– Ты меня напугала.

 Девона едва могла расслышать его голос, словно она действительно уплывала по темной реке, несущей свои воды вдаль. А страж остался на берегу и теперь пытался докричаться откуда-то из другого мира.

– Ты не можешь так поступать!

Нет, это была не река. Под ней проплывали облака, кусочки ваты, распластанные в невесомости. Раскинув руки, она летела, касаясь каждого солнечного луча, пробивающегося из тени за спиной.

– Дана, ты слышишь? Кто здесь был?

Лететь было так приятно, и Девона не могла не улыбнуться. Пусть эта улыбка осталась глубоко, там, где сестры-защитницы, сложив руки на коленях, сидели напротив, молчали и, переполненные ужаса, пытались поймать ее взгляд. Какие они одинаковые и как похожи на нее. Зря страж так кричал, все равно не докричится. Чужой. Чужая частичка ее души.

Она очнулась только тогда, когда почувствовала холод осеннего ветра. Дар держал ее под руку, и щека горела огнем. Это был ненастоящий огонь, и Девона не желала чувствовать боль, но все прошло. Полет остался где-то там, в кафе, вместе с его запахом и удивленным лицом бородача за спиной стража.

Дана подняла руку и коснулась лица. Губы обожгла внезапная боль, и она несколько секунд с недоверием рассматривала свои пальцы, испачканные красным. Соленый привкус не оставлял сомнений – это была ее кровь. «Как он посмел»?

– Какого черта? Какого черта ты творишь?

Дар молчал. Что она видела сейчас в нем? Бледное лицо с запавшими глазами. Кажется, румянец никогда не касался этих щек. Она почувствовала, как лихорадочно билось его сердце, почти так же, как ее. И боль, которая переполняла его, также звучала в ее груди. Боль обладала одним удивительным свойством: она заставляет забыть обо всем, кроме нее самой. Она способна была заполнить весь мир, вытеснить все, что окружало тебя, заставляла все, что окружало тебя приобрести один серый цвет отчаяния.

Как, в какой момент это произошло, она не могла вспомнить. Не понимала. Он сжимал лезвие ножа с драконами, и их зубы обагрила его кровь. Эту боль она тоже чувствовала, как свою.

Амулет все также сверкал ослепительным блеском, и это сияние затмевало сознание. Он отражал их чувства, или просто показывал, что страж и дракон ни на секунду не перестают помнить друг о друге. Разве это не одно и то же?

– Ты устала.

Конечно, он прав. Она устала от странных чувств и необыкновенных схваток с неизвестными людьми. Их кровь смешалась в очередной раз. Дана разжимала его пальцы по одному. Это оказалось совсем непросто, страж был сильнее. Он вообще был сильнее во всем. Но она старалась изо всех сил, не обращая внимания на людей, собравшихся вокруг.

Вновь пошел снег. А он все еще противился ей. Сопротивлялся изо всех сил. Нелепая ситуация. Он не должен был этого делать, страж обязан исполнять то, что решил за него дракон. Просто исполнять. Его клятва звучала именно так. Или по-другому. Наконец он согласился.

Теперь было больно вдвойне. В бесплодных попытках она изрезала все пальцы. Ковентина тоже пришла посмотреть на их борьбу. В ее сторону Дана не могла позволить себе взглянуть даже на секунду. Как же она попала в такую ситуацию?

– Я устала.

Выдавив короткий смешок, Дана вновь закрыла глаза и позволила стражу заняться своими прямыми обязанностями. Дар подхватил ее на руки, и она уже вновь плыла в лодочке его объятий. Нырнуть вместе с ним в облака, как это было бы прекрасно, жаль невозможно.

В этом заключалась вся нелепость и странная усмешка судьбы. Все называли драконами тех, кто способен летать, распластав крылья, пускать языки всепожирающего пламени. Тех, кто мог пугать одним своим чудовищным видом.

А сами они, освободившись от своей чудовищно-прекрасной брони, называли драконом ее, присягали в верности и готовы были посвятить жизнь служению.

