– Р-рассказывать? – перебирая между пальцев край пиджака, спросил Джордж, трясясь, словно осиновый лист на уже высохшем сучке дерева во время шторма.

– Что угодно, дружище. О себе, о том, кем хочешь стать, почему решил стать полицейским вообще! Откуда у тебя тачка такая крутая, в конце концов! Не тушуйся, ну же.

И Джордж принялся рассказывать. О том, как с детства хотел защищать слабых, также, как и его отец. На что получил, пропущенное, правда, им мимо ушей замечание от лейтенанта о том, что по его данным отец Джорджа был дальнобойщиком, а никак не правоохранителем. На что последний поведал, что его мама в редкие периоды хорошего настроения рассказывала ему о его отце множество историй: как тот кидался разнимать драки, готов был встать перед толпой, избивавшей, пусть даже и заслуженно, какого-нибудь незнакомого ему паренька на ночной парковке. На что полицейские многозначительно переглянулись, а Шон внезапно решил подбодрить его:

– Хорошо, ну а дальше? Не тяни, рассказывай!

Далее он решил описать, как сильно обожает ту вечернюю передачу «Поймай меня». И как она сильно мотивировала его решиться попытать счастья в поиске новой работы, а не тухнуть на гроши ночным сторожем никому уже ненужных полузаброшеннных складов. Он, говорил, говорил и ещё раз говорил, будучи уверенным, что его на самом деле не только слушают, но и слышат. Разумеется, сначала он удивился такому тёплому и дружескому приёму. Глупая улыбка в тот же момент выплыла на его лицо, а глаза засветились искренней радостью. Иногда сержант Зальцбик прерывал его, всё более вбивая Джорджа в недоумение:

– А ты девственник вообще? Терпишь, чтобы о тебе сняли кино наподобие «Сорокалетний девственник»?

– Ч-ч-что?

– Не, забей. Работаешь охранником, значит?

Джордж принимался отвечать, тяжело возвращаясь в ритм повествования, как сержант вновь задавал ему каверзные вопросы:

– Слушай, а ты слышал, что инцест – дело семейное?

И Джордж продолжал рассказывать, все больше и больше веселя полицейских. Как вдруг он заметил прыскавшего себе в кулак – при каждом его слове, а также брошенной как бы невзначай реплике сержанта – которым старался скрыть свои настоящие эмоции, словно маленький ребёнок, лейтенанта полиции, заместителя капитана Фостера, Роя Лонга. Джордж был доверчивым, и многое мог не замечать, из-за своей рассеянности. Что создавало впечатление для окружавших о его слабости и беззащитности. Никто и представить себе не мог, что если же стоявший перед ними растяпа всё же замечал и осознавал, что над ним издеваются, то внутри него просыпался зверь. Зверь беспощадный, расчётливый и мстительный. И теперь, когда взглядом полным злости Джордж рассматривал раскрасневшиеся пятнами широкие острые скулы лейтенанта Лонга, в совокупности с его подтянутой атлетичной фигурой, которой он завидовал в глубине души, то больше сдерживаться не смог.

– Вам кажется, что я говорю что-то смешное, верно? – чьим-то чужим скрипучим голосом медленно, без единого заикания, процедил сквозь зубы Джордж. На его лице теперь виднелся жуткий оскал.

Сержант Шон уже было открыл рот, чтобы выдать очередную колкую шутку, но так и остался стоять молча, словно в один миг лишился голоса. Они с Роем от неожиданности остолбенели, в мгновение потеряв контроль над ситуацией. Из-за так резко изменившегося голоса, а также выражения лица человека, которого никогда не ставили ни во грош, а теперь не могли поверить, что перед ними стоит тот же растяпа, неуклюжий дурачок Джордж Маллет. Он был такой же сгорбившийся, всё также стоял чуть накренившись на правую ногу – но теперь казался выше и шире. И много сильнее. Природа не скупилась ему на габариты, которые он всегда старался прятать, как бы сжимаясь сильнее и сильнее, стараясь быть как можно незаметнее. На самом деле он был выше любого человека не только в этом кабинете, но и во всём полицейском участке вообще.

