Алек в панике не мог закрыть рот; он беспокойно переминался с ноги на ногу, ожидая реакции отца, но тот задумчиво смотрел себе под ноги. Это была самая настоящая трата времени на бесполезные разговоры. Очевидно, что у них оно было до вечера, ведь операцию могут начать только с потемнением; те люди в тенте говорили, что это выгоднее. Но какую операцию? Какая цель? Алек не успокаивался, вопросы пчелиным роем жужжали в затылке. Увидеть Игоря, срочно к нему.

— Ты понимаешь это? — снова спросил он, внимательно глядя на отца.

— Давай так. Сначала мы отдохнём хорошенько, а потом, после обеда, заговорим об этом за столом. Договорились?

— Нам нельзя оставаться ночевать. Подумай про маму.

Алек ушёл, воспользовавшись грязными приёмами, стал давить на их больную рану. Он знал, что это жестоко, но иначе поступить не мог, веря, что это единственный правильный способ; пусть лучше ничего не произойдёт, а они просто отсюда уедут. Ярослав так не считал, воспоминание о супруге вновь открыло червоточину, но всё же он пообещал себе прислушаться к сыну.

Осознание того, что вторые сутки на отдыхе начались слишком быстро, пришло в голову Алека, когда он прогуливался вдоль берега. Солнце припекало в макушку, волосы, превратившиеся из-за речной воды в солому, уже становились горячими; хотелось как можно быстрее окунуться в воду или спрятаться в тени дерева. Он давно уже снял с себя тёплую одежду, натянув первую попавшуюся футболку, насквозь пропахшую костром, и плавательные шорты. Тревога разрывала изнутри, но периодически он ловил себя на том, что надеется прямо сейчас встретить Игоря, и эта надежда на долю секунды приносила спокойствие.

Утро — впервые трезвое для родителей — прошло слишком незаметно. Алек, чьи мысли заполнили те странные люди, понял, что совершенно не помнит, что было до полудня. Только отчётливое воспоминание о том, что на рассвете его трясло от холода. Как оказалось, проснулся он чуть ли не самый последний, если не считать Егора, который ещё даже не выходил из палатки; все суетились, готовили завтрак. Спокойный перекус, вкусный горячий чай, приятные разговоры за столом и слишком внезапно подкравшийся полдень. Ужасно сонный полдень, от жары которого попрятались все в тени деревьев.

Страх крутился внутри, высверливая в груди чёрную дыру, Алек словно стал сосудом для всех кошмаров, впитывая в себя даже переживания муравьёв под ногами. Возможно, потому он ничего не помнил — плохие эмоции стирали всё, как бы он ни старался успокоиться и заглушить то, что свербело внутри. Он топтался по песку, неподалёку от прохода к лагерю Игоря.

Нет, Алек точно не тот, кому приносит удовольствие игра в детектива. В его распоряжении был самый минимум информации и целый мешок предположений, а навязчивых мыслей ещё больше. Не будь рядом с ним вчера Игоря, так он и вовсе бы задумался, не приснилось ли ему всё это? Если бы…

— Доброе утро, милый мой, — Игорь ничуть не стеснялся показывать свою нежность. Он отталкивал ветки на пути, уже протягивая руки для объятий, на лице сияла широкая улыбка.

— Не надо… тут, — Алек перехватил его руку, переплетая их пальцы в крепком замке. Он мог это сделать только для того, чтобы не обидеть, но делал это из желания. Он действительно нуждался в этом.

— Точно, — Игорь сразу повернул голову в сторону выхода к пляжу и обрадовался тому, что там никого не увидел. — Ты как?

Алек, который в этот момент уставился на его шею, потрясающе красивую шею, оторопел. Обычный вопрос застал его врасплох, мгновенно заткнув и не дав возможности открыть рта. И только острое понимание того, что этой ночью случится что-то страшное, смогло наконец развязать ему язык; и правда полилась рекой, он не скрывал ни единой своей эмоции, вывалив все свои переживания. Игорь на самом деле считал точно так же, но понимал, что это стоит скрыть, потому что так Алек точно никогда не успокоится.

