Мадам размышляла, потягивая чай. Она подумывала попытаться убить Нори. Он был известным мечником, но она не слышала ничего о его навыках с тех пор, как он стал управлять армией. Ее стражи были сильными, но она не знала точный исход. Она не была бойцом, не могла судить. Было опасно, будет сложно скрыть труп. Нори был одним из самых важных людей в королевстве, и его смерть вызовет больше последствий, чем Мадам могла продумать.

С другой стороны, она боялась за репутацию дома и женщин, работающих на нее. Работать у Мадам было безопасно. Их работа была опасна для многих женщин, и смерти, побои и насилие были обычными историями на улицах. Пока они жили в доме Мадам, ее женщины были защищены. Каждый день они прогоняли отчаявшихся женщин. У Мадам была репутация в городе, и мужчины не рисковали ее злить, даже если были пьяными. Риск репутацией был риск всем. Мадам ощущала, как рассыпается ее будущее.

Ни одно решение не было выгодным для Мадам. До весны еще было время, и можно было поиграть с Нори, пока она пыталась придумать, как выкрутиться.

Нори устал ждать.

— Мадам, вы верите, что ваш дом другой. Что, хоть вы живете богато, вы как-то защищаете этих женщин. Но не ошибитесь, ваши девушки — шлюхи. Они — лучшие шлюхи в регионе, и вы можете врать им, я не против. Но Такако уедет со мной весной, чтобы сопровождать моего сына. Готовьте ее, и ваш дом устоит. Будете перечить, и вас дом сгорит с вашими девушками внутри.

Мадам смогла лишь кивнуть. Она защитит девушек любой ценой, но не знала, как.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Хоть ей хотелось, Морико не пыталась сбежать. Ее раздражало то, что она не могла набраться смелости. Она хотела увидеть мир снаружи больше, чем хотела есть. Но она верила монахам, верила новым друзьям, если их можно было звать друзьями. Смелость подводила ее, пропадала, как тень в ночи. Все, у кого она спрашивала, говорили о том же. Сбежать было просто в первые несколько дней свободы. Но если поймают, их выпорют. Морико понимала это. Можно было сбежать из монастыря, но не от монахов.

Жизнь была не такой и плохой. Томоцу был приятным присутствием в жизни Морико первые несколько месяцев в Упорстве. Он был оптимистом, надеялся на побег, хотя его первая попытка не была успешной. Морико сомневалась, что он снова попробует сбежать. Он много говорил об этом, но не строил планы, не действовал. Жизнь в монастыре была сложной, но еду всегда давали, и огонь всегда горел ночью, и жизнь монаха была уважаемой в обществе. Хоть жизнь казалась строгой, она казалась достойно для монахов, которые тренировались с ними. Они верили.

Всегда было много разговоров о мире снаружи. Морико помнила, как к ней относились как к странному ребенку в семье, но у других детей были истории, от которых она понимала, как ей повезло. Когда люди обнаруживали, что они обладали чувством, их сторонились, часто били или запирали. В монастыре было тяжело, но безопасно, по сравнению с жизнью вне стен.

Жизнь в монастыре была не чем иным, как рутиной. Восход с солнцем, утренняя зарядка, работа по дому, занятия, обед, боевая подготовка, тренировка чувства, ужин, дополнительные занятия, постель. По крайней мере ночью заснуть было несложно. Первые несколько ночей были труднее. Морико скучала по старому лесу, по звукам, миру и безмятежности, которые она испытывала, когда жила там. Она скучала по отцу и их походам в старый лес. Ей не хватало звука его голоса, когда он объяснял то, чего она не знала. Но напряженные дни и физическое истощение не давали ей слишком сильно причитать.

Время шло, и настроение Морико менялось, но понемногу, и она не сразу заметила перемену. Когда она прибыла, Томоцу каждый день говорил о побеге, но время шло, и разговоры становились не такими частыми, он больше сосредотачивался на тренировке. Морико порой пыталась напомнить его о былой страсти, но это было рискованно. Томоцу взрослел, привыкал к жизни в монастыре, и желание перемен и свободы угасало. Он становился все сильнее, привязывался к жизни и привилегиям монаха. Морико немного успокоило то, что он, по крайней мере, не доложил о ней настоятелю или монахам.

