– Да что ж ты такое говоришь, Толя, – вступилась за сына мать. – Там же бандит на бандите, клейма ставить негде. «По соплям надавать»? Вот иди и надавай.

При всех разногласиях отец с матерью сходились в том, что половина их дома по-хорошему должна бы сидеть, а вторая половина – носить первой передачи.

– Не по чину за него впрягаться, – возвысил голос глава семейства. – Я как слез с горшка, сам за себя разруливал. А ты мотай на ус, – назидал Бывшев. – Батя дело говорит.

Разговор всегда шел по одному и тому же плану – пьяно закошмарив сына, Бывшев-старший переходил к отеческому наказу.

– У бати почему уважение? Потому что он себя по жизни поставил. Считай сюда. Оклад сто тридцать чистыми. Раз. Выслуга капает – два. Квартальная – вот тебе три. Ну?

Перед носом Олега один за другим загибались сухие узловатые пальцы с выщербленными ногтями.

– Пайковые – четыре. Считаешь? Тринадцатая в конце года – пять. А? Не слышу. Пенсия в сорок пять – шесть. Как тебе? Учись, сосунок. В школе так не выучат. Униформа казенная зимняя и летняя – вот тебе семь. Сапоги, ботинки – будь любезен. А отпуск 40 дней забыл? Говори, забыл?

– Не забыл, – мотал головой Олег.

– А пансионат ведомственный учел? А северные посчитал? А командировочные? Ты считай, считай, спиногрыз. Пальцев тебе не хватит сосчитать, сколько батя вот этими руками… А ты терпилу мне включаешь. Смотри, себя не поставишь, загонят под шконку. Там и просидишь всю жизнь.

В дверь позвонили.

– Открой там, мать, – крикнул отец. – Кого еще принесло? Куда пошел? Стоять смирно! Что, команда вольно была? Пойдешь, когда батя прикажет.

В прихожей глухо зазвучал посторонний мужской голос. На кухне показалась растерянная мать Олега.

– Толя, там милиция… Спрашивают, глава семейства дома ли?

В прихожей стоял лейтенант.

– Участковый оперуполномоченный такой-то, – представился офицер. – Вы хозяин квартиры? – обратился он к отцу.

С Бывшевым-старшим произошла удивительная метаморфоза. Забыв про сына, осанистый носитель гордой фамилии вдруг ссутулился, уменьшившись в размерах. Олег с изумлением наблюдал эту перемену.

– Так точно, – кивнул он робко.

– На документы могу взглянуть? Пройти разрешите? – милиционер кивнул в сторону кухни.

– Да-да, конечно, – очнувшись, зачастил отец. Кивая, показал рукой в кухню и тут же суетливо побежал туда первым. – Нет-нет, не снимайте, так проходите, – запротестовал он.

– Кто эти люди? Родственники? – кивнул милиционер на Олега с матерью.

– Так точно, родственники, – с готовностью подтвердил отец. – Жена, сын. Чайку будете? Вы не сомневайтесь, гражданин начальник, у нас документики в порядке. Прописочка имеется. Все как положено. Принеси паспорта, – крикнул он жене, а та уже сама бежала к шкафу с документами.

– Что же это вы, гражданин Ефимов, вовремя не отмечаетесь? – укоризненно обратился милиционер к отцу. – Встали на путь исправления, так уж идите, не сворачивайте. Вышли по УДО, так уж будьте любезны.

– Виноват, гражданин начальник. Ошибочка вышла – сконфуженно пробормотал отец. – Не Ефимовы мы. Бывшевы мы.

Жена разложила перед гражданином начальником красные книжечки.

– Тааак, – удивленно сказал милиционер, раскрыв паспорт отца. – То есть, вы не Валерий Ефимов?

– Никак нет, – с готовностью отозвался отец.

– Как же так, – офицер извлек из планшета сложенную вчетверо бумажку. – Это ведь квартира 17?

– Так точно, – подтвердил отец. – Семнадцать. Вытянув шею, он заглянул через плечо офицера в бумажку, исписанную от руки. – А тут, я так думаю, написано «одиннадцать». Просто вторую единичку написали как семерку.

– Ну точно. Там зэк какой-то живет в одиннадцатой. Это на втором этаже – отозвалась жена.