— Родители не станут возмущаться, если я попрошу, чтобы мы уехали после обеда. Ты с отцом уже начал эту тему, он сказал, что поговорит. Ты слышишь меня? Всё будет, — двумя ладонями Игорь приподнял его лицо, внимательно посмотрев в его бесконечно глубокие глаза, и чуть приблизился к нему, — нормально. Услышь и запомни это.

— Хорошо, — но эмоции на лице не соответствовали сказанному, он поник ещё больше, уставившись себе под ноги, когда Игорь отстранился от него.

— А знаешь, что?

И Игорь начал толкать его в плечи, прямиком в воду. Так быстро, что Алек даже не успел поначалу среагировать, а дальнейшие действия никак не поспособствовали тому, чтобы удержать равновесие. Песок оказался слишком скользким, и он, проехав по нему пятками, судорожно схватился за руки Игоря, полетев спиной в реку. Дно довольно резко уходило в этом месте, потому их падение было безболезненным; Алек начал барахтаться под водой, и Игорь, упавший вместе с ним, потянул его за плечи наверх. Это была искренняя попытка вывести его из состояния вечных, не самых позитивных, размышлений.

— Ах, ты! Сучёныш! — с отчётливыми нотками веселья в голосе выпалил Алек, как только выплюнул воду, попавшую в рот и нос.

Мокрая одежда облепила тело, волосы лезли в глаза. Настроение действительно изменилось, такие неожиданные действия напомнили о том, с кем он рядом находится, и Алек, поддавшись трепету в груди, обнял Игоря за шею.

— Есть такое. А ты разве сразу не догадался? — крепко прижав его к себе за талию, он пользовался тем, что под водой их невидно.

Быстро и резко, как и всё, что случилось за последние тридцать секунд, Игорь поцеловал его, ухмыльнувшись возмущённому стону. Всё же был риск, что их могут в любую секунду застукать родители, а шанс того, что сладкую парочку оставят тут же в покое, был равен нулю.

Они отплыли друг от друга, быстро оглядевшись по сторонам, и, скинув с себя футболки на берег, стояли в воде почти что на носочках. Алек успел заметить родителей, плавающих вдалеке, к его огромному счастью: настроение разыгралось настолько, что всё тело буквально зудело от желания большего контакта и прикосновений. Постепенно настроение угасало, Алек снова возвращался в свою мёртвую спокойность, а уровень неловкости рос всё больше, с приближением тех, с кем он сюда приехал.

Игорь же продолжал веселиться, плескаться водой, временами отплывал далеко, делая вид, что тренирует свои умения. Он выбрал хорошую тактику, чтобы никто не строил ненужных предположений.

— Кто из них твой батя?

— Как увидишь ворчащего тощего старика, сразу поймёшь, что это он, — и Алек снова уставился на компанию, успевшую выбраться на берег. Те, заметив их, как ни странно, тревожить не стали.

— Так вот чей у тебя характер, ха-ха-ха! — рассмеялся Игорь. — А я-то думал… Издалека, оказывается, понять можно, кто вы друг другу!

— Временами у меня больше мамин характер, — он окончательно помрачнел, но его приятель этого не увидел, заплыв за его спину.

— И какая она? Такой же безумный инициатор, каким я тебя только что видел? — продолжил тот.

— Она… мёртвая, — воздух от его слов словно налился свинцом. Дно стало притягивать, внутри возникла тяжёлая гиря. Алек распространял пустоту вокруг себя, захватив в этот омут Игоря.

— Охренеть можно… прости меня, — чувствуя вину за то, что задел старую рану, проговорил он.

Подобравшись поближе, он обнял его со спины, так, что под водой и видно не было. Хотелось расплакаться, закричать о том, что ему действительно жаль и за сказанное, и за то, что матери Алека не стало. Но он понимал, прекрасно чувствовал, что тот в этой жалости не нуждается.

Алек, повернувшись к нему лицом, впервые дал себе право выпустить эмоции; мрачность на его лице стала уничтожающей, слёзы без остановки текли по щекам. Он начал рассказывать всё, что копилось внутри, хотя раньше себе такого не позволял.

На самом деле очень трудно признать, что матери больше нет. Не только самому себе, но и кому-то ещё. Первые три недели после её смерти в его голове не пробегало ни единой мысли об этом; откровенная правда, что она лежит в земле, а её душа, покинув сосуд, растворилась, упорно ускользала от него.