Роза рассказывала, что Северус первые годы после случившегося ужаса очень много с ней разговаривал, помогая пережить шок. Что долгое время она боялась всех животных. Что ей снились кошмары и она ненавидела Гермиону и отца. Но с годами понимание, что мама сама стала невинной жертвой наконец пришло, и Розе полегчало, она позволила себе простить и отпустить всю боль.
— Я очень хотела тебя увидеть и поговорить, вот только в тот первый раз, повела себя, как дурочка… Я, честно говоря, очень испугалась и была не готова к встрече с тобой… — Роза закусила губу от досады. — Всё произошло слишком быстро… Скорпиус. Он тоже напугал меня очень. А потом я сбежала… И только в Хогвартсе в своей комнате поняла, что не должна была. Я всегда старалась быть смелой. Всегда шла вперёд, чтобы не случилось.
— Ты не дурочка… Я всё понимаю. — Гермиона ласково погладила её личико. — Моя дорогая, моя хорошая, моя милая смелая девочка…
— Мамочка! Я так скучала по этому, — Роза всхлипнула и принялась целовать её руку. — Папа Гарри и мама Джинни — они хорошие. Но ты… Твои колыбельные, твои сказки, твои руки, голос, мамочка…
Они снова обнялись, плача навзрыд.
— Я знаю… Я знаю, мой огонечек, — шептала Гермиона, сама не своя от счастья, целуя её в рыжую пышную макушку.
Они проговорили ещё несколько часов, вспоминали прошлое, детские шалости Розы, смеялись и плакали. И оторвались друг от друга, когда в дверь вежливо постучали.
В комнату вошёл Скорпиус. Он переоделся: на нем была белая рубашка и коричневые штаны с высокими чёрными сапогами. Гермиона заметила, с каким восхищением взглянула на него Роза, словно в комнату вошёл сказочный принц.
— Привет, — проговорил Скорпиус, оглядывая счастливых мать и дочь.
— Привет, дорогой! — Гермиона подала ему руку и, когда он принял её, затянула его на диван, усадив рядом с собой и дочерью.
Грейнджер обняла юношу за плечо, счастливо улыбаясь.
— Спасибо тебе! — и поцеловала в щеку.
Тот залился краской.
— Я ничего такого не сделал… — пробормотал Скорпиус.
— Сделал, — проговорила Роза и обняла его с другой стороны, глядя на него во все глаза. — Ты сказал, что у меня всё получится, что я смогу пересилить себя и поговорить с мамой, потому что я храбрая гриффиндорка. Ты рассказал, какая она замечательная, и что её появление в твоём доме изменило многое. Ты не обиделся на то, что я сбежала от тебя, как последняя трусливая мышь, а пришёл и просил прощения… Хотя ты ни в чём не виноват. Ты мой ангел… — она крепко поцеловала его в краешек губ. — Люблю тебя.
Скорпиус изумленно заморгал. Он смотрел на Розу со смесью самых прекрасных чувств — любовью, радостью и неверием в свое счастье. Видимо, она ещё ни разу не признавалась ему в своих чувствах.
— Любишь… — пробормотал юноша и довольно заулыбался. — Я тоже тебя очень люблю… Очень…
Гермиона чуть отодвинулась от «сладкой парочки». Они излучали такой свет, что ей стало неудобно. Ведьма поняла, что ощущает Люциус, видя, как они с Драко милуются в каждом уголке замка, и, улыбнувшись, потихоньку покинула комнату.
Она знала — Роза останется на ночь, и поэтому, не беспокоясь о том, что больше не увидит свою дочь, поскорее побежала искать Драко. Её распирало от чувств, и по пути радостная ведьма чмокнула в щеку проходившего мимо Люциуса.
Тот сдержанно рассмеялся, ворча ей вслед, что этого слишком мало для счастья.
Драко нашёлся в конюшне. Он уже почистил лошадей и заводил их в стойла. Гермиона задержалась у деревянных ворот, залюбовалась его открытыми предплечьями, венами, красиво очерчивающими его сильные руки. Её сердце забилось быстрее. Малфой, закрывая стойло, нахмурился и задумчиво замер, глядя на своего жеребца. Потом он улыбнулся сам себе и, обернувшись, наконец заметил Гермиону.
— Любуешься? — прищурился Драко и потёр грязные ладони о штаны. — Или шпионишь?
