Дворецкий положил трубку, и Мадаленна опустилась в кресло. Все внутри болело, и она знала, что больше не сможет посмотреть на себя в зеркало. Хотелось заснуть, уйти от всего, что происходило; хотелось забыть про все, хотелось закрыть глаза и представить, что все осталось по-прежнему. Мадаленна все-таки осталась одна. Снова захотелось рассмеяться, и она встала. Если и сходить с ума, то одной и в запертой комнате.
— Передайте ему письмо, Фарбер, лично в руки.
— Хорошо, мисс.
— И попросите, чтобы не было ответа.
— Да, мисс.
Мадаленна закрылась в своей комнате, прежде чем услышала хлопок входной двери. Мистер Смитон не смог научить ее только одному — как бороться за свое счастье, когда прав на это самое счастье не было и вовсе. Она села на кровать и прислушалась к звукам с улицы — где-то носились машины, звучали веселые голоса, и внезапно ей захотелось разбить все в том мире, где были радость и веселье. Все в ее комнате было так мирно, так спокойно, и Мадаленна изо всех сил кинула учебник по искусствоведению на пол. Потом пришел черед стакана с карандашами, тетрадей, всего, пока рука на шее не нащупала подвеску в форме старого башмака. Он должен был принести ей счастье, Мадаленна яростно сорвала цепочку с шеи и кинула ее в угол. Обещал, так и не принес. Им надо было остаться навсегда в Италии и никогда не приезжать в Англию.
— Вы хотели меня защитить? — выкрикнула Мадаленна, поднявшись с кровати. — Вы хотели подарить мне счастье, а сами ушли? Дорогой мистер Смитон, вы такой же, как и я — трус! Трус! — размазывая слезы, она поцарапала щеку, но не обратила на это внимания. — Вы ушли, зная, что я ни капли не смелая и не отважная! Вы знали, что я не смогу без вас! Так зачем вы мне наврали!
Она подобрала разорванную цепочку и намотала ее на руку. Потом машинально расчесала волосы, открыла воду в ванной и принялась тереть губы, чтобы смыть след поцелуя. Руки упали, когда она вспомнила, с какой нежностью Гилберт прикасался к ней. Она сама оттолкнула его; сейчас он должен был получить письмо. Вот, он его открывает, хмурит брови и отсылает Фарбера обратно. Думает, что все это глупая шутка и хочет позвонить, но ведь Мадаленна просила ее не беспокоить. Она дошла до кровати и легла на нее как есть, в платье и туфлях. Ей нужно было заснуть, притвориться, что ничего не было. Повозив рукой по тумбочке, она нащупала пузырек с успокоительным и высыпала себе на руку одну таблетку. Глаза закрывались, и перед тем, как исчезнуть в темноте, она успела нажать на выключатель светильника. Мадаленна не спала, ворочалась с бока на бок, дремала и все чего-то ждала. Она слышала, как хлопнула входная дверь — пришел Фарбер, — и внутри стало так тяжело, что она с трудом перевернулась на спину. Должно было что-то произойти.
Было около одиннадцати вечера, когда в дверь позвонили, и она дернулась как от удара. Вся дремота прошла, Мадаленна встала и вышла на площадку, прислушиваясь к голосам. Фарбер что-то проворчал, однако дверь распахнул, и она отшатнулась, когда увидела Гилберта. Радость появилась раньше, чем она вспомнила, что написала в письме и ухватилась за косяк, чтобы не сбежать по лестнице.
— Сэр, прошу прощения, но сейчас слишком поздно для визитов. — не пропустил его Фарбер.
— Мне нужно поговорить с мисс Стоунбрук. — послышался голос Гилберта.
— Боюсь, что она уже спит, сэр. У нее был сегодня тяжелый день, — в голосе дворецкого послышалось сочувствие.
— Я готов поговорить при ее матери.
— Миссис Стоунбрук в отъезде, сэр.
— При ее отце.
— Мистер Стоунбрук не дома, сэр.
— Но мне необходимо с ней поговорить! — крикнул Эйдин, и Мадаленна спустилась на одну ступеньку.
— Мне очень жаль, сэр, но мисс явно выразила нежелание кого-либо видеть.
— Так же, как сказала, что ее нет дома по телефону?!
— Да, сэр.
— Вы можете передать ей, что это я?
— Боюсь, что это только усугубит положение, сэр.
