— Мадам Аньеза, старая мадам хотела видеть мисс Мадаленну.

— А это не может подождать?

— Мисс Мадаленна, вы же знаете, какой становится старая мадам перед приемами!

— Хорошо, хорошо, мы сейчас спустимся, — примирительно улыбнулась Аньеза и накинула на себя халат. — Пойдем, иначе крику будет на весь дом.

Бабушка стояла в украшенном холле, мимо сновали официанты, и бедный Фарбер крутился волчком, пытаясь руководить процессом и укрываться от вездесущего взгляда Хильды. Старая миссис Стоунбрук была в старомодном бордовом платье из панбархата, и на всем наряде не было места, где не висели бы гроздьи бриллиантов. Даже в волосах были повсюду разбросаны мелкие шпильки, усеянные блестящими камнями.

— Как же можно так долго копаться! — проворчала бабушка, и, увидев Аньезу в халате, схватилась за сердце. — Как? Ты еще не одета? Аньеза, ты намерена меня опозорить?

— Не беспокойтесь, Бабушка, я помогала Мадаленне одеться, со своим нарядом я быстро справлюсь.

— Да? — недоверчиво протянула Хильда и придирчиво посмотрела на внучку. — Ну-ка, повернись. Ну же, быстрее! - старуха медленно обошла ее кругом и недовольно вскинула брови — говорить было нечего, платье было великолепным. — По-моему, оно тебя бледнит, и шея стала как у гуся, но это на совести твоей матери. Позвала я тебя не за этим. Грета!

Горничная вздрогнула, ринулась в соседний зал и в ту же минуту держала в своих руках бархатную коробку. «Подарок», — промелькнула у Мадаленны сумасшедшая мысль, но этого не могло быть. Бабушка никогда ничего ей не дарила. Тем не менее, коробка явно предназначалась ей, да и на губах у Аньезы снова играла та же загадочная улыбка.

— Твой отец хотел, чтобы ты не носила дорогие украшения до двадцати лет. — мрачно начала Бабушка. — И взял с меня обещание, что когда тебе исполнится ровно двадцать, ты выйдешь в свет в особом гарнитуре. Было бы еще замечательно, если бы он поручил выбор украшений мне, но нет, он решил, что твоя мать будет лучшим советчиком. — Мадаленна посмотрела на Аньезу: та сияла. — Не знаю, что она могла выбрать, да еще и десять лет назад, но… В общем, открой коробку, Мэдди. Ну же, быстрее! Только ничего не разбей, ты же всегда такая неуклюжая.

Мадаленна пропустила последние слова и осторожно прикоснулась к темно-синему футляру, на котором золотыми буквами было выведено «Гарри Винстон», Она слышала об этом магазине, видела невероятные серьги и колье из бриллиантов на страницах дорогих каталогов, но их блеск казался ей холодным. Однако Аньеза должна была выбрать что-то особенное, подумала Мадаленна, и без лишних колебаний сняла крышку. На бархатной подушке лежали самые красивые ожерелье и серьги, которые ей доводилось видеть. Это были не бриллианты, это был берилл — любимый камень мамы. Бледно-голубой, переливающийся зеленым, он поблескивал на синем бархате, и Мадаленна вдруг поняла, что смотрит, затаив дыхание, на игру света.

— Полагаю, тебе понравилось. — проворчала Хильда. — В таком случае, забирай, это твое. Полли! — крикнула она горничной, и та через секунду появилась около хозяйки. — Все готово?

— Да, мадам.

— Хорошо. Аньеза, — крикнула она. — Ради всего святого, пойди оденься, или ты решила шокировать моих гостей смелым нарядом? Бога ради, побереги их нервы!

— Иду, Бабушка. Тебе понравилось? — улыбнулась миссис Стоунбрук и обняла дочку.

— Это прекрасно. Мама, — рассмеялась Мадаленна сквозь слезы. — Я даже не думала, что мне сегодня так будет хорошо.

— Ну так что же ты плачешь, глупенькая? Иди лучше застегни колье и иди встречать гостей. Тебе уже двадцать. Ты стала хозяйкой.

