— Ты ее совсем оторвешь, дай помогу.
— Папа сегодня снова не ночевал дома, — заметила Мадаленна, поворачиваясь боком. — Он совсем теперь здесь не живет?
— Просто твой отец встречается с друзьями…
— Мама, — резко повернулась к ней Мадаленна, и Аньеза отвела взгляд. — Вы уже развелись? Не подумай, я тебя не обвиняю, мне просто хочется знать точно.
— Когда мы точно решим, то тебе обязательно сообщим, — сухо ответила Аньеза и повернула ее боком. — Вот, теперь готово. Тебе очень идет этот цвет.
— Спасибо.
Мадаленна посмотрела на себя в зеркало и постаралась не отшатнуться, когда увидела, как Хильда взглянула на нее из отражения и подмигнула. Это все равно когда-то должно было произойти — она должна была стать копией своей Бабушки, ведь все к этому располагало. Ее замкнутость, мрачность, холодность — наверняка Хильда была такой же в ее годы, просто потом это стало прогрессировать и закончилось тем, что закончилось. Мадаленне осталось только выгодно выйти замуж и затоптать Мадаленну Стоунбрук, в которую влюбился мистер Гилберт, навсегда. Она легким движением отерла насевшую пыль с плечей и взяла сумку с кровати.
— Я так понимаю, завтракать ты не будешь
Аньеза внимательно смотрела на нее, но Мадаленна проигнорировала немое предложение разговора и помотала головой. Она не собирала книги в университет несколько дней и уже совсем позабыла, как это делается. Как нарочно, учебник по искусствоведению находиться никак не хотел.
— Ты мне так не расскажешь из-за чего все это случилось?
— Что это? — бросила через плечо Мадаленна.
— Я имею в виду мистера Гилберта, твоего профессора. Что у вас с ним произошло?
— Он не мой профессор. — яростно затянула ремешок Мадаленна. — И у нас ничего не произошло. Ничего не было. Съездили в Италию, посмотрели на древний город, вернулись в Лондон.
Мама молчала, крутив в руках пояс. Мадаленна понимала, что она беспокоится, но ведь она сама говорила ей, что нельзя уводить его из семьи. Она сама говорила, что так она счастья Эйдину не принесет. А теперь она стояла, молчала и крутила пояс! Напряжение снова начало нарастать в ней, и Мадаленна раздраженно стукнула сумкой по стулу — несколько карандашей никак не хотели засовываться в карман. Аньеза хотела погладить ее по плечу, но она дернулась и недовольно посмотрела в сторону.
— Мадаленна, вы поссорились? — неуверенно спросила она. — Что-то произошло, пока меня тут не было.
— Да. Произошло.
— Что случилось?
— Я поняла, что не люблю его! — зло крикнула Мадаленна, и слезы выступили сами на глазах. — Никогда не любила и не собираюсь любить. А на самом деле всегда хотела быть с Джоном.
— О, Господи, — пробормотала Аньеза. — Я сначала решила, что ты говоришь серьезно.
— Мама, — повернулась к ней Мадаленна; голос ее все-таки дрожал. — Не мучай меня, пожалуйста. Я и так сделала, что просила Линда, и если ты будешь напоминать мне…
— Что ты сделала такого, что просила Линда, — встревоженно взяла ее за руку мама. — Она была в этом доме? Она приходила и говорила с тобой?
Легче всего было рассказать маме про тот диалог, но Мадаленна не могла. Когда она вспоминала о том разговоре, ей становилось так стыдно, что было трудно смотреть Аньезе в глаза. А потом становилось больно; в груди начинало что-то тянуть, и рука сама пыталась найти тот башмак, который Гилберт подарил ей на удачу. Она, вероятно, и правда была не такой уж и умной, если решила, что убедить себя в том, что она его никогда не любила — проще простого. Линда говорила, что первая любовь редко когда была удачной и счастливой, но если повезло ей, то почему не повезло Мадаленне? Достаточно. Она нетерпеливо дернула плечами и вспомнила желание быть хладнокровной и спокойной. На любви все пути не сходились, она вполне могла быть счастлива и без чувств, переживаний — все это было пустое. Главное, чаще напоминать себе об этом.