А потом Гилберт замолчал. Он растерянно сжал письмо и рассмеялся. Хрипло, надтреснуто; Мадаленна изо всех сил прикусила палец, чтобы не позвать его.
— Линда говорила мне… Но ведь это неправда, чушь…
— Сэр, если позволите, — Фарбер оглянулся и понизил голос. — Отношение мисс Стоунбрук к вам нельзя назвать простым. Учитывая ваше положение…
— Не стоит, — холодно его прервал Эйдин и вгляделся в темноту лестницы. — В письме все прекрасно объяснено. Передайте, пожалуйста, что я больше не побеспокою мисс Стоунбрук. Хорошего сна.
Дверь не захлопнулась, когда Мадаленна, не помня себя, сбежала с лестницы. Она несколько раз упала, но это была ерунда. Окно было открытым, и прежде чем Фарбер перехватил ее, она выкрикнула его имя, видя удалявшуюся фигуру. Она вдруг поняла, что с Гилбертом, так быстро уходившим от ее дома, уходило и ее счастье. Понимание того, что она натворила настигло ее, и Мадаленна вдруг перестала видеть мир. Любимый, дорогой — она не могла потерять и его. Она будет тосковать по нему, и эта тоска сведет ее с ума.
— Эйдин!
— Мисс Мадаленна!
Первый этаж, было совсем невысоко, она могла выпрыгнуть и добежать до него, догнать, если только ее перестали бы держать. А кто это был: Фарбер или мистер Смитон?
— Эйдин! Я скучаю по тебе!
— Мисс Мадаленна! Не мучьте ни себя, ни его!
Она посмотрела на фигуру дворецкого в темном костюме, и ей показалось, что вдалеке увидела знакомые очертания. Белая борода, очки в стальной оправе — наверняка в мире было место, где Мадаленна могла найти то, что потеряла. Она перестала выворачиваться из рук и потянулась к прозрачной фигуре. Та исчезла, растаяла в воздухе, и Мадаленна опустилась на пол. Жертва была принесена. Пилигриму пришло время отдать свое сокровище.
Комментарий к Глава 32
большое спасибо за прочтение, буду очень благодарна вашим комментариям!
p.s. я в неменьшем шоке, поверьте.
========== Глава 33 ==========
Комментарий к Глава 33
я буду очень рада и благодарна, если после прочтения вы напишите пару слов о главе, спасибо! приятного чтения!
— Почему вы мне сразу не позвонили?
— Миссис Стоунбрук, мисс Мадаленна не хотела никого видеть.
— Я ее мать, Фарбер, первым делом вы должны были позвонить мне!
Раздался стук в дверь.
— Мадаленна, дочка, можно к тебе войти?
Она помолчала, но с кровати не встала. Ей и сейчас не хотелось никого видеть. Ее достаточно раздражала начавшаяся весна с ее розовыми закатами, первым зноем в воздухе и песней стрижей, чтобы пускать с улицы кого-то к себе в комнату. Даже маму.
— Нет, я не одета, но скоро встану.
Она часто читала, как после предательств и болезненных влюбленностей, девушки запирались на сто замков и надевали на себя все самое темное и серое. Мадаленна встала с кровати и посмотрелась в зеркало, ожидая увидеть призрака в белом платье. Она почти даже отшатнулась, когда заметила, что ее отражение было таким же, как обычным. Она не побледнела, под глазами не залегло темных кругов, и губы не стали в цвет пасмурного неба — внешне Мадаленна ничем не напоминала убитой горем девушку. Только в глазах застыло странное, затравленное выражение, и его убрать она никак не могла. От улыбки стало еще только хуже — она напомнила себе страшного клоуна из недавнего фильма ужаса, который крутили в местном кинотеатре. На глаза была накинута все та же тень, и сколько бы она их не терла, та не спадала. А что, собственно такого, произошло? Мадаленна встретила человека, полюбила, потом влюбилась, следом обрела скромную надежду на совместное счастье, а потом эта надежда умерла. Аньеза всегда говорила, что за жертвы во имя любви приходилось расплачиваться тем, ради кого они совершались, но сейчас страдала только Мадаленна. Иногда она задумывалась, как себя чувствует мистер Гилберт, но каждое упоминание о нем вило из нее веревки, и она бросалась к книжному шкафу перелистывала книги, принималась стирать пыль; делала все, только чтобы не вспоминать о любимом лице и о том, что она потеряла. Но почему все должны были знать, что она страдает?
