— Спасибо, Дафни, — улыбнулась Мадаленна и на секунду закрыла глаза; у нее же где-то еще был подарок. — Кстати, — она открыла карман сумки и вытащила оттуда фигурку миниатюрного земляничного дерева. — Это тебе.

— Какая прелесть! — просияла подруга. — Это ведь муранское стекло?

— Да, а дерево — символ Италии. Нравится?

— Очень! — Дафни обняла ее и спрятала фигурку в сумке. — А как тебе поездка? Было интересно?

— Да, — нельзя было думать о том, чем поездка закончилась. — Я все боялась, что меня не поймут итальянцы, но как начала болтать, меня уже нельзя было остановить.

— А как… мистер Гилберт? — Дафни покосилась в сторону Эффи; та мельком посмотрела на Мадаленну, и они обменялись неуверенными улыбками. — Ты слушала его выступление? А то тут нам его не хватало.

— Марк сказал мне, что ты спала на лекциях у Лассинга, — рассмеялась Мадаленна, и ее подруга возмущенно посмотрела в сторону Дженсена, который что-то увлечённо рассказывал Аберкромби. — Дафни, смени гнев на милость, у Лассинга, думаю, вообще все спали.

— Ты не представляешь, каким он был нудным! — воскликнула Кру. — Целый час говорить о Веронезе так, чтобы его никто не понял — это надо уметь. Другое дело — мистер Гилберт…

Дафни загадочно посмотрела на Мадаленну, и та позволила себе улыбнуться. Мистер Гилберт действительно был отличным преподавателем, об этом знали все, и она с удовольствием вспоминала его доклад про фламандское искусство.

— У него было очень интересное выступление. Я, правда, успела только на середину, но мне очень понравилось. Знаешь, — она поерзала на скамье и устроилась поудобнее. — Он говорил про Брейгеля, про его работы, и так интересно! Я читала про этот период, но того, что он рассказывал, не слышала никогда!

— Правильно говорят, что у него самая большая библиотека в Лондоне, — рассудительно заметила Дафни.

Мадаленна хотела продолжить, но дверь в аудиторию хлопнула, и она услышала радостное жужжание. Наверное, для преподавателя это было самой большой наградой — подобная любовь учеников. Гилберт улыбнулся всем студентам и жестом попросил всех садиться. Мадаленна порадовалась, что Дафни в этот раз села не на первый ряд, а подальше — ее улыбка стала слишком широкой. Она раскрыла большую папку под названием «Позднее Возрождение» и отгородилась ей от всех взглядов.

— Неужели все так соскучились по мне? — пошутил Эйдин. — Ничего, вот начнем проходить Босха, снова будете мечтать, чтобы я уехал!

— Ни за что! — выкрикнул кто-то с последнего ряда; Гилберт рассмеялся.

— Нам вас очень не хватало, — послышался голос Эффи, и Мадаленна с грохотом уронила папку на стол. — Мистер Лассинг, конечно, хорошо рассказывал тему, но лучше вас с этим никто не справится.

Университет как-то сглаживал события недавнего прошлого, и Мадаленна снова оказалась в туманном ноябре, когда Доусен кокетничала с Гилбертом, а она удерживала себя от того, чтобы не стукнуть ее папкой по голове. Ревность все-таки была страшным явлением. Дафни лукаво улыбнулась и толкнула ее в бок, но Мадаленна отмахнулась и мрачно посмотрела на доску.

— Спасибо, мисс Доусен, — Гилберт все еще улыбался. — Очень рад, что наши с вами занятия так вас радуют. Если не сложно, можно попросить старосту помочь мне с разбором новых тем для ваших эссе?

— Конечно, сэр.

Мадаленна быстро спустилась по ступенькам и на секунду задержалась около Доусен, но та невинно смотрела в сторону и перелистывала тетрадь. А что, в сущности, было такого? Никто не знал о том, что произошло в Италии, и их права были абсолютно равными. Недовольно что-то прошипев про себя, она подошла к кафедре и уткнулась взглядом в пол. Мистер Гилберт молчал, но когда в аудитории снова начался негромкий разговор, он тихо проговорил:

— Мне показалось, или это была ревность?

И он еще смел улыбаться! Мадаленна фыркнула.

— Вам показалось. Я никогда не ревную. Нет никакой особенной причины для этого.

