Пока она читала письмо, я разложила перед Симоном простые яства.

– Я ничего не понимаю, – проговорила Рик, дочитав до конца. – Лоскутное одеяло?… О чем он говорит? Это ведь письмо от Эдвина?  – она непонимающе посмотрела на меня.

– Он пишет о том, что мы должны быть готовы к осаде, – пояснила я, отщипывая ворону куски мяса помельче, чтобы ему удобнее было глотать.

Рик опустила бумагу на колени, хмурясь.

– Но Томас уверял, что к зиме войне конец.

– Он по-своему прав, – мрачно заметила я.

Если все действительно так плохо, как описывал Эдвин, – а он в отличие от брата не имел привычки преувеличивать или преуменьшать опасность, – и сообщество не пожелает вмешиваться в политику и не поможет, осады не миновать. Тогда все будет зависеть от того, как долго мы сможем ее выдерживать.

Вполне может быть, что к середине зимы придется сдаться.

Насколько сильны наши потери? Сколько запасов осталось с прошлых лет, сколько людей мы сможем укрыть за стенами?… В голове носились беспорядочные переменные и цифры, которые были так важны пять лет назад, а сейчас оказались почти забыты.

Самой мне с этим точно не справиться, я не смогу просто заявиться в кабинет министров и начать копаться в бумагах, не смогу отдавать приказы: меня выпроводят из замка с факелами и вилами, посмей я командовать, мое присутствие и так едва выносят.

– Извини, тебе лучше уйти, – вдруг сказала Рик, опуская листок. – Мне нужно написать Томасу.

– Симон долетит до них быстрее любого гонца, – сказала я. – Давай отправим ответы вместе?

Рик молча смотрела на меня, и все сомнения читались в ее глазах ясно, как в книге.

Что это за письмо такое, на котором даже нет печати? Откуда она может знать, что это действительно писал Эдвин, что Эдвин, которого она видела меньше десяти минут, действительно помогает ее мужу, а не сидит где-то в полях, рассуждая о землях для колдунов и о том, что я, как бывшая принцесса, вполне могу «взять дело в свои руки»?

Рик скорее доверила бы свое письмо для Томаса лесному еноту, чем мне. Я не стала ее останавливать: если она узнает правду из привычного запечатанного свитка, то скорее поймет, что я ей не враг.

Мне оставалось только терпеливо дожидаться, пока придет ответ Томаса, и Рик, если не разрешит мне помогать, то хотя бы начнет готовиться к осаде сама.

Дни потянулись один за другим, как и прежде, разве что взгляд Рик стал еще холоднее. Она, похоже, всерьез решила, что я собираюсь захватить королевство, и с ума сходила от ужаса, не зная, как со мной справится.

Мне было жаль ее. К тому времени я уже заметила, что положение королевы давалось Рик нелегко, она бросала все силы на то, чтобы не подвести мужа, но ей отчаянно не хватало навыков. Она переживала за Томаса, за королевство, за Нилса, еле удерживала в замке порядок, – хотя это сильно сказано, Рик не могла переспорить даже самую робкую служанку, –  и ко всему прочему еще я под боком. Ведьма с кровавым прошлом, чье положение она посмела занять, – я бы и не так перепугалась, окажись на ее месте.

Когда-то у меня в голове не укладывалось, что Эдвин мог устроить этот спектакль с помолвкой просто из ревности, а вовсе не потому, что ему понадобилось королевство. Так и Рик не могла поверить, что мне вовсе не приспичило вернуть корону.

Одной из ночей я выбралась из комнаты, чтобы пройтись по замку.

Прогулявшись в ночном саду под полной луной, я набрала трав для чая, а затем отправилась на кухню, предвкушая спокойную трапезу в гордом одиночестве. Можно было бы позвать с собой одного из дворцовых котов, чтобы было, с кем поговорить, но ни один из них мне не попался.

Однако на кухне я оказалась не единственной полуночницей. Рик уже была там, когда я пришла. Она сидела за пустым столом, перед стояла полная до краев чашкой с уже остывшим отваром. Рик упирала в лоб сложенные, как в молитве, кулаки, ее лоб был нахмурен, а лицо в свете масляной лампы казалось сильно покрасневшим. Перед ней лежал распечатанный лист бумаги, печать на котором я узнала издалека. Видимо, Томас, наконец, все ей рассказал и подтвердил слова Эдвина.