Мадаленна поцеловала маму и подошла к зеркалу. Она не любила эти приемы столько, сколько жила в этом поместье. Но сегодня все было немного иначе. Ее приятно грело счастливое материнское платье, а отцовская весточка придавала уверенности и заставляла поднять голову вверх. Дрожащими пальцами она закрыла трудный замок и повернулась на мраморном полу. Время близилось к началу, и Мадаленна заслышала тяжелые шаги Бабушки. В этот вечер она уже не боялась стоять с ней рядом; она знала, что сможет защитить свое имя и не упасть. Она сама не знала, что в ней смогло измениться за такое короткое время, но что-то грело ее изнутри и подсказывало, что на этот раз все пройдет прекрасно. Отец хотел, чтобы ее двадцатилетие в свете было особенным, и она возьмет на себя эту миссию, и не опозорится. Мадаленна всегда выполняла обещания, данные отцу.

Гравий у дороги зашуршал, и голос Фарбера возвестил о гостях. Мадаленна выпрямилась, и заметила удивленный взгляд Хильды.

— Мистер и миссис Белл. Сэр Сомерсет Разерфорд и сэр Эйдин Гилберт.

Мадаленна улыбнулась под звуки настраиваемого оркестра в саду. Она не подведет отца.

Комментарий к Глава 11

буду очень рада вашим комментариям).

========== Глава 12 ==========

— Дорогая, я не видела тебя с прошлого сезона! Где ты была?

— А потом он закрутил роман с той актрисой! Ну, помните… Такая белобрысая…

— Монако был прекрасен, ровно два дня, а потом мы поехали в Баден-Баден! Или в Монте-Карло…

Свечи в хрустальных подсвечниках сияли словно электрические, чьи-то лакированные башмаки путались в бархатных портьерах и шелковых платьях, а из гостиной и сада доносились звуки скрипки и саксофона. Вечер был блестящим, но вполне привычным. Гилберт полагал, что за те три года, за которые он особо не появлялся в обществе, званые вечеринки хоть как-то изменились, но все так же тут были золотые канделябры и все те же люди, просто немного постаревшие и погрустневшие. Хотя, Эйдин усмехнулся и отказался от коктейля, про него самого можно было сказать то же самое. Все сплетничали, смеялись, обнимали и расцеловывали друг друга в щеки; делали вид, будто страшно рады видеть каждого, и все равно, минуту спустя, парчовая накидка сменялась другой, с более богатой вышивкой, и разговор начинал идти о той, которая теперь мелькала среди других. Сплетни соединялись, клубились и раздувались до таких масштабов, что непонятно было, где заканчивалась правда, и начинался вымысел. Хотя была ли здесь вообще правда?

И во всем этом странным островком порядочной жизни царили Мадаленна и Аньеза. Старой миссис Стоунбрук Гилберта еще не представили, и, честно говоря, он не горел желанием. Как только они вошли, Разерфорда сразу подхватила пестрая толпа, а сам он подошел к Мадаленне и подал ей руку. Ее бабушка куда-то исчезла, и он смог увидеть только грузную фигуру в бордовом платье, но стоило ее голосу снова раздаться под потолком, как Мадаленна отдернула руку и улыбнулась новым гостям. Она была лишней на этом празднике жизни в самом хорошем смысле этого слова. Ее серое платье — элегантное, строгое, — сделало сразу Мадаленну старше своих лет, но не добавило спеси. Она была очень естественной в своей природной сдержанности и отстраненности. Защищенная прохладной улыбкой, она не слышала ни одной непристойности; ни один слух не долетал до нее, а если случалось так, то Мадаленна легко мотала головой, и сплетня, как осенняя муха, улетала обратно. И все же были минуты, когда тщательно продуманная маска спадала с нее, и настоящие чувства брали в ней верх. Тогда Гилберт с трудом удерживался от смеха, глядя на то, как гости опешивают, видя мрачный, саркастичный взгляд Младшей Хозяйки. Да, Мадаленна жила в том же обществе, что и он, и Линда, и его Джейн, но вот в чем была загвоздка — она не любила этот мир и не наслаждалась пребыванием в нем. Она только принимала тот факт, что ей нужно окунуться в него на какое-то время, и задерживала дыхание, как опытный купальщик, уходя под воду, чтобы потом, с особым наслаждением вынырнуть на воздух и раздышаться. Когда терпение Мадаленны иссякало, на смену ей приходила Аньеза. Дочь и мать были похожи, но если у матери итальянские черты били в глаза — большие глаза, мелодичный голос, широкая улыбка, — то у дочери на всем этом была вуаль английской сдержанности. Аньеза ловко вела беседу, о чем-то смеясь, о чем-то молча, а Мадаленна переходила в другой круг, и так происходило, пока удар гонга не созывал всех на ужин.