Дана прикусила губу. Боль от порезов давала о себе знать, и руку жгло невидимое пламя. Неужели она могла ударить своего стража кинжалом? Что изменилось в ней за эти месяцы? Неужели эта сука, которая стремилась к власти и готова была использовать для достижения своей цели всех окружающих, неужели эта бессовестная, лицемерная женщина это она, Девана?

Снег валил хлопьями, и она радовалась, что растаявшие на лице снежинки скрывали крохотные, капли влаги.

Глядя с балкона на толпу женщин, идущих прямо внизу, Девона в раздражении кусала губы. Ее провели как девочку.

– В кофе, который тебе подавали, был какой-то яд, возможно, наркотик. Определить, что именно, сейчас не представляется возможным.

Ярне произнес эти ужасные слова совершенно спокойным, нейтральным тоном. Но она чувствовала, как эмоции вскипали, подобно зажатой скалами огненной магме в глубине земли.

Ярость, гнев, стыд. Все это она готова была выплеснуть наружу… Сейчас, немедленно, на всех и каждого, кто только окажется рядом. Она чувствовала, что ее попеременно бросало то в жар, то в холод.

– Успокойся, тебя не собирались убить. Думаю, нет.

Амулет на груди превратился в островок холода. Сестры замерли, словно в испуге, как будто ее чувства могли повредить даже им.

Страж криво усмехнулся, наклонился над перилами балкона и сплюнул вниз прямо на головы толпы женщин, идущих вдоль улицы к одной им ведомой цели.

Некоторое время он следил за тем, куда попадет плевок, а затем, поморщившись, вновь повернулся к Дане.

– Повторяю, не стоит переживать. В конце концов, мы на войне.

На войне. Здесь Ярне был совершенно прав. И эту войну начала она сама. Однако вовсе не ту войну, в которой сейчас сталкивались отряды на юге. В этой войне выстрелы из ружей и звон клинков имели значение, но все-таки не они главные, совсем не они.

Она должна была что-нибудь сказать, хоть как-нибудь выпустить пар и огонь. Этой ухмылочке стоило померкнуть хоть на секунду.

– Неужели я должна воевать сама? Зачем вокруг меня уже собралась целая армия? И командир у нее есть.

Страж только пожал плечами. Этот болван был непрошибаем. Как только Елена с ним справлялась? А может быть, именно поэтому отправила его сюда?

Ярне опустил руку на рукоять меча. Покачнулся, перенося тяжесть тела с носка на пятку. Через мгновение повторил движение еще раз.

– В былые времена я видел, как за попытку покушения выжигали населения целых городов. Но мы договорились, что нам нужно совсем не это?

Да, они решили, что этому миру нужно дать еще один шанс. Как бы странно это не прозвучало. Как бы странно ни было то, что именно она думала об этом.

– Сейчас только-только наступил март.

– И что же?

Вопрос стража прозвучал настолько глухо, что Дана еле разобрала слова.

– Полгода. Еще и полгода не прошло, как я попала сюда, а уже считаю возможным обсуждать такие ужасные вещи с ужасным человеком.

Ярне пожевал губами, заранее пробуя на вкус слова, которые собирался обрушить на нее в следующее мгновение. Девана поймала себя на том, что захотела закрыть уши и не слышать. Сколько ему на самом деле лет?

Дробь шагов возвестила о появлении на балконе ее стража. На самом деле она знала, чувствовала, что он приближался, что торопился, и сейчас она узнает больше, гораздо больше. Дана надеялась, что от Дара услышит что-нибудь другое. Не такое безжалостное и ледяное.

Но мужчина обрушил на нее еще более ужасные новости. А ей оставалось только слушать, отвернувшись и вцепившись руками в шершавый поручень.

– Мертва. Девушка, про которую ты упомянула. Которая подавала вам кофе. Мы побывали у нее дома.

Дана поняла. Страх… Та девушка знала и все-таки решилась подать отравленный напиток.

– Карен.

Мужчины молчали, и оба одинаково замерли, словно ожидали какого-то откровения, неизвестных знаний, которые могли бы прояснить ситуацию, надеялись получить новый толчок к действию.

– Так ее звали. И она боялась. Я еще подумала, чего она так боится?

Стражи молча переглянулись, и Дана почувствовала, что огонь внутри вновь начал разгораться и подниматься на поверхность.