— Я пообещала Линде, что не разобью ее брак, — частично это была правда. — Я стараюсь всегда держать свои обещания.
Аньеза как-то поникла, но утешать ее у Мадаленны не было сил. Она приобняла маму за плечо и вышла из комнаты. Они молча спустились по лестнице, и когда Мадаленна уже хотела выйти на улицу, мама тихо спросила:
— Это в том числе из-за меня?
Хотелось ответить: «Нет.»; она и должна была это сказать, однако Мадаленна знала, будь Аньеза на ее стороне в то время, сказала бы она ей, что у нее все получится преодолеть, и их счастье будет стоить этого, то все случилось бы по-другому. Но Мадаленна решила быть взрослой, она сама принимала все решения и несла за них ответственность, хоть ей и иногда казалось, что точно сойдет с ума, если начнет думать о том, что натворила. Ничего, она сможет со всем справиться и сможет все пережить. Главное, не думать о том, что потеряно. Мадаленна посмотрела на Аньезу, та напряженно ждала ее ответа. Ей очень хотелось сказать: «Нет.», но она помотала головой и вышла за дверь.
***
В этот раз дорога до университета казалась ей незнакомой. Несколько раз Мадаленна останавливалась и думала — не пересидеть ли ей это время в каком-нибудь кафе или библиотеке. Но потом снова возвращалась на обратный путь и шла, считая, сколько домов ей попадется по пути. Когда она наткнулась на дом Гилберта, осторожно выступавшего из почти зеленого дерева, Мадаленна споткнулась и чуть не упала. Она хотела побыстрее пробежать мимо, закрыв глаза, но ноги приклеились к тому месту, где была табличка «Бэдфорд-стрит», и она подошла к ограде. За все их время знакомства Мадаленна была в его доме всего два раза — когда приходила за заданием и на котильоне, однако она могла видеть Гилберта, сидевшего за столом в кабинете или в своей библиотеке за книгой. Она почти видела его лицо, руки, державшие книгу, и все объятия и поцелуи вдруг стали такими далекими, что Мадаленна с трудом представляла их. Невольно вспомнилось его лицо, и она улыбнулась, как улыбалась всегда, когда видела его, но потом вспомнилось все, что произошло за эту неделю, и Мадаленна почувствовала горечь на языке. Нельзя было так изводить себя, ей еще как-то следовало доучиваться год в университете, поступать в магистратуру, и очень хорошо, если к тому времени Эйдин перестанет занимать должность их профессора. В окне шевельнулась чья-то тень, и она, как вор, бросилась на другую сторону улицы. Потом Мадаленна подумала, что оттуда ее будет отлично видно и завернула в переулок — оттуда до университета было добираться дольше, но лучше так, если ее увидит Гилберт и спросит, что она тут делает. Если вообще спросит, а не пройдет мимо, будто ее и не существовало никогда.
Мадаленна провела руками по лицу, словно умываясь, и, постояв минуту около забора, зашагала по улице. Стук каблуков по асфальту придал ей сил, и она вспомнила, что сегодня была пятница, снова в воздухе была какая-то праздность, тем более, что скоро должно было начаться лето, и Мадаленна попыталась приободрить себя видом цветущих деревьев. Она смотрела на расцветавшие садовые розы, на полураскрытые листья на деревьях, на зеленые кроны дубов в городском парке, а в голове была только одна мысль: «Как ей смотреть на него?» Мадаленна была старостой, и такое долгое отсутствие на лекциях могло быть оправдано исключительно длинной простудой или переломом ноги. Можно было конечно сломать последнюю по дороге, и она, скорее бы так и поступила, но дорога к университету закончилась слишком быстро, и каменная арка выросла перед ней быстрее, чем она успела моргнуть. Мадаленна прижала руку к груди и постаралась не думать о том, как хорошо было бы сбежать сейчас в Портсмут, запереться в теплицах и не выходить оттуда никогда. Казалось, что все проходившие студенты смотрели на нее с осуждением и насмешкой, как будто бы она была преступницей, и ей захотелось спрятаться в тень. На самом деле никому не была дела до нее, а смотрели странно потому, что она встала посередине прохода. Но Мадаленну мутило как перед сложным экзаменом, и она не могла заставить себя войти в коридоры.