— Мистер Смитон, — спохватилась Мадаленна. — Я заеду к вам завтра, хорошо? У меня как раз будет время перед поездом.

— Нет, Мадаленна, — после долгого молчания ответил садовник. — Не думаю, что это будет удобно.

— Почему?

— У меня запланирована важная встреча через несколько дней, и мне нужно к ней серьезно подготовиться.

— Я вам не помешаю, это всего на несколько минут.

— Нет, Мадаленна, — твердо перебил ее садовник. — Прости, дорогая, но я правда не смогу. Счастливого пути, я обязательно пришлю тебе чемодан. Я очень люблю тебя, моя дорогая, — он помолчал и вдруг выговорил. — Внучка.

— Мистер Смитон!..

Ее голос перебили короткие гудки. Мистер Смитон никогда не обрывал сам разговор, чаще всего они пререкались по этому поводу и клали трубку одновременно. Отвратительно чувство тревоги не давало ей покоя, и Мадаленна бесцельно встала с кровати и застыла посередине комнаты. Ей хотелось бежать, но она не знала куда, ей хотелось громко позвать, но она не знала кого. Что-то должно случиться, эти слова громко бились у нее в голове, и Мадаленне казалось, что их произносит кто-то за ее спиной. С мистером Смитоном должно быть все хорошо: врача ему не вызывали уже несколько месяцев, сердце его не беспокоило, даже спина не болела. И все равно Мадаленна не могла унять желание побежать в знакомую теплицу. Из мыслей ее вывело знакомое постукивание в дверь, и она приложила руки к груди, будто это могло унять сердцебиение. На пороге показалась Аньеза.

— Ты еще не собралась? — мама осмотрела комнату и удивленно взглянула на дочь. — Тебе выезжать завтра в одиннадцать утра, Мадаленна!

— Я знаю. — она подобрала несколько блуз со стула и сунула в открытый чемодан. — Вот, эти возьму.

— Зачем? Они же совсем старые. Можно взять ту, белую с отложным воротником и темно-синюю, шифоновую. Где они у тебя?

— Не знаю. — неопределенно махнула рукой Мадаленна. — В шкафу, наверное.

— В шкафу… — Аньеза открыла чемодан и вытащила нарядные блузки совсем помятыми. — Дорогая, тебе же их придется часами глядить!

— Ну, потом и поглажу, ничего страшного.

— А этот чемодан? — мама приподняла его, и тот опасно скрипнул. — Он же совсем старый, зачем тебе такой? Возьми лучше мой, он гораздо прочнее.

— Нет, я возьму этот.

— Но из моего вещи хотя бы не будут вываливаться!

— Мне нравится этот.

— Мадаленна, — начала было Аньеза, но Мадаленна вскочила с места.

— Мама! Мне нравится этот, я возьму этот!

Она думала, что мама рассердится и недовольно посмотрит на нее или и вовсе выйдет из комнаты, но Аньеза мельком взглянула на нее и села в продавленное кресло. В комнате была тишина, изредка было слышно, как автомобили проезжали по бульвару, но потом все снова замирало, и Мадаленна слышала тихое чириканье птиц, те уже настраивались на весну. Мама ничего не говорила, а сидела, скрестив руки на груди, и ждала, но Мадаленна не желала начинать разговор первой. Тогда пришлось бы рассказывать, может и спрашивать, а ей в последнее время совсем не хотелось слышать правду в ответ.

— Что случилось? — наконец не выдержала Аньеза. — Что с тобой?

— Просто нервничаю перед поездкой, вот и все.

— Тебе нечего волноваться, — голос мамы был успокоивающим. — Ты едешь в свою родную страну, будешь смотреть на старые фрески, ходить по соборам, слушать море. Все будет хорошо.

Мадаленна задумчиво кивнула и принялась вертеть в руках фарфоровую мышь. Этой мыши с отбитым ухом было столько же лет, сколько и ей самой, она была с ней постоянно. Мысль о приближающемся Дне Рождения радости не прибавило.

— Я звонила мистеру Смитону. — не вытерпела она, и мама придвинулась поближе. — Сказала, что заеду к нему завтра, а он отказался. Первый раз бросил трубку. Сказал, что не сможет завтра.

— Может быть, он и правда не может завтра?

— Нет. — мотнула головой Мадаленна. — Это неправда. Он что-то скрывает от меня и не хочет делиться.

