— Он хороший.

— Поэтому все будут молчать. — Мадаленна оправила брюки. — Никто слова не скажет. Ничего не было. Это приказ старосты. Дафни, я надеюсь на тебя. Передайте Алисе, что сведения надо будет забрать в деканате.

Дафни мрачно кивнула, и Мадаленна развернулась на каблуках. Злости не было, ревности не было. Эффи Доусен решилась на то, на что она сама не решилась бы никогда. Все долгое соперничество исчезло, теперь Мадаленна только понимала ее и не чувствовала ничего, кроме пустоты. За такую храбрость можно было награждать, но вот место и время Эффи выбрала неверное — так подставить преподавателя — это надо было суметь. Мадаленна равнодушно прислушивалась к стуку своих каблуков по натертому паркету — эхо было оглушительным, кроме них в университете больше не было. В сущности, после такого признания Эйдин вполне мог выбрать и Доусен — почему бы ответной любви не стать наградой. Тупая боль снова стукнула ее по животу, и она машинально приложила руку к кардигану. Эффи нашлась в открытой галерее; она сидела на каменной скамейке, и снег мокрыми хлопьями садился ей на платье. Носовой платок все-таки нашелся в кармане, и Мадаленна протянула его Доусен. Та всхлипнула, но платок взяла. Мадаленна посмотрела на бежевые камни и в первый раз увидела выгравированные инициалы «Б.М.». Бернард де Мандевиль. Она и не замечала, что здесь что-то было написано. Наверное, просто не присматривалась.

Мадаленна злилась на Эффи, не понимала ее глупой борьбы, она соперничала с ней в каждом предмете, но сейчас они не были ни соперницами, ни врагами, по иронии судьбы они были единственными, кто могли понять друг друга и не осудить. Действительно, пути жизни были временами чудными.

— Что, отказал? — она присела рядом с Эффи.

— Как будто бы ты не слышала. И весь университет не слышал. Отличное представление, лучше чем все телевизионные передачи. — огрызнулась Доусен, и Мадаленна пнула от нечего делать ножку скамейки. — Думаешь, я плохо поступила? — внезапно спросила она.

— Не знаю. — пожала плечами Мадаленна. — Не думаю, что плохо. Просто неосмотрительно.

— И в чем же моя неосмотрительность? — язвительно откликнулась Эффи.

— Его могли уволить за такой разговор. Чувства студентов к преподавателям редко когда одобряются.

— Ты думаешь, — встревоженно начала Доусен.

— Нет. — мотнула головой Мадаленна. — Никто ничего не скажет. Я попросила.

— Спасибо. — шмыгнула носом Эффи. — Это благородно.

— Будь у меня чуть больше храбрости, — выговорила Мадаленна. — Или глупости, я бы поступила так же как ты.

Эффи помолчала с минуту, а потом с пораженным видом повернулась к Мадаленне.

— Так… Так ты тоже в него?..

— Да.

— О, — протянула Доусен. — Забавно. Что я сделала не так? — после молчания спросила она. — Где я ошиблась? Где мы с тобой ошиблись? Почему он не мог посмотреть на нас?

— Потому что ты слишком часто смотрела «Верную нимфу». — усмехнулась Мадаленна. — Потому что мистер Гилберт не герой Шарля Буайе, а живой человек. Потому что он… — слово оказалось выговорить труднее, чем она ожидала. — Он любит свою жену. Наше с тобой упущение, Эффи, только в том, что мы не родились двадцать лет назад в Гэлвее. А это уже никак нельзя исправить.

— И что делать?

Мадаленна взглянула на эмалированные ручные часы — было ровно пять вечера. В кафе-мороженое еще можно было успеть.

— Вот что, Эффи, — она встала со скамьи. — Завтра мы снова с тобой будем огрызаться друг на друга из-за каждой оценки, снова будем ругаться, и на нас снова будут делать ставки — кто получит лучший балл. — Эффи усмехнулась. — Но сегодня мы — два товарища по несчастью. А все несчастья принято запивать. В нашем случае исключительно ледяной крем-содой. Пойдем, только сначала найдем Дафни, а то кто тебя знает, вдруг решишь толкнуть меня под грузовик.