– Знаете, я помню Питера. Питера Стаффа. Дружка моего отчима. Он вот также стоял в углу и подсмеивался, одной рукой закрывая лицо, а другой надрачивая свой малюсенький член, наблюдая за тем, как мой отчим драл меня на кровати, не обращая никакого внимания ни на мои крики, ни на мои мольбы. Да-да. Точно также, как и вы сейчас, лейтенант.

С этими словами Джордж неожиданно резко повернулся и, чуть не выломав ручку двери, вышел в коридор и направился к выходу, не обращая ни на кого внимания по пути. Несмотря на то, что внутри у него всё ещё клокотала буря, он понемногу снова становился собой. Шаг становился менее уверенным, руки начали дрожать, а на глазах выступили слёзы – но теперь не от волнения или страха, а от обиды. Обиды на полицейских, на себя… На весь мир.

– Джордж! Уже определился с отделом? – капитан Фостер, выводя из машины закованного в наручники спутника, Питера Нильборна, младшего сыночка мэра города – что, видимо, и послужило причинной оказания такой чести, как личный выезд на арест руководителя полицейского участка – окликнул направлявшегося прямым курсом к своей машине Джорджа.

Но Джордж, не отвечая, прошёл мимо них, буквально в пяти метрах, даже не повернув головы в их сторону.

– Что-то произошло?.. – недоумённо спросил капитан, оставаясь на месте и, нахмурившись, наблюдая за грузной фигурой всегда обычно доброго и приветливого паренька.

– Да лан тебе, забей. Лучше отпусти меня, ничего плохого я этой сучке не делал! Давай не будем тратить ни моё, ни твоё время на этого рыдающего сопляка?

Джордж неожиданно застыл и обернулся через плечо, вперившись полными звериной злобы глазами в произнёсшего эти слова. Холодок пробежал по спине Питера. Он знал Джорджа, когда-то учился на год старше в той же школе. Но лишь единожды за все те годы их знакомства он видел у этого человека такой взгляд. И в тот раз их общий знакомый, Хэнк Сворц, главный заводила десятого класса, в состоянии, близком к отбивной, с неделю провалялся в реанимации…

– И что за херню вы вытворили?

Желваки яростно ходили на покрасневших скулах капитана Фостера, когда он распекал своего заместителя Лонга и сержанта Зальцбика, пылая в прямом и переносном смыслах, хоть при этом и умудрялся сохранять тон голоса ровным. Несмотря на то, что ростом он был ниже Роя Лонга, а, тем более, почти касавшегося головой потолка длиннющего сержанта, в этот момент подчиненные чувствовали себя детьми в школе, отвечавшими за очередное хулиганство перед директором школы.

– Всё о чём я попросил вас, так это поговорить с Маллетом и помочь выбрать ему работёнку попроще! Это, мать вашу, всё, что вам нужно было сделать! Ладно этот дебил, но ты, Рой?.. Какого хера? – продолжал свою гневную речь капитан.

– Но, сэр! Он же дурачок, совершенно бесполезный… – попытался защититься сержант, но был вынужден в ту же секунду закрыть рот под испепеляющим взглядом капитана Фостера.

– Я смотрю ты зато дофига полезный!

– Простите, капитан. Я понимаю, что мы вели себя неподобающе, но всё же я хотел бы спросить. Почему вы решили устроить его к нам? – наконец, подал голос лейтенант.

– Потому что я дружил с его отцом. Я его с раннего детства знал, в те годы наши семьи были ближе друг к другу, чем к троюродным родственникам, – капитан Фостер сел за свой рабочий стол и, стараясь успокоиться, медленно протёр лицо руками от щёк к носу. Нахлынувшие воспоминания вновь напомнили Джиму Фостеру, что ему уже пятьдесят шесть лет, возраст, когда он всё ещё чувствует себя молодым и сильным, но его врач уже советует ему из раза в раз перестать так сильно нервничать. Пригладив изрядно поседевшие волосы, он посмотрел прямо в глаза своему заместителю. – Я знаю, что Джордж странный и неуклюжий, но когда я увидел его резюме в пачке писем, то почувствовал, что не могу иначе. Сегодня вы оба в ночном дежурстве. А сейчас пошли вон из моего кабинета!