ирину, доктор суетилась с уколом, секретарь и я пытались понять, что сквозь слезы и причитания пытается нам сказать женщина.

III

.

– У Ирины Викторовны мать пропала. Пошла в магазин и уже более девяти часов от нее не поступало сообщений, – тихо сказала девочка с кошачьими линзами, но ее слова в невообразимом бардаке, творящемся в кабинете, прозвучали, как разорвавшаяся граната. Это была Дарья. Кошачьи линзы – это единственный аксессуар, разрешенный мной после первой встречи. Сейчас в дверях кабинета стояла молодая, но уже полностью сложенная девушка со светлыми волосами, неброским макияжем, в приталенном джинсовой костюме. Девушка, как девушка, таких в универе более двух тысяч. Ирина Викторовна приподнялась с дивана, на который ее переместили со стула и произнесла: «Откуда ты, девочка, знаешь?» – спросила преподаватель, прекратив истерику и пристально вглядываясь в девушку.

– Прошу вас всех выйти из кабинета. Останутся только Ирина Викторовна и Сергей Андреевич. Прошу Вас, – сказала девушка, подходя к дивану.

– Прошу всех выйти, – сказал я так что мою просьбу восприняли как приказ. Выпроводив всех и врача, которому объяснил, что, если понадобиться, мы его вызовем, сам направился помогать девушке.

– Ирина Викторовна, пожалуйста, присядьте, так чтоб вам было удобно и спокойно. Расслабьтесь и дайте мне вас прочитать.

– Что?

– Ирина, выполняй что тебя просят и все будет хорошо, – серьезно сказал я и после предупреждения Ирина была послушной пациенткой. Дарья, не прикасаясь к телу Иры поводила руками возле головы, в районе сердца, живота и по конечностям.

–Ирина Викторовна, вы случайно имеете с собой какую-нибудь вещь вашей матери?

– Да, она забыла телефон на столе, – сказала преподаватель, передавая Дарье раскладушку. Девушка подержала телефон в ладонях и видно было что какой-то невероятный груз свалился с плеч этой хрупкой девчонки.