Асы, или азы, в далёкой древности – лучшие воины. Они были храбры и отважны, высоки ростом, сильны и справедливы. Поэтому они были непобедимы и владели всем миром, поддерживая и оберегая космические законы, созданные Всевышним. Земля, где жили азы, называлась Азия. В самом сердце этой земли находилось Азовское море. Оно было небольшим, но богатым рыбой и самым пресным в мире. И всех, кто жил на его берегах, оно наделяло великой силой и разумом. Надо было только достойно жить, любить море, понимать его душу.

С виду ничего необычного: вода, песок, невысокие глинистые обрывы. А вокруг широкие степи на сотни и сотни вёрст. В этом-то и весь фокус. В простоте. Такие же и азы, как их страна и их море. С виду обычные люди. Но это всё камуфляж. В каждом скрыта космическая мощь. Сокрыта друг от друга, даже от себя лично, не говоря уже о соседних народах. Для чего это было сделано – нам знать не обязательно. Воля Творца неведома человеку. Асы – просто стражники, защитники справедливости, наделённые тайным оружием. Если где-то нарушается справедливость – сознание аса переключается на необычный режим. Он входит в боевой транс, и в этом состоянии с асом никто не может тягаться ни в силе, ни в уме. Это подтверждается историей и мифологией. Достаточно вспомнить асуров, наводивших страх на индусов, или ашуров, которых персы почитали как богов. Слово «Кавказ» переводится как «кау к аз» (селение азов). Недаром горцы, танцуя, кричат: «Асса!» А скандинавы знали об азах и их городе Асгарде, который перед смертью знаменитый Тур Хейердал искал под стенами Аз-ова. И он оказался прав. Да что там этот распиаренный норвежец! Для донского академика Юрия Николаевича Крутого это не являлось никаким открытием. Он сам происходил из древнего жреческого рода асов. Генетическая память и пытливый просветлённый ум позволили ему в своих работах заглянуть в глубь истории этого великого народа. Он, конечно, немного опирался на кое-какие труды, например древних греков, которые писали об аспургах, владевших Боспорским царством. Это было в незапамятные времена. Донская земля родила племя просветлённых, в прямом и переносном смысле, людей. Это племя разрасталось с каждым годом, осваивая всё новые и новые земли, передавая знания и опыт другим народам. Что бы там ни выдумывали ортодоксальные историки, остаётся археологическим фактом то, что на Дону ещё в каменном веке люди приручили лошадь, собаку, овцу. Дикого тура превратили в флегматичную корову и стали доить. Кабанов одомашнили и начали резать для пропитания. И первый шмат сала обменяли на Днепре на местный фольклор. Колесо изобрели тоже в азовских степях. А о рыбалке не стоит и говорить. Сеть, вентерь, бредень и прочие высокие технологии палеолита появились на Дону ещё двадцать тысяч лет назад. По сути, Приазовье является самым что ни на есть пупом земли! Донская земля хранит в своих недрах немые свидетельства истории: это кремнёвые наконечники копий и стрел, бронзовые киммерийские и скифо-сарматские серпы, кинжалы и топоры.

Достаток в пропитании вызывал зависть и злобу у коварных врагов. И асам часто приходилось брать в руки оружие, чтоб отстаивать своё право на свободу. Быстрые кони мчали лучших воинов во все концы света. Но витязи в блестящих доспехах несли не только отмщение за подлые набеги. Они несли своим соседям знания, культуру и веру в справедливость. Отдавая свою энергию и кровь, они улучшали, а не уничтожали другие народы. Растворялись в них, наделяя Божьей искрой тёмные головы и души. Так свет боролся с тьмой веками. Так происходит и в наши дни. Асы растекались по всей необъятной земле, заселяя север, юг, запад и восток. Заговорили на новых языках, построили новые города и страны. И уже не помнят своей малой родины…

Но вернёмся к нашему Зайцу. Когда у него, загнанного в угол, в голове что-то щёлкнуло, в следующую секунду он увидел перед глазами весь свой план действий, расписанный по пунктам и подпунктам. Не теряя времени, он стал воплощать его в жизнь.

Юра подозвал глазами старпома и стал посвящать того в свой план. Они говорили по-русски, но старший помощник был украинцем и часто переходил на мову. Охранник-негр сидел в пяти метрах от них в кресле, грыз ногти и играл мобильником Зайца. Он не обращал внимания на разговор, а может быть, Юра просто умело отводил глаза. Как знать? Заяц разгорячённо доказывал старпому, что ночью надо устроить ложный пожар, поднять тревогу и панику, обезвредить охрану и захватить судно в свои руки. Затем – выйти в море, вызвать натовскую авиацию и до её прилёта отбиваться от преследователей из пожарных брандспойтов. Старпом был робкого десятка. Он сразу начал возражать, и Зайцу приходилось, повышая голос, доказывать ему свою правоту, применяя иногда нецензурную лексику – магический язык асов. Охранники несколько раз бросали косые взгляды в их сторону, но двое были заняты игрой в кости, а третий уже разобрал мобильник и ковырялся в зубах сим-картой. Заяц не мог приказать людям идти на смерть. Он хотел пробудить в старпоме уснувший дух воина, но предки хохла оказались вовсе не запорожскими казаками, а скорее, батраками какого-нибудь пана Кабицкого.

