III Следующий день Горькое лекарство Посвящается моей дочери Нгок Чам Жар сжигает тебя, дитя моё, как на костре, А я, твой отец, могу превратиться в пепел. Лекарство горькое, но ждать больше нельзя. Сдерживая твою ручонку, дитя, Кап-кап: каплет роса. Неполная чашка. Душевная боль стихает. Изнурительно-холодная ночь, Но хрупкие лепестки цветов Прекрасно пахнут благодаря Своим горьким корням. Загустевает пот, превращаясь В мозоли на руках, И чашку с горьким лекарством Заполняет весна. Мой возраст теперь — Мои молчаливые слёзы. Бесцельно рыдает реальность. Малыш, ты что-то жуёшь во сне. Я ставлю чашку на окно. Когда ты станешь таким же взрослым, как я, Со дна чашки, наверное, Поднимется буря. Заметки у Великой стены Облака лежат тяжёлыми валунами на моих плечах, Мои глаза рассеиваются в песках, Которые с каждым вдохом наполняют мои лёгкие. Великая Китайская стена всё ещё строится? Раздаётся голос евнуха, читающего указ: «Всех, кто сочиняет стихи, перетаскивая валуны, Будут бить до тех пор, пока не кончится кровь». Конец указа! Поднимая глаза, я встречаю дряблое лицо, Холодные руки, свинцовые глаза, срывающийся голос. Крыша-маяк в малиново-красном отсвете Обнажает саблю над шеей окровавленного синего дракона. Я выгибаю спину, заслоняя солнечный свет, Я упираюсь ногами, сопротивляясь натиску ветра. Всё, что угодно, только бы приблизиться к этому цветку, Что колышется в небе. Ваше величество / Уважаемый господин / Отчёт товарищу… Этот скромный офицер / жалкий гражданин / скромная личность… Выполнит свои обязательства. Будь это вершина неба Или дно бездны, Я всё равно чувствую твою горячую плеть на спине. На серых камнях пот путников Расцветает маками. Лунатизм Писателю Буй Нгок Тану[6] Содвинем бокалы! На хрустальной поверхности проступает улыбка. Хрусталь дрожит в руке. Иссякло птичье пение. В основании холодного камня Отразился уже истлевший Оттиск чьей-то ноги. Шелест брачной постели — К перерождению насекомых. Дышим друг другом. Дышим незнанным дождём. Край чашки – в глубоких выщербинах. Хрюшка из свинарника раздувается, Обретая размеры огромной деревянной свиньи. Приступ дождя, к счастью, пережили. Глазами близких всё восстанавливается. Белые, как под одеялом, поля. Сущность слов оплодотворяет землю… В безрассудстве, цепляясь за стены ночи, Встаём. Кто узнает, Кто выпьет в шаге лунатизма Ещё один бокал, Ещё рюмку… Бесконечный сон Воздадим почести Зием Тяу! Я озяб от непрекращающегося дождя, Пролившегося в мой сон под утро. В момент моего рождения Мутные волны били в мангровые леса. Небо не укрывало, Звезда ярко освещала толстые очки, Оставленные на клавиатуре. Всё утро 28 декабря льёт дождь. Он промочил меня до ниточки! Земля промокла до костей! Перелистываю страницы книги, Оставленной мной открытой. Под кроной дерева – звуки детского плача. В низко плывущие облака, В раздуваемые крылья птицы [7]Возвратился продувной сквозняк. Вокруг корней мангровых деревьев Кружит белый платок. В небесной выси раскачивается гроб. Сохраняя спокойствие, провожаю гостя за ворота Заварив чай в чайнике, Вернулся — А гостя уже нет. Звоню по телефону — Его домашние сообщают, Что вот уже семь лет, как он умер. Умопомрачение… В моём доме Полный переполох: Не помню, когда сняли Со стены портрет, Где заводные механические часы, Чайный сервиз… Кто дал его, Выдав за старинный? К соседям заглянул, Спросил о ценах на продукты — Какие-то подорожали, Другие – в прежней цене. А в доме чай стоит, ещё горячий. Подвинул чашку, где сидел мой гость. Струя смертоносного пара Взвилась перед глазами на высоту Полутора метров и более… Спустя мгновенье опустилась вниз. Вариации на тему о вороне Дыхание смерти направляет фитиль к зениту. Ворона сияет ярко. вернутьсяПисатель Буй Нгок Тан (1934–2014). В течение пяти лет (1968–1973) находился в исправительно-трудовом лагере. Автор книги «Рассказ в 2000 году». |