– Извините, – офицер встал, – вышла накладка. Прошу прощения за беспокойство. Я новый участковый, еще не успел со всеми познакомиться.

– Ничего-ничего-ничего, – снова зачастил отец. – Хорошо, что пришли. Заходите еще, всегда рады. Живем мы в соответствии. Не нарушаем. А если и это, – он показал ладонью на горло, – то в меру и тихонечко.

– Ну, если в меру и тихонечко, то можно, – успокоил отца мент. Тот захихикал, закивал и побежал открывать перед офицером дверь.

– Вы только обратите внимание, товарищ участковый, – заговорил он уже на пороге. – Крайне сомнительная публика у нас в подъезде. Не только этот зэк, хоть бы посадили его поскорее. Я бы тут много кого пробил. Вы уж возьмите на карандашик. Первый подъезд. И другие тоже.

– Буду иметь в виду, – сказал участковый неопределенно и направился вниз.

Отец проводил его взглядом и осторожно прикрыл дверь. Бывшев-младший наблюдал за Бывшевым-старшим исподлобья.

– Чё зенки вылупил, говнюк, – рявкнул старший на младшего, – а ну марш спать! И для придания своим словам веса по-взрослому отвесил сыну затрещину.

Затылок будто огнем вспыхнул. Олег взвыл и бросился в свою комнату. С ним случилась истерика. Накрыв голову подушкой, он орал в другую. Крупная дрожь сотрясала все его тело.

Незаметно вошла мать, опустилась на кровать рядом. Он постепенно затих, но трясло его по-прежнему. Я стану, повторял он. Я стану милиционером. Я заберу его. Я отвезу его в тюрьму.

Станешь, говорила мать тихо и убежденно. Обязательно станешь. Будешь большим начальником. Он сам приползет к тебе. Ботинки твои целовать будет. Все они приползут на брюхе, сынок. Все так и будет. И гладила его по голове.

Ночью, успокоившись, он пробрался в ванную и долго, долго, долго намыливал руки с мылом. Смывал, придирчиво нюхал и снова намыливал, и снова смывал, пока не осталось на них никакого человеческого запаха. Ничего, кроме свежего мыльного аромата.

***

Олег нечасто показывался во дворе. О том, чтобы присоединиться к пацанам, не могло быть и речи. Выйдя из подъезда, он молча и быстро сворачивал за угол, чтобы попасть на оживленную улицу. Двор с его обидами оказывался позади.

Гость со товарищи его не замечали. Он словно сделался стеклянным. Толкнув подъездную дверь, иногда встречался с кем-нибудь из них взглядом – но в следующий момент видел только равнодушный затылок.

Он ненавидел и прилипшее к нему новое прозвище, и Семенова, и свой статус, определенный Гостем. Если бы они заговорили с ним, Олег бы все объяснил. Он не трус, но испугался. По словам матери, все они будущие преступники и скоро отправятся на зону валить лес. Матери он верил. Но она не научила его правильному общению с преступниками, пусть даже будущими. Спрашивать отца ему не пришло бы в голову. В крохотном мирке Олега отец заведовал адом.

Отец охранял какой-то «объект» и раз в неделю уходил на целые сутки. Возвращался домой ранним утром следующего дня, стуча сапогами и распространяя запах гуталина и табака. После дежурства был он трезв, мрачен и всегда при кобуре под кителем, пристегнутой к широкому ремню. В другие дни кобуры при нем не было. Заспанные мать с Олегом непременно дожидались его в прихожей – так было положено. Домочадцы должны встречать усталого кормильца у родного порога. Глава семьи чтил ритуалы и умел потребовать от подчиненных ему жены и сына должного уважения.

– Это настоящий? – не удержавшись, спросил как-то Олег, глядя на кобуру.

– Отставить вопросы, – не оборачиваясь, холодно буркнул отец. Стоя у зеркала в прихожей, он приглаживал ладонями жидкие волосы, пытливо вглядываясь в отражение. Сейчас ловко отстегнет кобуру, отрывисто прикажет матери «убери», и та понесет ее в большую комнату прятать в ящике комода, а начальник семьи отправится на кухню недовольно завтракать. Затем, повеселев, произнесет непонятное «ну, теперь шило в стену – и на боковую» и на весь день закроется в спальне, наглухо задернув шторы. Шуметь в эти часы было себе дороже. Олег и не шумел.