— Очень вкусно, попробуй, — Гермиона протянула надкусанный оладушек к его рту и приказала: — Открой!

Драко закусил щеку изнутри. Ему снова стало смешно. Эта маленькая наглая женщина действовала на него странно. Рядом с ней он чувствовал всё, огромный спектр чувств, которого не испытывал никогда. Даже к Астории. От желания убить до такого же сильного желания вцепиться в неё, чтобы целовать до умопомрачения и смеяться, поражаясь её наглости.

Он облизнул губы. Продвинулся к Грейнджер ближе, опёрся ладонью о стол рядом с её бедром. И с усмешкой приоткрыв рот, высунул кончик языка. Гермиона внимательно оглядела его раскрытые губы. Малфой заметил, как она тихо выдохнула, карие глаза потемнели до чёрного. Теплый оладушек аккуратно лёг на язык. Он откусил кусок. Прожевал. Снова облизнулся.

— Действительно, вкусно получилось. Я давно их не готовил, — оценил Драко.

— У тебя тут… — Гермиона закусила кончик своего языка, когда притронулась к его верхней губе пальцами и нежно провела по ней, что-то старательно стирая.

Малфой не отклонился в сторону и не оттолкнул её руку, как делал это обычно, когда Грейнджер трогала его. Закрыл глаза на мгновение. Её пальцы были нежными и горячими, и кожу на губах, казалось, обожгло. Если бы он мог хоть немного отпустить себя, он бы поймал эти тонкие пальчики ртом, целовал бы её ладони и…

— Когда Северус во всем разберётся, мы с ним уедем, — проговорила вдруг ведьма.

Драко раскрыл глаза. Её личико было совсем близко. Она разглядывала его рот.

— Хорошо, — он зло выдохнул и отодвинулся от неё. — Скорее бы. Жду не дождусь, когда ты уедешь.

— Какой же ты… Лжец… — Грейнджер рассмеялась и уверенно произнесла: — Ты хочешь, чтобы я осталась, признайся!

Драко дёрнул бровью и отрицательно покачал головой. Но в этот момент его душу куснуло какое-то странное новое чувство.

***

Северус прибыл ближе к обеду, так как и предполагал Драко.

Гермиона успела пройтись по второму этажу, чтобы смахнуть пыль с вещей, картин и ковров. Если Драко так неохотно пускает на свою кухню, она поможет ему с уборкой, решила ведьма и взялась за дело. Этот упрямец следил за чистотой своего замка не очень тщательно. Видимо, на это ему совсем не хватало времени. А её желание помочь было похоже на зуд, магия сама срывалась с кончиков пальцев уничтожая комки пыли и грязь.

Ведьма заглядывала в заброшенные комнаты, меняла цвета портьер и покрывал, освежала воздух, раскрывая окна, стирала пыльные пятна с мебели, приводила всё в порядок, получая от процесса огромное удовольствие. Комнат было слишком много для трёх человек, по её мнению. Когда она немного выдохлась, то решила проведать Скорпиуса в библиотеке.

Юноша встретил её усталой улыбкой. Они какое-то время болтали о его учёбе в школе, а потом занялись поиском рун, похожих на те, что мерцали у неё на предплечье. В книге, которую юноша не очень старательно изучал вот уже пару дней, нашлись некоторые совпадения.

— Скорпиус, малыш, выпиши, пожалуйста, что значит это сочетание — Турисаз, Гебо и руна Смерти, — попросила Гермиона, когда заметила три последние руны изображённые рядом на одной странице. — Я покажу их Северусу.

Они сидели в центре огромного мрачного зала заставленного многочисленными стеллажами с книгами. Сегодня было пасмурно, и в сводчатые окна попадало совсем мало солнечного света, поэтому Гермиона зажгла свет в хрустальной люстре висевшей над широким письменным столом, где они расположились. Скорпиус устроился на кресле, обитом чёрной кожей, и склонился над пергаментом с пером в правой руке, всё ещё перевязанной бинтами. Гермиона, не изменяя своей привычке, восседала на столе и изучала книгу чуть повернув голову вбок. Она вдыхала запах книжной пыли, чувствуя какое-то непонятное блаженство в груди. Это было так знакомо ей. Книги, шуршание страниц и скрип пера. Она еле сдерживалась, чтобы не согнать юношу с места и самой не начать писать.

