Флоренс и Гермиона одновременно закатили глаза. Первая устало откинулась на спинку старенького поскрипывающего стула, поджимая губы и глядя на Поттера, как на чокнутого.
— Гарри, мне кажется, у тебя уже паранойя! — Грейнджер так активно взмахнула руками, что чуть не заехала в нос Рональду. — Ой, прости, Рон… Дался тебе этот Малфой! Мы можем спокойно прожить без него хоть несколько часов? У меня складывается ощущение, что он везде ходит с нами, потому что ты, Гарри, — она сурово глотнула сливочного пива, — Никак не угомонишься. Давай отдохнем, повеселимся, а не будем думать о том, какой же сверхсекретный план разрабатывает этот слизеринский дрыщ!
— Но, Гермиона…
Обиженно закряхтел отодвигаемый стул, создавая неприятный скрежет. Гарри обернулся и увидел, как Флоренс медленно встает и с дружелюбной слабой улыбкой подмигивает Гермионе:
— Согласна с тобой, Грейнджер! Обработай нашего горе-героя, а то он опять помчится спасать мир, а вам с Уизли придется спасать Поттера, — она ласково усмехнулась, беря со спинки стула серое шерстяное пальто и натягивая его на себя. — Я тут вспомнила, мне надо забежать в «Писарро». У меня любимое перо сломалось, а тащить вас через пол-Хогсмида по такой пурге совершенно незачем.
— Тогда встретимся у входа в «Три метлы» где-то… м-м-м, скажем, через четверть часа? — встрепенулась Гермиона, бросая торопливый взгляд на наручные часики. — Мы засиживаться не будем, да, мальчики?
«Мальчики» обреченно кивнули, и Грейнджер тепло улыбнулась подруге, которая застегивала последнюю черную пуговицу у горла. Гарри вновь обернулся через плечо, тоже улыбаясь, но увидел, как Флоренс замерла, не отнимая пальцев от ворота пальто, и смотрела куда-то под винтовую лестницу из красного дерева. Там располагались двери в сортиры, скрывавшиеся в густом полумраке. Юноша отметил, как тревожно раздулись тонкие ноздри подруги, темные четкие брови дрогнули в неясной эмоции, а губы дернулись, будто Флоренс что-то хотела сказать. Орехово-карие глаза затуманились странной пеленой, а тонкие бледные пальцы нервно сжались, сминая шерстяную ткань воротника. Это длилось всего пару мгновений, и Рон с Гермионой не успели ничего заметить. Девушка слабо, с привычной насмешкой улыбнулась друзьям, кивнула на прощание и резко сорвалась с места, аккуратно пробираясь между столиками к выходу. Гарри немедленно развернулся к темному закутку под лестницей и сощурился, вглядываясь в плотный сероватый сумрак. Но там ничего не было, только Розмерта, стоя на ступеньках и небрежно облокачиваясь о гладко отполированный поручень, отчаянно и лукаво кокетничала с каким-то симпатичным молодым волшебником лет двадцати. Гарри поправил очки на носу и влился в веселую беседу друзей, но его не покидало смутное чувство тревоги. *** Флоренс зябко прятала покрасневший нос в поднятый ворот пальто, чувствуя, как в глаза и на щеки летят колючие острые льдинки, как порывистый, продирающий до костей вихрь проникает через пальто и обжигает кожу. Писарро, любезный сухой старичок в неизменной клетчатой жилетке и огромных очках в роговой оправе, предоставил небольшую скидку своей частой покупательнице, тем самым хоть немного приподнимая настроение девушке. Она, выбравшись из свежего тепла магазинчика, пропахшего старым пергаментом, дубовыми поленьями (Писарро топил камин только такими) и бергамотовым чаем, ощутила себя до крайности разбитой и потерянной. Душу терзали страшные догадки, подозрения и сомнения, вызывая тупую боль в затылке и распухающую тяжесть где-то в груди. Девушка боролась с мощными порывами ветра, грозящими снести ее с пути, пробираясь через зловеще пустынную улицу, и чувствовала нарастающее напряжение и непонятную вскипающую панику. Так бывает, когда ждешь чего-то чудовищного, не можешь ничего с этим поделать и не знаешь, что будет дальше. Флоренс была уже неподалеку от «Трех метел», как увидела еще немного подальше две женские фигурки. Девчонки явно спорили — одна хотела выдернуть из рук второй то ли какую-то сумку, то ли сверток. Та, что была в яркой красной куртке и с черными длинными волосами, отчаянно сопротивлялась. Когтевранка приближалась к пабу, не обращая особого внимания на студенток — мало ли, что они там не поделили. Но когда Флоренс остановилась у запорошенного снегом каменного вазона, метрах в ста от девушек, она поняла, что происходит что-то неладное. Девчонка в красной куртке нечаянно разорвала упаковочную бумагу, гневно крича на подругу, сделала какое-то неясное движение, и на заледенелую мостовую полетел сверток с выглядывающим из него бархатным футляром. Флоренс, почувствовав, как все внутренности скрутились в тугой тревожный узел, начала медленно подходить к замершим студенткам. И тут произошла странная, но леденящая