Она обнаружила, что, несмотря на его остывшую страсть, она все еще обожала его. Это было безответно, и часть ее понимала и соглашалась с этим. Он был мил с ней и смешил ее, и в месте, где ее окружение никогда не менялось, это был бесценный подарок. Он был старшим братом, которого она всегда хотела, тем, кто заботился, слушал и пытался помочь.

Больше всего Морико наслаждалась боевой подготовкой. В первый же день она обнаружила, что у нее была к этому естественная склонность. У Упорства была своя система боевой подготовки, которая произошла от стиля, разработанного для монастырей во всех Трех Королевствах. Этот стиль подчеркивал круговые движения как в атаке, так и в защите, и Морико считала эти движения естественными.

Вскоре Морико стала лучшей в боевой подготовке, хотя была самой юной и прибыла недавно. Она радовалась, когда бросала парней по тренировочному двору, и часто это было лучшим моментом в монотонном дне.

Уборка была грязным делом, повторялась, подавляла дух, а тренировка чувства означала медитацию, с которой Морико было тяжело. Она любила быть активной и двигаться. Долго сидеть было мучительно, и лишь иногда она могла добиться результатов, которых ждали от нее монахи. Чувство не имело для нее никакого смысла. Иногда ей казалось, что она могла чувствовать других вокруг себя, и она всегда могла сказать, когда настоятель был рядом, но монахи рассказывали ей истории о способностях, которые заставляли ее сомневаться в собственном опыте. В ее сердце всегда был проблеск надежды. Возможно, ей все-таки не суждено было быть монахом.

Худшей частью ее жизни был Горо, монах, который забрал ее из семьи. У нее не было сильных чувств к другим монахам. Все они были добрыми, когда она была послушна, и строгими, когда она этого не делала. Но с тех пор, как она пришла в монастырь, Горо проявил к ней особый интерес. Он был единственным монахом, который не учил. Все уроки преподавались монахами поочередно в зависимости от того, кто был доступен и кто был наиболее компетентен в преподаваемой области. Но, несмотря на то, что Горо не был учителем, казалось, что он всегда находился в пространстве Морико, смотрел поверх ее плеча.

Во время уборки он стоял позади нее, приказывал повторить то, что она только что выполнила. Во время боевой подготовки он часто подкрадывался к ней сзади и палкой лишал ее равновесия как раз так, чтобы она не могла отразить удар или бросок. Даже во время тренировки чувства он проходил мимо и ударял ее, говоря, чтобы она сосредоточилась, независимо от ее состояния концентрации.

Она спросила Томоцу как-то раз, и он сказал, что она представляла его врагом, потому что Горо привел ее. Жизнь в монастыре была тяжелой для всех, и он намекнул, что она не должна была жаловаться, когда все другие ученики подвергались аналогичным наказаниям. Морико пыталась убедить его, что это отличалось, было целенаправленным, в отличие от того, что испытывали другие ученики, но Томоцу не поверил ей и сказал, что она должна быть сильнее.

Морико удалось сдержать себя и не действовать. Она терпела его уколы до тех пор, пока однажды во время боевой тренировки Горо не ткнул ее своим посохом, и она получила кулаком по лицу от одного из самых старших и сильных мальчиков. Она не знала, что стало причиной, возможно, выражение удовлетворения на лице старшего мальчика, но Морико была в ярости и поклялась, что больше никогда не позволит Горо подкрасться к ней.

Их обучение продолжалось, и Морико попыталась разделить свое внимание между Горо, который кружил по периметру тренировочной площадки, и своим противником. Вскоре она поняла, что не могла уследить за обоими, и непосредственной угрозой являлся мальчик постарше, пытающийся восстановить свою гордость после прошлого поражения, она была вынуждена уделить больше внимания нападавшему перед ней.