– Це дуже опасно! Хай мэнэ вкрадуть! – шептал старпом.

– Тебя уже украли, болван!

– Ни, ничого нэ выйдэ! Усих могуть пэрэбыты!

– А фиг такого? – не выдержав, громко сказал Заяц.

Охранник с мобильником подскочил на кресле. Завертел головой, озираясь по сторонам. Что-то крикнул двум другим пиратам на своём языке и подскочил к Зайцу. Он испуганно заглянул в глаза нашему кэпу и спросил:

– Афигтако?

Заяц, решив, что это имя какого-то пирата или его самого, завертел головой и ответил:

– Ноу. А фиг та-ко-ва!

Пират кивнул и, что-то сказав товарищам, выскочил из ходовой рубки. Те двое с удивлением смотрели на Юрку.

Минут двадцать ничего не происходило. Затем вернулся убежавший охранник, сияя белоснежной улыбкой, и протянул Зайцу его мобильник. Ещё около часа всё было тихо, будто ничего не произошло, как вдруг по трапу застучали десятки ног и в рубку влетело сразу человек десять пиратов, образовав собой коридор, в котором показался седой человек, видимо, большого ранга. Охранник, поднявший тревогу, подскочил к этому главарю и что-то коротко сказал, указывая пальцем на капитана.

Седоголовый подошёл к Зайцу и внимательно на него посмотрел. Вдруг он отшатнулся назад и, вытаращив глаза, произнёс на чистом русском языке:

– За… Заяц?!

Заяц, в свою очередь вылупив глаза, протянул:

– Ду-да? – И заржал, хлопнув седого по плечу: – А-ха-ха-ха-ха!!!

Они крепко обнялись и потом оба заплакали.

В рубке все стояли, окаменев, как исполины с острова Пасхи. Заяц был сам ошарашен. Он бы, наверное, меньше офигел, если бы увидел инопланетянина в скафандре из созвездия Южного Креста.

Про Дудку говорили, что он умер. То ли утонул, то ли его убили. Он пропал давно, как и другие бедолаги, в проклятые девяностые. Тогда сгинули многие, унесённые ветром перемен. Но перед ним стоял живой Мишка Дудка в окружении сомалийских пиратов! Заяц потрогал голову: не едет ли крыша?

Дудка разорвал паузу, отдал приказания своим головорезам, потом повернулся к Зайцу и, улыбнувшись, сказал:

– Веди в свою каюту, капитан!

Перед дверью в капитанскую каюту кто-то уже успел нагадить, причём подтёрся куском карты мира, порвав материк Северной Америки на четыре части. Они переступили через «мину», зашли внутрь и закрыли дверь.

Рассказ Дудки был длинным и невероятным. Он забывал некоторые слова и делал небольшие паузы. Заяц иногда помогал найти нужное слово.

Как стало ясно из услышанного, тринадцать лет тому назад Дудка собрался половить бычков с резиновой лодки у Таганрогского рыбзавода. С ним увязался Звон. А кто такой Звон, Зайцу можно было не напоминать. Кроме нечеловеческой хитрости, жадности к спиртному и двух ходок на зону Звон имел все мыслимые и немыслимые человеческие пороки. Он словно принял их на себя, собрал и, взвалив на плечи, понёс, освободив людей от грехов, как тот козёл отпущения. Внешне Звон напоминал облезлого бездомного кота с выдранным клоком шерсти (оторванным карманом или рукавом), расцарапанным фейсом и стреляющими по сторонам зелёными глазами с целью свистнуть то, что ещё не свистнули до него. Но, в отличие от дворового кошака, Звон обладал гордостью и дикостью камышового кота. Приручить его было непростым делом. Он жил по законам джунглей, где более слабый подчиняется более сильному. Ему уже было тридцать лет. Многие его сверстники делали карьеру, воспитывали детей, жили спокойно и размеренно. А Звон бомжевал, пропив квартиру, воспитав дерево и посадив сына. Жил то в подвале, то на чердаке. Батрачил летом у корейцев на полях, зимой у одного цыгана на бойне. Но в родной двор возвращался снова и снова, как торнадо на берега Флориды.