***

Прогулка вышла странной, но интересной. На один день все распри и конфликты оказались позабыты перед лицом несчастной любви. Дафни посмотрела на них так, будто они были почетными пациентами психиатрического отделения, однако промолчала и молча открыла дверь. Тройкой они и направились в ближайшее кафе-мороженое. Три порции ванильной газировки с тремя шариками вишневого мороженого не прошли даром, и в конце концов они даже смогли разговориться о кино, болтая о Роке Хадсоне, Грегори Пеке и очередном скандале с Глорией де Хэйвен. Мадаленна с удивлением вспоминала, что когда-то они с Эффи действительно дружили, однако то время казалось ей таким далеким, что она с трудом могла припомнить, какие предметы они вместе изучали.

Они вместе дошли до метро, неловко распрощались, и Мадаленна с Дафни повернули на бульвар Торрингтон. Ее приятельница молчала, иногда пинала камень и посматривала на нее, но Мадаленна упорно хранила молчание. Ледяное спокойствие наполняло ее изнутри, и ей вовсе не хотелось его нарушать, потому что понимала, как станет больно. Завтра, а может быть и сегодняшней ночью она проснется в темной комнате и поймет, что натворила. Что обманула доверие мистера Гилберта, что подслушивала под дверью, что узнала о чувствах Эффи, и понятия не имела, что теперь делать с этим знанием. Она будет сидеть в темной комнате и сгорать от стыда. Но это все должно было наступить позже, а сейчас Мадаленна старалась балансировать на тонком льду своей невозмутимости. Первой не выдержала Дафни.

— Что это сегодня было? — повернулась она к своей подруге. — Вы что, снова помирились?

— Упаси Небеса.

— Ты пыталась ее отравить крем-содой?

— Нет, но это была бы неплохая идея. Как у Агаты Кристи в «Зеркало треснуло». Только вместо несчастного случая у нас несчастная любовь на двоих. — Мадаленна смотрела на окна домов и отсчитывала свой. — Очень литературно.

Дафни недоуменно посмотрела на нее, поправила воротник на пальто и пнула носком туфли булыжник.

— И тебя устраивает, что Эффи влюблена в мистера Гилберта?

— Нет, но, полагаю, она от этого тоже не в восторге.

— Мадаленна, за свою любовь надо бороться! — решительно махнула рукой Дафни. — Он, конечно, старше тебя, но… В этом даже что-то есть от викторианских романов.

— Я бы и рада, но с Линдой мне бороться не под силу. Да и потом, это некрасиво — уводить чужого мужа. И не забывай, в первую очередь, он наш преподаватель.

— Не думаю, что у них очень счастливая семья, — протянула ее приятельница, и Мадаленна резко обернулась. — В газете он всегда только с дочерью, а Линда со своим ухажером. У тебя был бы шанс.

— Дафни, ты ведь пила газировку и только?

— Ох, перестань, — отмахнулась от нее Кру. — У вас с ним особое… — Дафни остановилась и защелкала пальцами. — Взаимопонимание, вот.

— Чепуха.

— Он всегда слушает тебя с улыбкой.

— Он всем улыбается.

— Никогда не перебивает.

— Он всех слушает спокойно.

— Он по-особому на тебя смотрит.

— Дафни, — строго посмотрела на нее Мадаленна. — В таком случае тебе нужно купить очки. Ты ведь понимаешь, что то, на что ты пытаешься намекать… - подруга ее перебила.

— Я намекаю, что к тебе он относится лучше, чем к Эффи. Вот и все. Мы уже пришли, — Дафни указала на знакомые окна, и Мадаленна зашла на порог. — Заходить не буду, меня ждет Марк.

— Тогда до завтра.

Дафни улыбнулась и почти перешла на другую сторону улицы, как вдруг остановилась и подошла обратно. Она так внимательно смотрела на Мадаленну, что та рассмеялась и вспомнила, не измазала ли лицо чернилами.

— Тебе нужен кто-то взрослее тебя самой, Мадаленна. — серьезно произнесла Дафни, и смех замер на полуноте. — Кто-нибудь, кто тебя спасет от тебя самой. — слова замерли сами, и Мадаленна почувствовала комок в горле. — Я не хочу тебя потерять.

Кру порывисто обняла ее, и на несколько минут Мадаленна застыла. Она старалась скрывать свое состояние от всех, даже Аньеза не знала и половины, но как Дафни, которая не знала о ее жизни и четверти, смогла угадать, что с ней происходит что-то очень нехорошее? Мадаленна потерла горло и посмотрела на темные окна своей комнаты и на освещенные родительской спальни. На фоне голубых занавесок там расхаживала одна фигура, отчаянно жестикулируя. Мадаленна в нем узнала отца.