— Милая, у всех нас есть свои тайны, которыми мы не делимся. — рука Аньезы легла на голову дочери. — Твой мистер Смитон — не исключение.

— Нет, — хвост фарфоровой мыши врезался Мадаленне в руку. — Ты не понимаешь, у нас с мистером Смитоном никогда не было тайн, мы все друг другу рассказывали. А сейчас он от меня что-то скрывает, и это «что-то» очень плохое.

— Мадаленна, это просто нервы. Может, он просто хочет сделать тебе подарок на День Рождения?

Мама пыталась ее успокоить, Мадаленна понимала это, но получалось плохо. Отношения с мистером Смитоном становились телепатическими день ото дня их знакомства, он знал, о чем думает его воспитанница, а она понимала, когда садовник пытался что-то скрыть от нее; это было и счастье и проклятие. И Мадаленна спросила:

— Мама, сколько было лет дедушке, когда он умер?

Аньеза, было пытавшаяся застегнуть чемодан, застыла на месте.

— Мадаленна, что за глупые мысли?

— Семьдесят пять или семьдесят шесть?

— Мадаленна! — воскликнула Аньеза.

— Так сколько?

— Мадаленна, — Аньеза подошла к ней и внимательно посмотрела на нее. — Твой дедушка был младше мистера Смитона, когда… — она замялась. — Когда все это произошло. С мистером Смитоном все хорошо, ему не вызывали врача, с сердцем у него все в порядке. Перестань думать об этом, усмири свои мысли, иначе они усмирят тебя. И давай переменим тему.

— Хорошо. — угрюмо кивнула Мадаленна и села обратно на кровать. — Что у вас происходит с отцом?

— Святые Небеса. — выдохнула Аньеза и скомкала полотняные брюки в руках. — Дорогая, обычно, когда советуют переменить тему, люди начинают говорить о чем-то легком и приятном.

— Разговор об отце для нас труден и неприятен?

— Мадаленна! — предупреждающе вскинула брови мама. — Ты становишься неэтичной. Проблемы родителей никогда не касаются детей.

— Даже если детям двадцать лет?

— Даже если детям восемьдесят лет.

— А как же уверения в том, что мы — одна семья, и вы ничего не будете от меня скрывать?

— Дочка, — Аньеза подсела к ней и приобняла ее. — Мы ничего и не скрываем. Просто сейчас нам с твоим отцом надо пожить отдельно, а потом, — Мадаленна ее перебила.

— А потом ты подашь на развод?

— С чего ты взяла? — мама изумленно на нее посмотрела, и Мадаленна спокойно выдержала взгляд. — Что за мысли роятся в твоей голове?

— Мама, я все пойму и приму. Просто мне хотелось бы узнать об этом от тебя или от отца, а не по извещению из суда.

— Милая, — Аньеза приподняла ее за подбородок. — Мы с твоим отцом ничего не решили, нам просто надо немного пожить отдельно друг от друга. Знаешь, как бывает — люди разъезжаются, а потом снова сходятся.

Мама, вероятно, считала ее совершенным ребенком, иначе Мадаленна не могла понять, почему надо было разыгрывать эту комедию перед ней. В какой-то степени это было даже обидно: она столько лет старалась быть взрослой, брала на себя ответственность, начала работать и вести, как умела, дом, но в семейных вопросах ее все равно считали ребенком и предпочитали скрывать правду. Но, возможно, мама старалась скрыть правду и от самой себя? Мысль мелькнула, и Мадаленне стало стыдно.

— Отец ведь не дома?

— Он встречается со своим старым другом, они не виделись лет пять. — Аньеза пригладила дочери волосы.

— Я знаю, этого друга?

— Нет.

— А ты?

— Да. — улыбнулась мама и мягко щелкнула ее по носу. — Не думай о плохом, котенок, все образуется наилучшим образом. Ложись спать, а то тебе завтра рано вставать.

— Разбудишь меня, когда папа вернется? — Мадаленна расправила подушки. — Думаю, часов в шесть.

— Зачем так рано?

— Папа обещал проводить меня на вокзал.

— Дорогая, я не уверена, что он сможет, — мама хотела сказать что-то еще, но Мадаленна перебила ее.

— Папа обещал проводить меня, он не забудет, просто ему надо напомнить.

Аньеза смяла руками платье, но ничего не сказала, а поцеловала дочь в лоб и поправила торшер, чтобы свет не бил прямо в глаза.