— Как у Лайфхарта, — кивнул Рауль. — Но мне не кажется, что в его случае это было бы правильным решением. Особенно, если от успешности обучения зависит, в первую очередь, карьера. Почему бы не демонстрировать знания предложенным способом? Нелогично.
— Но я не все тебе рассказала еще, — мрачно протянула Ти’Сора. — Вот казалось бы, Лайфхарта не было сегодня, но в группе все равно оказался провалившийся курсант. Причем способный. Не Аддерли, конечно, но все же. И я не понимаю, чем это вызвано! — она громко поставила чашку на блюдце. — Так он мне ещё и заявил: “Я же не Лайфхарт”!
— Тебя возмущает формулировка или сама ситуация?
— Меня возмущает все сразу, — отмахнулась она и закрыла глаза. — Сначала Аддерли. Потом Лайфхарт. Теперь Коннорс. Что происходит? Я не понимаю. Стараюсь, но не понимаю! — резко встала и подошла к окну, за которым расстилалась ночная Танагура. Город, который никогда не засыпал. Ему было все равно, что происходило с кучкой курсантов. Он жил своей жизнью. Так было правильно.
— Сора, — голос Рауля раздался ближе, чем она ожидала. Заставил отвлечься на отражение в стекле и встретиться там с его спокойным зеленым взглядом. Он стоял за ее спиной на расстоянии вытянутой руки. Высокий. Уверенный. Стабильный. Определенно стоило взять с него пример и собраться. Она ответила его отражению легкой усмешкой.
— Хоть сама берись за расследование всех этих странностей, — фыркнула Ти’Сора. — Мне же мало работы. Вот темными вечерами скучно, заняться нечем. А тут и полезное, и приятное в одном флаконе, — вспомнился почему-то рекламный слоган любимых духов Ви.
— Главное, о курсантах не забывай, — хмыкнул Рауль, вернувшись обратно в кресло. — Работа прежде всего, помнишь? Тебя наняли готовить главу Департамента полиции, а не выискивать преступников, поэтому не отвлекайся слишком сильно на посторонние проблемы. Вероятно, они того не стоят.
Ти’Сора собиралась согласиться со всем, что он скажет, но ее отвлек писк планшета, забытого на столике. Еще что-то случилось? Журнал. Надо же. Лайфхарт снова добавил вопросы к и без того угрожающе огромному списку. С другой стороны, когда было все просто? Нужно непременно посетить его в госпитале, раз уж ему настолько лучше. Заодно, может, выяснится что-нибудь любопытное.
— Похоже, расследование состоится, — выпрямилась Ти’Сора в кресле и снова потянулась к чашке. Мятные нотки приятно пощекотали язык. — Есть у меня одна догадка. Правда, она не совсем доработана, но как первоначальная версия сгодится, — жизнь становилась лучше с каждой минутой.
— Если без него никак, то побуду твоим доктором Ватсоном, — отозвался Рауль, глубоко вздохнув. — Но только во внерабочее время.
— Спасибо, конечно, за участие. Но последнее, чего бы мне хотелось, так это тебя отвлекать. Я и так занимаю слишком много времени, — она покачала головой. — И кто такой Ватсон? Известный амойский следователь?
— Персонаж детективных книг терранского писателя Конан Дойла. Спутник и биограф сыщика Шерлока Холмса. Вымышленного, правда, но известного, как ты хотела. Не слышала о нем?
— Увы. Аон далеко от Терры, да и художественная литература меня не интересовала никогда. Положусь на твоё мнение, — пожала плечами Ти’Сора. — Вот только попрошу без биографий, — ужаснулась тут же. — Мне хватает аонских репортеров. Если дело хоть немного громкое, то хоть расстреливай их, лишь бы не мешались. Пишут обо всем подряд: о полицейских, потерпевших, преступниках, но все или неправда, или, в лучшем случае, полуправда.
— А как же ” и полезное, и приятное”, Сора Холмс? — усмехнулся он, разглядывая ее. Цепко. Пристально. Так он, наверное, изучал цепочки ДНК в лаборатории.
— Позвольте поставить под сомнение и пользу, и удовольствие, доктор Ам, — поежилась Ти’Сора, даже почти не притворяясь. — Но все же, я постараюсь разобраться со всем сама, не мешая тебе и не отвлекаясь от своей работы. Мне просто любопытно, что ли, чем кому-то не угодила простая группа курсантов.