— Ну да, конечно. Так, это для первого ряда, — громко произнес он. — А это для второго. Не слишком тяжело?

— Нет, что вы. Спасибо.

Она почти отошла от кафедры, как почувствовала теплое прикосновение его руки, и в ее ладони оказалась небольшой листок бумаги. Мадаленна спрятала улыбку за листами тем для эссе и села на место. Выждав, пока Дафни примется накручивать прядь волос на палец, нервно читая большой список, она юрко положила лист на парту и прочитала: «В двенадцать у Стэпфорда». Улыбка стала такой широкой, что ей пришлось снова раскрыть папку. Как все случилось так, что теперь она — достойная, правильная и хорошо воспитанная Стоунбрук ходила на тайные встречи с человеком, который был ее профессором? Это было неправильно, и это нужно было прекратить. И это прекратится, ответила себе Мадаленна, когда она станет его женой.

— Итак, сегодня мы с вами поговорим о Босхе!

***

— Мне, пожалуйста, один черный чай. — Мадаленна протянула пятифунтовую банкноту и поежилась — в открытую дверь влетел свежий ветер.

— Что-нибудь еще? — спросила девушка-продавец.

— Нет, спасибо.

Она не завтракала, но есть совсем не хотелось. Мадаленна заприметила свой любимый столик в глубине книжного магазина, но застыла на месте, когда вспомнила, что сидела там перед тем, как в последний раз увиделась с мистером Смитоном. Весь город, вся страна принадлежала садовнику, и она не могла и шагу ступить, чтобы не вспомнить об их прогулках и разговорах. Мадаленна молча посмотрела наверх, будто могла увидеть на потолке знакомое лицо и задала немой вопрос: если он решил все-таки уйти, то почему продолжал преследовать ее? Неужели нельзя было уйти и забрать все воспоминания с собой, не мучая ее? Дверь хлопнула, и она опять почувствовала весенний порыв ветра. Эта весна пахла не так, как прошлые: горечью новых почек, свежестью после дождя и почему-то еще отдавала металлическим привкусом. Мадаленна могла долго так стоять, не заботясь о том, что скажут остальные посетители, но чья-то заботливая рука бережно пододвинула ее в другой конец книжного, и она оказалась в мягком кресле, откуда нельзя было увидеть ее прошлый стол.

Это пальто Гилберта она еще ни разу не видела; темно-серое с металлическими пуговицами, оно шло ему не меньше, чем прошлое черное, но ревность снова больно укусила ее, когда Мадаленна подумала, что это пальто могла выбрать ему Линда. Эйдин мог подать на развод, но жена вполне могла отказаться, и тогда этот процесс затянулся бы на долгие годы. Однако любил-то он ее, успокоила себя Мадаленна и проследила за ним взглядом, когда он пожал руку кому-то знакомому. Здесь повсюду были его коллеги, разве им можно было просто так спокойно здесь сидеть? Она хотела встать, как он сел за стол и взял ее руку в свою.

— Это все равно станет известно через несколько дней, — беззаботно ответил он. — Так зачем играть во все эти игры?

— Достаточно занятно. — она села на свое место. — Как в авантюрном романе.

— Только конец будет хорошим.

— Или его вообще не будет.

Он рассмеялся и направил официанта к их столу. На тарелке лежали печенья, сэндвичи, но Мадаленна только помотала головой и отодвинула тарелку. Гилберт нахмурился и налил ей побольше чая.

— Мадаленна, нельзя себя морить голодом. Я понимаю, что есть не хочется, но надо.

— Я не морю себя голодом, просто не хочу. — она взяла чашку и успокаивающе взглянула на Эйдина. — Лучше я совсем не поем, чем буду насильно заталкивать в себя еду.

— Хорошо, но пообещай мне, что это не продолжится дольше одного дня.

Мадаленна улыбнулась, когда увидела неприкрытое волнение в его взгляде. Это казалось так ново — чтобы кто-то волновался за нее, заботился о ней. Наверное, радоваться этому было нехорошо, но она все никак не могла привыкнуть к тому, что осталась все же не одна. Однако Мадаленна и сама могла о себе позаботиться, мелькнула мысль, и она сжала руку Гилберта.

— Не беспокойтесь так сильно, со мной всегда так, когда я переживаю нечто подобное. Обычно двух дней мне вполне хватает.