Она выскользнула из своего укрытия и медленно подошла к нему:
— И то и другое…
И через миг оказалась в его тёплых сладких объятиях. Он пах лошадьми, землёй и потом, но ей было всё равно. Внутри неё было так много желания и любви, её сердце было переполнено счастьем, и она потянулась к его лицу и начала нежно выцеловывать его губы.
— Значит всё хорошо? — спросил Малфой, тихо смеясь.
— Всё просто прекрасно! М-мм…
— Гермиона… Мне надо в душ… — шептал Драко между поцелуями, поглаживая её спину и ягодицы.
— Не надо… Мне нравится… Ты вкусный… Я хочу целовать тебя бесконечно, — не отрываясь от своего приятного дела, отвечала она.
Он усмехнулся и потянул её наверх, на руки:
— Тогда пойдём целоваться на наше место.
— Наше место? — Гермиона уцепилась за его шею.
Она не знала, что таковое имеется, и рассмеялась, когда Драко сделал два шага и уложил её на сено, где случилось их первое жаркое соитие.
Он лёг рядом с ней, кинул горсть сушёных ромашек на её разметавшиеся кудри и, любуясь своим творением, усмехнулся:
— Вот тут… Наше место… Помнишь?
Гермиона прекрасно помнила тот день. Тогда, наконец-то, её внутренний волчий голод затих, и яростный зов преобразился во что-то другое. Что-то, делающее её уязвимее, заставляющее её душу раскрываться, а раны на сердце затягиваться. Она сходила с ума от каждого прикосновения и поцелуя Драко. Гермиона помнила, как свет озарил всё вокруг, когда её охватила эйфория от потрясающего чувства единения с ним, от невероятного по своей силе оргазма, закрутившего её в воронку удовольствия.
Она облизала губы, вспоминая те удивительные минуты, и мечтательно прошептала:
— Наше место…
Оттянув край выреза на её голубом платье вниз, Драко провел по оголившейся груди тяжёлой горячей ладонью. Гермиона глубоко вздохнула и тихо застонала, когда он начал вырисовывать пальцем круги на её сосках.
— Ах, Драко… — она выгнулась навстречу его губам, а внутри неё, как песня, звучали три слова:
«Я люблю тебя… Я люблю тебя… Я люблю тебя…»
***
Гермиона осталась в комнате дочери на ночь.
Драко покусал губу и перевернулся на бок. Не спалось.
Возможно, они сейчас лежат обнявшись и разговаривают.
Девчонки.
Роза оказалась занятной личностью и напомнила ему кое-кого. Грейнджер. Такая же деловая, любительница почитать и порассуждать, отличница и сорвиголова в одном флаконе.
Скорпиус за ужином рассказывал, как Роза смело уселась на лошадь и смогла сама проехать кружок по загону. Было заметно невооружённым взглядом, что сын безумно влюблен в дочь Гермионы. Да что там, они оба не отрывали друг от друга влюбленных глаз.
Драко вздохнул. Размышления заполняли голову. Он понимал, что не уснёт, если Гермиона не придёт в его постель. Слишком привык. Грейнджер, как наркотик, медленно проникала под кожу. И он предчувствовал, что это может закончиться печально. Почему-то ему казалось, что даже его помощь не принесёт пользы. Она уйдёт из его жизни, как все женщины, которых он любил.
Любил? Не-ет… Драко покачал головой и поморщился с усмешкой. Не может быть. Влюбиться в неё, в дикую, непостижимую Грейнджер? Тем более сейчас, когда ему под сорок и жизнь, считай, уже идёт к старости? Нет, нет…
Но когда Драко всего лишь на миг позволил себе представить, что Гермиона останется с ним навсегда, внутри него что-то дрогнуло.
Он не стал придавать значения тому, что творится с его сердцем и душой. Он просто хочет спать. Вот и всё.
Драко задумчиво взял с тумбочки книгу «Быстрорастущие растения и магия», которую читал десятки раз, чтобы поскорее заснуть. Слова сливались в непонятную мешанину из букв. Без Грейнджер сон не шёл, и он отбросил скучнейшее чтиво в сторону. Ему не хватало её дыхания рядом, её тепла и кудрей, в которые он любил погружаться пальцами и гладить, гладить, медленно засыпая.
Драко тихо зарычал. Он был искренне рад за Грейнджер, но эгоистичное желание видеть ведьму у себя в кровати затмевало эту радость.
Ладно, хорошо, девчонки заслужили побыть вместе.