— С тобой это часто происходит? — спросила Грейнджер, завороженно наблюдая, как он старательно выводит палочки и крючки.

Он поднял взгляд, соображая, о чём она спрашивает.

— Эммм?

— Вчера ночью я встретила тебя около портрета Астории. Ты будто спал. Заплакал, а потом обнял меня и назвал мамой, — уточнила Грейнджер.

Скорпиус моргнул и смущённо отвёл глаза:

— Извините.

— Нет, извиняться не надо. — она погладила юношу по плечу. — Ты же это не специально.

Он принялся чертить закорючки с ещё большим усердием.

— Ты опасен сам для себя в таком состоянии. Вот и всё, что я хотела сказать, — Гермиона легко растрепала светлую копну волос.

— Благодарю за заботу, — он остановил движение пера, поправил чёлку. — Обычно такое происходит только здесь, дома. Я знаю мэнор, как свои пять пальцев. И всегда оказываюсь там… Где вы меня нашли.

— Ты очень любил маму?

— Да, я и сейчас её… Хотя она и не рядом… — он откинулся на спинку кресла и продолжил, глядя куда-то сквозь Грейнджер. — Я очень её любил. До Хогвартса я общался только с ней и отцом, и мы с ней были большими друзьями. А когда её не стало, я остался совсем один на какое-то время. Дед тогда не жил в мэноре, отец закрывался в «комнате памяти» на весь день и пил, а я лазил по замку. Перезнакомился со всеми предками в коридоре третьего этажа, исследовал подвал и чердак. Была зима, а я гулял в лесу один. Приручил белок, подкармливал выводок лисицы, помог оленю, попавшему в папин капкан. Отец не знал, что я делаю и где пропадаю. И через месяц после маминой смерти на меня напала пума.

Гермиона ахнула. Она и сама как-то раз попала в лапы кугуара. Стоило ослабить внимание, как мощная лесная кошка вцепилась ей в спину и обожгла резким ударом когтей. Но Грейнджер была огромным волком и в пылу борьбы удавила лесную тварь, зажав её между корней старого пня. А Скорпиус встретил эту напасть будучи беззащитным ребёнком…

— Сколько тебе было лет? — спросила ведьма, с выражением сожаления и ужаса на лице.

— Мне шёл восьмой год, — усмехнулся он так, как будто это совершенная ерунда.

— Всего семь лет? Но как ты спасся? — это было невероятно — остаться в живых после нападения жестокого лесного зверя, который, наверно, был ростом с него семилетнего, если не больше.

— Этого я не помню, — Скорпиус пожал плечами. — Я очнулся уже в замке, весь в глубоких царапинах, укусах и ранах… Помню только, как стучал в комнату и звал отца, истекая кровью, — говоря это, он немного побледнел.

— Мерлин… — Гермиона закусила губу, представляя, как ужаснулся Драко, увидев растерзанного сына, и тут же вспомнила, что натворила сама.

Она опустила взгляд и суетливо потёрла красную ткань на коленях, борясь с нахлынувшим чувством вины, а Скорпиус продолжал:

— Я помню лицо папы, его панику и растерянность… После этого случая, он никогда больше не оставлял меня без внимания. Повесил портрет мамы в башню рядом с бабушкой, и мы часто ходили к ним общаться…

— Скорпиус, — Гермиона облизала губы, и уже хотела произнести слова сожаления, но юноша беспечно махнул здоровой рукой и покачал головой:

— Нет, нет! Всё нормально. Кстати, те раны так быстро и бесследно зажили, что я даже не могу похвастаться ими. Никто в Хогвартсе не верит, что я выжил после нападения пумы. Без магии. Я ведь тогда ещё не был полноценным волшебником. На самом деле у меня на теле нет ни одного шрама, хотя я очень люблю лазить там, где не стоит, — он хохотнул и потёр щеку, на которой несколько дней назад красовались три красные полосы от удара отца. — Наверно, я особенный, — заключил Скорпиус, поднимая самодовольно бровь.

Гермиона вновь узрела в нём дедушкины черты и усмехнулась:

— Ты особенно скромен.

Он добродушно рассмеялся.

— О, да! Одна девушка в школе частенько говорит мне то же самое.

— Хорошая девушка? — Гермиона заметила, как бледная кожа на его щеках мгновенно покрылась ярким румянцем.

Скорпиус вновь схватился за перо и, скрывая улыбку, проговорил: