Путешественники взяли с собой теплые вещи, но они не были готовы к такой свирепой и продолжительной буре. Весна в их деревне была переменчивой. Штормы случались регулярно, но сильные – так редко, что старейшины, закаленные прожитыми жизненными циклами, могли отмахнуться от потенциальной угрозы. Весной в город почти не ездили, пусть погода стояла спокойная, хотя и холодная, и раннее начало торговли могло увеличить доход всей деревни. Это был просчитанный риск, но он не оправдался. Путешественникам нечасто доводилось видеть бури, подобные той, в которую они попали. И поскольку ветер продолжал завывать и прекращать не собирался, беспокойство постепенно перерастало в страх. Риск замерзнуть насмерть становился тем выше, чем дольше длилась буря.

После полудня всех продолжал вести кузнец, и в караване начались разногласия. Никто не узнавал ориентиров, хотя кузнец уверял, что они приближаются к дому. Яростная буря не утихала, и путешественники решили остановиться и попытаться развести огонь. Благодаря усилиям четырех мужчин удалось разжечь небольшой костер, и все двенадцать членов каравана прижались друг к другу, чтобы согреться. Даже солдаты, стойко сопротивлявшиеся натиску непогоды, решили, что разумнее всего держаться поближе к горящим дровам.

Путешественники не могли видеть, как садится солнце, но по мере того, как становилось темнее, обсуждение того, что делать дальше, становилось все жарче и наполнялось сомнениями. Страх нарастал, прогрызая себе путь в самые крепкие сердца членов группы, и разум уступал накалившимся эмоциям. Кузнец клялся, что они уже близко и до дома не больше половины дня пути. Он рассчитывал продолжить путь ночью, чтобы добраться до деревни, пока не рассвело. Старейшины колебались и в итоге разошлись во мнениях, а солдаты ничем не могли помочь.

Именно купец решительнее всех выступил за продолжение путешествия. Ему не нравилось находиться вдали от домашнего очага, и его растущая нервозность не давала ему покоя.

– Это небезопасные земли. Мы открыты и беззащитны, у нас есть товары и золото, которые привлекут любую странствующую банду налетчиков. Лучший способ снизить риски – это находиться в дороге как можно меньше. Мы должны продолжать путь.

Солдаты молча согласились. Они были из местного ополчения и поступили туда лишь в начале этого цикла, так что стремились избежать конфликта. Старейшины тоже кивнули. Хотя купец был самым богатым – и негласным лидером каравана, – традиции и представления о чести требовали, чтобы окончательное решение принимали старейшины.

Крестьянин оглядел остальных и увидел, что никто не осмелился возразить купцу. Этот человек был влиятелен в городе, и выступление против него могло стоить дорого. Но крестьянин беспокоился о своей семье, к тому же заблудиться на открытой местности во время снежной бури было гораздо опаснее, чем встретить банду налетчиков. После минутного колебания он заговорил.

– Меня беспокоит, что мы можем быть не так близко к дому, как нам кажется. Я обрабатываю земли, прилегающие к нашей деревне, и я не узнаю этих мест. Уйти от костра – значит подвергнуть опасности здоровье моего сына и жены. Давайте лучше разобьем лагерь у огня. Эта же вьюга, которая застигла нас врасплох, наверняка держит разбойников в норах, которые они себе вырыли. Безопаснее путешествовать днем, согреваясь тем теплом, которое может дать нам солнце. Молодым и старым, – добавил он, бросив многозначительный взгляд на старейшин, – было бы неразумно идти по такому холоду, вдали от теплого лагеря.

Старейшины, сидя вместе, не спеша совещались.

Купец и кузнец обменялись полными досады взглядами, крестьянин смотрел на них. Он уже привык к неторопливости стариков. Но их караван был полон молодых людей, и терпеливо ждать старших они не умели. Купец и кузнец перешептывались, но крестьянин держал язык за зубами. Порицать нерешительность и медлительность старейшин было обычным делом, но он подобного не совершал. Когда-нибудь крестьянин сам станет старейшиной, и он предпочел бы уважительное отношение, а не шепотки за спиной.