Она заметила мой светлячок и испуганно утерла глаза. Не сказав ни слова, я, как и собиралась, прошла в кладовую за остатками ужина, затем вытащила из буфета пару чашек и села напротив Рик.

Растерев в руках собранные травы, чтобы они дали сок, я положила их в обе чашки, залила водой из остывшего чайника и подогрела магией. Состряпав  это нехитрое снадобье от всех горестей, я пододвинула один из сосудов к  Рик, а из другого отпила сама.

Она посмотрела на чашку с сомнением, но потом все же выпила, морщась, словно я предложила ей перцовки. Но, как оказалось, чай с мелиссой, даже подогретый колдовством, ничем не отличается от обычного, и лицо Рик разгладилось

Мы продолжили молча сидеть в ночной тишине, так непривычной для суетного замка. Я принялась за остывший ужин.

– Я так боюсь за него, – вдруг тихо призналась Рик, смотря в свою чашку. По ее щеке скатилась слеза и упала в дымящийся напиток. – Каждый день он там, и я с ужасом думаю, что однажды утром гонец станет рассказывать мне, как храбро он сражался перед смертью… Я просто не вынесу этого.

Она всхлипнула и закрыла лицо руками, до бела сжимая пальцы у глаз. Я молчала, сочувственно смотря на ее хрупкую фигуру.

Что тут сказать? Едва ли я могла разделить ее переживания, в отличие от Томаса, Эдвин никогда не станет рисковать собой. Я точно знала, что в случае крайней опасности он просто сбежит оттуда, прихватив с собой брата: героизм не его стезя. Томас же первый полезет на мечи, защищая своих людей, в этом я не сомневалась. На месте Рик я бы уже давно поседела.

Однако подумав, я все-таки нашла, чем утешить ее.

– Он не один, – сказала я, неловко сжимая собственную чашку. – Когда я впервые встретила Томаса, он готов был сражаться за меня и Эдвина, защищать моего отца, даже когда врагов было вдесятеро больше, а он не мог противопоставить им ничего, кроме меча и сноровки. Уверена, сейчас он ничуть не изменился, но теперь он не просто воин, он король. Ни его люди, ни Эдвин не позволят ему рисковать собой.

Рик кивнула, отпив еще чая и прикрыв покрасневшие веки.

– Я всегда уважала Томаса за его принципы, но теперь… я рада, что с ним рядом есть кто-то вроде твоего мужа, – проговорила она, и подняла на меня ясные голубые глаза. – Прости меня. Я не знала, что о тебе думать. Томас никогда о вас не рассказывал, только мельком, и я испугалась…

Я жестом остановила ее. О ее страхах я могла догадаться и без объяснений.

– Лучше расскажи, как вы с Томасом познакомились, – я улыбнулась, надеясь, что сумела вложить в эту фразу все свое дружелюбие.

Как ни странно, Рик согласилась на мою игру. Лишь позже я поняла, почему ей оказалось так легко сменить гнев на милость: на самом деле во дворце ей было не менее паршиво, чем мне самой, и поговорить ей так же, как и мне, было не с кем.

Она родилась дочерью небогатого провинциального графа, который приехал на коронацию Томаса и пригласил его в свое поместье, в тайне надеясь, что молодой король заметит красоту его дочери. В ее семье жили бедно, она была старшей из дочерей, – Рик оказалась ровесницей Томаса, – и осталась последняя незамужняя, так что отец всерьез намеревался отдать ее за местного кузнеца. Каково же было их удивление, когда Томас не только согласился приехать погостить, но и всерьез заинтересовался Рик. Сама она не одобряла затею отца и не хотела покидать родные земли, однако искренне полюбила Томаса и отважилась уехать с ним, хотя никогда не хотела быть королевой. Во дворце Рик было непросто, Нилс немного подрос и она только начала приспосабливаться, как Томас уехал, оставив ее один на один с кабинетом министров и решениями, которые она никогда не готовилась принимать. Для дворцовых она была и оставалась деревенщиной, слуги ее ни во что не ставили, не говоря уже о министрах или послах. Ее не слушались и не помогали, на ее замечания не реагировали, без Томаса все делалось кое-как и она не могла найти в себе силы исправить это.