кровь куда больше промозглого ветра, вещь. Девушка в алой куртке, грациозно раскинув руки в стороны, взмыла в воздух, обдаваемая со всех сторон кружащейся злобной вьюгой, которая, казалось, разбушевалась во сто крат сильнее. Ее лицо — симпатичное, но смертельно бледное — не выражало ничего, кроме убийственной безмятежности. В этой изящной позе, прикрытых глазах, треплемых ветром черных волосах, было что-то невообразимо, мучительно жуткое, что-то, напоминающее самый невыносимый, безумный ночной кошмар. Девушка резко распахнула глаза. Ее дикий вопль, пропитанный нестерпимой, острой болью, слился с тоскливым воем вихря. Флоренс, как завороженная, медленно двигалась к ошарашенной подруге студентки, стоящей на земле. В горле образовался муторный тошнотворный ком, уши заложило, а ноги едва ли не подкашивались. Где-то за пределами разума хлопнула дверь паба, кто-то что-то прокричал. Девушка услышала отчаянный, полный жгучего ужаса крик Гарри «Флоренс, стой!». Через пару мгновений она оказалась в кольце крепких, сильных рук, влекомая назад. Когтевранка пришла в себя, ощущая над ухом сбитое, горячее дыхание друга, прижимавшего ее к груди и нервозно поглаживавшего по волосам, в которых запутались многочисленные градинки. Гарри исступленно вцепился второй рукой ей в плечо, панически удерживая на месте. Его искрящиеся зеленые глаза за стеклами очков, наполненные животным страхом и кошмарными безумными искрами, были устремлены на девушку в воздухе. Флоренс, тяжело и рвано дыша, хваталась за куртку Гарри и смотрела в тяжелое, подернутое мутной пеленой небо, в котором жутко алела женская фигура. Внезапно взгляд девушки соскользнул в темный проулок между «Тремя метлами» и «Шапкой-невидимкой». На фоне каменных стен странно и пугающе выделялся неподвижный силуэт молодого человека, высокого и худого, в наглухо застегнутом черном пальто и с растрепавшимися белыми волосами. Он застыл с выражением отстраненного ужаса на болезненном остром лице, будучи не в силах сдвинуться с места и оторвать взгляд от неба. Глаза Флоренс расширились от осознания своей догадки. Человек, украдкой оглядевшись, исчез в темноте проулка туманной мрачной тенью. Гарри Поттер сильнее прижал к себе подругу, когда мимо них пронесся Хагрид. *** В библиотеке царила привычная тишина, нарушаемая лишь шелестом листаемых страниц и поскрипыванием перьев. В приятном полумраке мерно горели теплыми огоньками свечи, отбрасывая блики на корешки сотен фолиантов. За столом у стрельчатого окна сидели девушка и юноша, усталые и измотанные. Школьные мантии обоих были небрежно брошены на спинки стульев, факультетские галстуки ослаблены, а волосы немного растрепаны. Оба студента были необычайно бледны. Черноволосый молодой человек скрестил на столе руки и уронил на них голову, затуманенно разглядывая собеседницу напротив. Та подпирала впалую щеку ладонью и задумчиво рассматривала мерцающее пламя тонкой свечи в простом медном канделябре. Гарри Поттер, несмотря на пережитый только вчера кошмар, не мог хотя бы на мгновение забыть про сладко щемящее чувство в груди. Это было так странно и казалось таким неправильным, но гриффиндорец ничего не мог с собой поделать. Не мог не смотреть на это узкое утонченное лицо с фарфоровой кожей, обрамляемое наспех подколотыми темно-шоколадными волосами, с несколькими выпавшими прядями, мягко спадающими на длинную шею и впалые ключицы. На закатанные рукава форменной белой рубашки, обнажавшие тонкие руки с хрупкими запястьями, и на расстегнутые верхние пуговицы. Черные длинные ресницы легко вспорхнули, открывая чарующий медово-ореховый взгляд с золотистыми искорками. Мягкий свет свечи оттенял тонкие, нежные черты лица и бледную бархатную кожу. От этого теплого огонька пышные блестящие волосы, густые каштановые брови и обжигающие, завораживающие глаза казались еще более насыщенными и темными. Нежные, мягкие шелково-розовые губы напоминали два прекрасных лепестка и были едва заметно приоткрыты. Флоренс Уайлд была поразительно гармонична во всем — в миниатюрной фигурке, в привлекательных жестах, в глубоком прохладном голосе и в поразительном сочетании тонов кофейного и шоколадного во внешности. Она была естественной, настоящей и цветущей необыкновенной красотой, которая заключается в истинном очаровании женственности и мягком изяществе, а не в совершенной правильности смазливых черт. Гарри мог бесконечно наблюдать за тем, как она изредка откидывает щекочущие кожу пряди темных волос, как мерцающие тени касаются ее красивого, усталого лица, как слегка подрагивают губы. Флоренс немного пошевелилась, и Гарри окутал шелковый шлейф карамельного аромата ее волос и кожи, белых весенних цветов и лавандового мыла, которым пахли ее тонкие длинные пальцы.
