– Хорошо, что покупателей сегодня мало, закрыла пока пекарню. Ну что думаешь?

Нина покачала головой, тихо произнесла:

– Ничего хорошего. Отдавать нельзя, у себя оставить нельзя. Надо хоть ошейник снять.

– Вот и я про что. Кузнеца бы позвать. А как опять же? Ведь выдаст.

– Феодора спроси. Он с кузнецом договорится, ему не откажут и не выдадут. Мне в аптеку пора возвращаться. Я тебе пришлю порошок красильный. Разведи в воде до кашицы, намажь ему волосы, только хорошо промажь, чтобы ровно прокрасились. Оставь на час, потом смой просто холодной водой. Переодеть его надо. Он красивый, прямо как девочка. Есть лишняя туника и покрывало? Перешить немного придется.

– Будешь Галатеей, – повернулась она к мальчику. Он опять замотал головой.

– Не хочешь? – прошипела сердито Нина, – мы, женщины, из-за тебя можем в подземелья попасть, а ты в девочку переодеться не хочешь?! Раз гордый такой – иди ищи других помогальщиков.

Пышная Гликерия бросилась к Галактиону, обняла.

– Не ругай его, – зашипела на Нину в ответ. – Он все сделает, как мы скажем, правда? – Гликерия заставила мальчика посмотреть ей в глаза.

Он кивнул медленно, и, прижавшись к ней, тихо заплакал.

Нина только вздохнула.

– Я пойду, краску пришлю сейчас. Вот тебе мазь, завтра надо смазать опять синяки, – она еще порылась в корзинке, достала крохотный флакон.

– Выпей сама и ему накапай. Да смотри – не больше двух капель на чашку воды, а то заснёте. Хотя ему лучше бы поспать.

– Нина повернулась к выходу, потом вернулась.

– Гликерия, а сикофант-то ничего про меня не спрашивал? И про отравление?

– Нет, я ж сама думала он с этим и пришел, а оказалась другая беда. Может, ему теперь и не до тебя будет, отстанет он от твоей аптеки. То ж подмастерье кузнеца, а тут раб из императорского дворца. Вот как бы он и от нас отстал…

– Посмотрим. Бог даст, больше никаких несчастий не случится, да все само по себе затихнет. Галактиона тебе может к сестре отправить? Когда шум то поуляжется.

Гликерия пообещалась подумать.

Нина хотела было рассказать про ночное происшествие, да не стала. У подруги и без того забот теперь полно. Успеют еще наговориться.

Придя домой, Нина сняла нарядное покрывало, подтянула волосы платком потуже и пошла увязывать травы, да раскладывать покупки.

Достала измельченные листья индигоферы и лавсонии, что привозили караваны с востока. Смешала в нужных пропорциях в глиняном горшочке, обвязала холстиной и жгутом. Подмастерье своего отправила с горшочком в пекарню. Сказала, что притирание для Гликерии, да для достоверности розовым маслом чуть мазнула, чтобы запахи перебить. А как отнесет, велела домой уже идти.

Подмастерьем у нее подрабатывал Фока, сын горшечника. Отец его проклинал за неуклюжесть, сколько тот товара перебил ему. Как-то Нина пришла с заказом, в аптеке горшки хорошие всегда нужны, а мастер малолетнего сына своего колотит за очередной разбитый кувшин. У того уже и кровь носом пошла. В семейные дела чужим влезать не следует, но Нина разозленного родителя уговорила разрешить пареньку ей в аптеке помогать хоть изредка. Заказы разнести, прибрать там что, травы увязать. Глаза-то у мальца больно смышленые, справится.

Он, конечно, и у Нины умудрился пару сосудов расколотить. Но у аптекарши оплеухой отделаться можно, да и то не со злобы, а для поучения. Зато запахи он различал, как зверь лесной. Бывало, она сделает отвар, а Фока, прежде чем хозяйка скажет, куда нести, спросит:

– Это для крикливой Зиновии опять? В этот раз без чабреца?

А в отваре пять разных трав. Вот прямо как колдун какой-то, Нина аж крестилась в недоумении.