========== Глава 4. Кого вы видите? ==========
Тук-тук-тук. Странный звук. Размеренный. Постоянный. Тук-тук-тук. Что это? Тук-тук-тук. Сердце? Так билось чьё-то сердце. Его сердце.
Из неприятного липкого тумана, клубами вившегося в голове, то и дело острыми монолитами возникали обрывки воспоминаний. Они перетекали одно в другое, складываясь в неровный узор его жизни. Так по кусочкам возможно воссоздание некогда разбитой вазы. Когда-то красивой и ценной, но теперь бессмысленной. Проще выбросить и купить новую.
Из осколков собралось белое пространство инкубационного блока, где Лайфхарт впервые открыл глаза. Мгновенно его ослепил белый нейтральный свет. Глаза недолго слезились, а рези постепенно утихали. Горечь раствора, заполнявшего капсулу-инкубатор, осела на языке и требовательно активировала рвотный рефлекс, подавлять который приходилось силой воли. От увлекательного занятия - сортировки мыслей и базовых знаний, вложенных в его мозг, - отвлекло негромкое покашливание рядом. Лайфхарт поднял голову и встретился с цепким взглядом зелёных глаз. Захотелось неловко поежиться. Впервые он видел другого блонди. Он должен быть таким же? Лайфхарт попытался вспомнить, какова его специализация, но не смог. Зачем его создали? Он слушал негромкий голос Рауля Ама и все отчетливее понимал, что судьба уже предрешена.
Следующим воспоминанием оказалась аудитория академии в день начала самого первого учебного цикла. Лайфхарт исподволь разглядывал других элитников, оказавшихся рядом с ним. Так или иначе все они претендовали на пост главы Департамента полиции. Уверенные. Независимые. Каждый из них непременно хотел признания своей уникальности. Многих отправят на утилизацию, если в итоге должен остаться один? Выводы напрашивались сами собой. На самого Лайфхарта посматривали недобро, то ли потому что он был блонди, то ли потому что не имел имени. Казалось бы такая мелочь - набор символов рядом с фамилией. На самом же деле, подобное легко объяснялось - от него не ждали успехов, он был первым на утилизацию. Тем не менее, Лайфхарт учился вместе с другими и не был хуже большинства, поэтому под первую волну отчисления не попал. Удержался. Выдохнул.
Второй цикл начинался с триумфа! Лайфхарт был первым в рейтинге. Был над всеми. На него теперь смотрели с долей зависти, впрочем не столь явной. Уголовное право казалось чем-то очень простым. Задания не доставляли неприятностей, легко подчинялись логике, устные собеседования в качестве ежедневного контроля только радовали. Так было до встречи с тестами. Они оказались тем самым гладким камнем, которые опаснее других. Вопросы не вызывали трудностей, но ответы были сформулированы крайне расплывчато. Лайфхарт раз за разом ошибался и оказывался все дальше от первой строчки рейтинга. Вот уж точно, чем выше взлетел - тем больнее падать! Падать, и правда, было больно. В глазах сокурсников все чаще появлялось мстительное удовлетворение. Илберт Легран, устойчиво занимавший четвёртую строчку, не раз говорил: «Не расстраивайся, Лайфхарт, ты всего лишь пародия на блонди. Тебя быстро утилизируют, даже не заметишь!» Ситуация ухудшалась с каждым днём, рейтинг становился ниже. Над ним откровенно насмехались. Лайфхарт начал проводить свободное время в информационном классе, заучивая все, что могло пригодиться. Кроме того, это позволяло реже бывать в кампусе и избегать встреч с согруппниками. В конце цикла Лайфхарт обнаружил свою фамилию на пятнадцатой строчке. Пытаться изменить ситуацию не было возможности. Время безвозвратно ушло. Оставалось надеяться, что Илберт говорил правду, и смерти он не заметит. Было обидно, что не успел сделать ничего стоящего. О нем даже никто не вспомнит, как о многих других элитниках, оказавшихся бесполезными для Амой.
Лайфхарт бесцельно брёл по академии, разглядывая безликие светлые стены. Прощаясь? Возможно. Пока впереди не услышал голоса. Он хотел свернуть в соседний коридор, ведущий к выходу, но негодование собеседников, проскальзывавшее в словах, заставило замедлить шаг и прислушаться.