Старейшины пришли к решению до того, как людей начал бить озноб. Старейший из них выступил в роли представителя, как того требовала традиция.

– Крестьянин прав. Путешествовать в таких условиях опаснее, чем встретиться с разбойниками. Мы отправимся в путь с первыми лучами солнца, если, конечно, буря утихнет.

Купец шагнул вперед, уже приоткрыл рот, чтобы запротестовать, но рука жены удержала его. Решение старейшин было окончательным, а солдаты обязаны были им подчиняться. И хотя купец был расстроен, публичный протест не принес бы ему никакой пользы – только бы навредил его торговле по возвращении в деревню. У него было два варианта: он мог либо забрать свою семью и уехать без поддержки солдат, либо подчиниться решению старейшин.

Крестьянин краем глаза внимательно наблюдал за купцом. Хотя у него была внешность обычного трудяги, привязанного к земле, в деревне его хорошо знали благодаря острому уму и проницательности. Когда он был моложе, совсем юным, старейшины подозревали, что он обладает кое-какими способностями к чувственному восприятию; но он всегда отрицал свою склонность к подобному и никогда не проходил тесты, которые монахи устраивали детям во всех Трех Королевствах. Крестьянин знал, что нажил себе врага в виде купца, по крайней мере на время. Торговать с ним будет невыгодно, и ему придется продавать продукты в других деревнях. Эти мысли он отложил в сторону – к остальным крупицам информации, которые держал в голове.

Взгляд крестьянина задержался на купце еще на мгновение, а затем вернулся к семье. Все его тревоги растаяли, как снег у костра, когда он увидел своего сына. Мальчик был еще слишком мал, чтобы понять суть этого спора, и довольствовался тем, что сидел между матерью и огнем. Крестьянин гордился своим сыном. Ребенок был необычайно одаренным, и это было очевидно всем, кто с ним встречался. Он научился говорить гораздо раньше, чем любой ребенок, которого помнили старейшины. В возрасте пяти циклов он задавал вопросы всем и обо всем, а его память была безупречной. Крестьянин сначала не решался везти сына в Нью-Хейвен, но его опасения оказались необоснованными, а сделки, которые он заключил, были гораздо выгоднее, чем то, что он бы получил, продавая свой товар через купца.

Крестьянин всегда охотно потакал любопытству сына, с искренней радостью поддерживая любые его увлечения и интересы. Он никогда не лгал ему и позволял спрашивать обо всем, что тому взбредет в голову. По городу они почти не ходили, потому что мальчик останавливался через каждые два шага, чтобы засыпать вопросами каждого, кто бы его ни слушал, и некоторые из них были почти неуместны. Тогда крестьянин впервые попросил сына повременить с вопросами, чтобы они могли заняться делами. Мальчик, как и всегда, спросил почему, и его отец не мог решить, плакать ему или смеяться от неуемного любопытства сына. К счастью, мальчик послушал отца и спрашивал только о важном, пока они не покинули городские окраины. И как только они миновали последние дома, он вновь начал сыпать вопросами.

Крестьянин заставил себя сосредоточиться на настоящем. Их лагерь пришел в движение, готовя убежище на ночь. Поскольку главный вопрос был решен, им потребовалось совсем немного времени, чтобы разжечь посильнее костер и собрать побольше дров из запасов каравана. Время караула определили для каждого из солдат, купец с крестьянином тоже согласились нести стражу.

Вскоре путники улеглись вокруг костра, закрывшись повозками и скотом. Ночь прошла без происшествий, и темнота уступила место мягким, но настойчивым лучам восходящего солнца. По привычке вся семья крестьянина проснулась, чтобы встретить рассвет. Дома у них было много работы, и солнечный свет был самым ценным из ресурсов. Следом проснулись солдаты, привыкшие к гарнизонному распорядку, семья купца и старейшины пробудились последними.

Рассвет нового дня поднял настроение всем путникам. Сомнения в том, выживут ли они, отступили, когда сквозь облака пробился набирающий силу солнечный свет. Мужчины сохраняли самообладание на протяжении всей ночи, но каждый из них хотя бы раз задумывался, не одолеют ли снег и ветер их костер и смогут ли они согреться.