Звякнули медные пластинки, привязанные к занавеске на входе. Это подмастерье пришел обратно из дома – принес заказанные его отцу недавно горшочки. Донес, ни один не стукнул. Нина похвалила его, рассчиталась. Полюбовалась узором на крохотных сосудах для будущих мазей и притираний. Это Анна, жена горшечника нашла время для росписи. Может, и заказ есть.

Заглянув внутрь горшочка с райской птичкой, Нина нашла свернутый кусочек ткани, измазанной краской. Развернула. Два неровных круга, один перечеркнутый простой линией, другой крест-накрест. Значит, опять мазь от почесухи и порошок для усмирения любовного пыла. Снова ее, видать, покрыло красными пятнами по всему телу и от мужа прячется. Неудивительно, раз давеча караван привез каирские апельсины. Она небось опять купила да съела сколько в себя уместила, вот теперь и чешется. Как дите несмышленое, никак удержаться не может. Нина покачала головой и пошла готовить заказ. Закончив, распрямила затекшие плечи, завернула снадобья, чтобы завтра же с утра отослать.

Сегодня Нина ждала важного гостя. Закрыв аптеку на закате солнца, аптекарша прошла через внутренний двор и сняла с калитки наброшенную цепь. Шторм сегодня разыгрался серьезный. Нина порадовалась, что успела навесы сложить во дворе заранее. Ожидая гостя, села растирать в ступице лаванду, что взяла сегодня у франкского купца задорого. Но без лаванды никак – во многие снадобья Нина ее добавляла. И аромат у нее приятный, и красноту снимает, и душу успокоит.

Прислушиваясь к шуму ветра, Нина вспоминала, как, много лет назад, Анастас впервые дал ей в руки ступицу для трав. Завораживала Нину аптека: запахи, сосуды, свет от лампады бросал тени, руки Анастаса летали над столом сноровисто, к полкам, опять к столу. Добавить, растереть, прошептать молитву, смешать, поднести к свету взбалтывая. Жаром тянуло от крохотной печки, Нина завороженно смотрела на волшебство в искрящемся венецианском сосуде. Так он к ней в ее снах и приходит порой: высокий, худой, со взъерошенным чернявым чубом, смотрящий сквозь цветное стекло.

На тихий стук калитки Нина подняла голову. Увидев знакомый крупный силуэт в двери, она встала и поклонилась гостю. Тот кивнул, прошёл к лавке с подушками, и, устроившись поудобнее, завёл разговор о недавних событиях на форуме. Беседа текла ровно, слушая комментарии гостя про переодевшегося женщиной вора, которого поймали, да в назидание с задранной юбкой на голову прогнали по всей Мезе, Нина смеялась, просила рассказать, что ещё случилось. Гость, отпив поднесённого вина, перешёл к главному. Шепотом велась беседа. Аптекарша охала, качала головой, вздыхала. Попросила гостя подождать, вышла в пристройку, где хранила запасы. Пока она отсутствовала, тот встал и подошёл к полкам, разглядывал надписи, привязанные на сосудах и горшках.

– Возьми, почтенный, – Нина протянула ему невысокий глиняный кувшин, – четверть секстария в день должно быть достаточно.

Посетитель спрятал сосуд в широкий кошель на поясе, выудил оттуда монеты. Нина покачала головой. Тот вздохнул, снял с пальца серебряное кольцо:

– Бери, не спорь со мной.

Нина собралась с духом:

– Просить тебя хочу о милости, господин.

– Какая милость, Нина? Мы ж как родственники – говори прямо, что тебе душу гложет.

И рассказала она ему все про отравленного мальчика, про сикофанта, что аптеку грозился закрыть, да про шелковую тунику с вышивкой. А заодно и про ночной визит вора.

– Скажи мне, господин, как быть? Отравителя найти надо, не только в аптеке дело, что-то мне подсказывает, что опять будет беда. Он же смотрел, как дите умирает. Какое сердце это выдержит?

Долго сидел гость, глядя на огонек свечи. Нина вина предложила, отмахнулся. Наконец произнес: