За вдохновение и вовлечение в историю Византии я благодарю моих талантливых и замечательных друзей – Дару, Марию и Ивана, без которых не было бы Нины. Спасибо вам за ваши таланты, за энтузиазм, за умение вдохновить, организовать, и за поддержку.

Отдельная благодарность курсу Ирины Гусинской «Как написать книгу – художественная литература» и куратору Ольге Максимовой за науку, за поддержку, за прекрасный круг единомышленников, за новых друзей.

Огромная благодарность моей семье за поддержку и терпение.

Поднявшееся солнце позолотило гавань. Сквозь утренний туман проступили очертания городской стены Константинополя, камни, покрытые соляными разводами, засохшими водорослями, птичьим пометом. Волны, шелестя, едва касались берега, оставляя за собой ошметки пены. Среди больших валунов, на сырой от росы гальке обозначилась маленькая скрюченная фигурка.

––

Утро у Нины началось рано, проснулась она еще до рассвета, пыталась уснуть опять, да не шел сон. Промаявшись так до первых лучей, поднялась, наскоро помолилась. Вышла во внутренний дворик, где были расставлены узкие столы под навесом для сушки корений, сверху натянуты веревки для трав. Надо раскладывать все опять, на ночь она прятала все в дом от ночной росы. Нина достала скатанные рулоны холста, расправила на столах, проверила сколько надо еще сушить лавровый лист и золототысячник, разложила аккуратно. Вдохнула горьковатый запах, пробежалась пальцами по желтым сморщенным цветочкам и вошла обратно в дом, на ходу подбирая свои непослушные кудри и завязывая в платок.

Выпив яблочного настоя с чабрецом и перекусив парой запеченных с вечера яиц, женщина принялась за работу. Солнечный луч уже заглядывал в окошко, переливаясь радугой на склянках и венецианских флаконах, когда за окном раздался шум, быстрые шаги, стук в дверь.

– Случилось что? – всполошилась Нина, по привычке хватая холщовую суму со снадобьями, да набрасывая на голову мафорий1, без которого порядочной женщине на улице показаться нельзя. Распахнула дверь, заслонилаладонью глаза от солнца. Перед ней стоял запыхавшийся молодой стратиот2 из охраны города. Видать всю дорогу от стены бежал.

– Нина-аптекарша, ты? – спросил.

Вглядевшись внимательнее, Нина отметила застывший взгляд и потерянное выражение на лице, и в груди у нее похолодело от неприятного предчувствия.

– Что случилось-то? – выходя торопливо и наскоро запирая аптеку, спросила она.

– Там… мальчик. У стены. Мертвый.

Нина, охнув, на мгновение замерла, повернулась к принесшему страшную весть. Прижала ладонь к губам.

– Мальчик?! – прошептала.

Молодой воин только грустно развел руками, губы его дрогнули, он отвел глаза. Перекрестившись, Нина севшим голосом выдохнула:

– Веди. Да рассказывай подробнее.

– Мальчик, худой, лет десяти. Синий весь какой-то. Вызвали сикофанта3. Он сказал врачеватель тут не поможет. Пусть позовут аптекаря. Декарх4 велел мне тебя привести. Сказал, ты разберешься. – солдат говорил отрывисто, все еще пытаясь отдышаться.

– Мальчик-то чей? – ком в горле мешал говорить. Слова с трудом проталкивались через подрагивающие губы.

– Да вроде подмастерье из кузницы. Руки у него в ожогах, фартук кожаный. Видать послали заказ отнести, а он вот…

– Что сикофант говорит?

– Да ничего такого, что при почтенной женщине повторить можно. Поминает всех, и стражу, и аптекарей, и кузнецов… А мы то чем виноваты? Ночью штормило, ничего не слышно было. А утром… вот…

Пока они дошли, солнце уже пекло немилосердно. Солдат и Нина старались держаться в тени, под портиками домов, что в районе гавани уже встречались все реже. Нина запыхалась, вытирала лоб покрывалом. Жаркая весна в этом году выдалась. Сквозь кожаные домашние сокки5 Нина чувствовала подошвами нагретые камни улицы.

У стены  собралась уже небольшая толпа, кто-то  всхлипывал, говорили вполголоса. От городского рва доносась вонь нечистот. С берега пахло рыбой, гниющими водорослями, оставшимися с зимних штормов. Ноги вязли во влажном песке.

Нина и провожатый подошли ближе, люди начали расступаться перед стратиотом. Он, подойдя к грузному мужчине, склонился:

– Почтенный Никон, я привел аптекаря.

Нина тоже сдержанно поклонилась.

– Господь в помощь, – сказала.

Сикофант повернул к ней бледное лицо с сероватой кожей и набрякшими веками, поморщился и перекрестился:

– Хорошо бы… ты что ль аптекарша?

Нина кивнула.  Сикофант окинул взглядом ее невысокую фигуру. Из-под покрывала, наброшенного на платок, выбился чёрный локон. Под взглядом сикофанта она нервно заправила его обратно. Крупный нос, большие глаза, резкие, как прорезанные на мраморе черты  – типичная гречанка. Чистая, гладкая кожа, хотя и немолода уже, не то 25, не то еще старше. Не привлекательна, и знает об этом, держится строго и скромно, но без подобострастия.

Женщин Никон не жаловал, считал бестолковыми курицами, да видел в них лишь удобное применение в дому и в утехах постельных. А тут пришла – сама себе хозяйка,  ведет себя с достоинством. И все раздражение его от раннего похода к воротам на голодный желудок, на жару, на отравителя, что мальца мучал, обратилось на неё.

Нина торопливо перекрестилась и наклонилась над худеньким тельцем, скрюченным, со сведенными судорогой пальцами рук и ног. Лицо его было прикрыто тряпицей. Отведя грязную ткань в сторону, она неслышно ахнула и зашептала молитву. Пока шептала, да осматривала, да принюхивалась, вплетала слова “лицо синюшное”, “пятна на шее”, “на губах кровь”, “худенький то какой, Господи упокой душу его”, “ мучился, бедный”. Быстро глянула на камни, островками подступающие к городской стене.

Поднявшись с колен и вытерев украдкой слезы, обратилась к сикофанту:

– Я тут помочь не могу, почтенный. Отравили ребенка, нехристи, чтоб им такой же смертью умереть.

– Уж без тебя догадался, что отравили. Чем, рассказывай? Да где этот яд купить можно? – он не отводил глаз от аптекарши.

Понятно к чему разговор, только Нине скрывать нечего.

– У меня такого яда не покупали, – отрезала она, – Кто еще его продает – не знаю, может, и гости заморские привезли. Местные-то законы ведают, нет таких смелых среди аптекарей, чтоб поперек указов идти.

– Да вам, торгашам, законы что птичий свист, лишь бы загребать поболе. Да и откуда ты, женщина, законы знаешь? Вот первая прибежала – видать, хвост горит.

– Да ты же сам за мной послал!

– Я за тобой не посылал, я велел привести аптекаря. А ты кто? Глупая баба, одни притирания да помады на уме. Слыхал я про тебя. Сама небось продала яд кому, да и забыла. Так ведь?! – последнюю фразу он почти выкрикнул, подавшись к Нине. Та отшатнулась.

– Господь с тобой, меня позвали, что ж я, отказываться буду. А позвали меня потому, что аптека моя ближе к гавани. Да декарх меня знает хорошо…