— Как сентиментально. — послышался голос Аньезы.

— Перестань, дорогая, — в голосе отца появилось раздражение. — Я только озвучиваю прописные истины. Мадаленна всегда была слишком умна, чтобы видеть только одну обертку. Все прекрасно знают, зачем выезжают на эти мероприятия, и все равно продолжают придумывать разные отговорки, только чтобы позабыть про правду. Одним словом, Мадаленна, от тебя требуется только одно: делать вид, что тебе нравится присутствовать тут и там и улыбаться.

— Замечательно.

— И пооптимистичнее! — воскликнул Эдвард, когда увидел выражение ее лица. — Мы же готовимся не к похоронам, а к празднику.

— Это как сказать. — руки отчего-то замерзли, и Мадаленна сцепила их в замок.

— Мадаленна! — крикнула Хильда и сразу замолчала под гневным взглядом отца.

— Не стоит так волноваться, Бабушка. Иногда одни похороны веселее десятка свадеб.

Родители переглянулись и коротко рассмеялись. Брак в этих кругах всегда рассматривался в качестве выгодной сделка, и нельзя сказать, что Мадаленна горячо возражала против этого. Если сделка заключалась на равных правах и обязанностях, если будущие супруги хотя бы уважали друг друга, то тогда с полной уверенностью можно было сказать, что дальнейшая совместная жизнь обещала быть если не лучезарной, то хотя бы спокойной. Случай ее отца и матери был исключением из правил, и, несмотря на ту любовь, которая их связывала, Мадаленна понимала, что они слишком много поставили на риск, чтобы их чувство оставалось таким же горячим и всеобъемлющим. Они качались из стороны в сторону, крепко держась друг за друга, но в последнее время ей казалось, что нечто неопределенное вставало между ними и начинало отбрасывать тени и на остальных. Да, Мадаленна была согласна на подобную сделку при одном условии — жениха она выберет сама.

— Так ты согласна?

— Полагаю, в данном случае этот вопрос риторический.

— Ну, перестань, перестань, — отец ее потрепал по щеке. — Все не так уж и плохо, замуж ты выйдешь только за того, кого сама сочтешь нужным. Или я тебе помогу, — тише добавил Эдвард, но Мадаленна его услышала.

— И где же будет этот бал дебютанток? — непонятное раздражение росло все сильнее и сильнее, и она едва сдерживалась, чтобы не треснуть рукой по дивану. — Что за очередной дворец из белого мрамора и хрусталя?

— Дом мистера и миссис Гилберт.

— Джейн Гилберт прислала это приглашение, очень добрая и хорошая девушка, — с непонятным хвастовством говорила Бабушка. — Вежливая, воспитанная, родителям с ней повезло…

Слова досады замерли на языке, и рука безвольно выпустила нитки из обивки дивана. Мадаленна рассеянно посмотрела на поврежденную ткань — прямо посередине шелк был безнадежно испорчен, и вышитое розовое дерево превратилось в сваленный куст. «Бедное дерево,» — подумала она, а потом чей-то голос добавил: «Чтобы дерево росло здоровым и крепким, необходимо регулярно обрезать его ветки». Мысли забегали так быстро, не давая ей подумать о том, что ее действительно волновало — так случалось всегда, когда она начинала думать о чем-то неизбежном и важном. А потом Мадаленна услышала свой собственный голос:

— Я согласна.

— Правда? — отозвался отец. — Отлично. По-моему, это будет перед Рождеством.

— Хорошо.

Непонятное смирение одолело ее, и внезапная мысль заставила ее покраснеть — она была готова побывать в тысячи домах, чтобы только в одном услышать знакомый голос. Краска заливала ее щеки, шею, и внутри все похолодело, когда она почувствовала внимательный взгляд Аньезы. Мадаленна сжала руки в кулаки, чтобы неподобающие мысли исчезли из ее сознания, но те только замерли, а не ушли насовсем.

— У тебя есть платье? Пышное, длинное? — Эдвард замер, пытаясь представить, что носили в свете в этом сезоне. — Зеленое?

— Можно попросить миссис Бэсфорд сшить мне новое.

— Миссис Бэсфорд! — фыркнула Хильда. — Дорогая, ты идешь не на сельский праздник, а на светское мероприятие.

— Миссис Бэсфорд шьет прекрасные платья, — стояла на своем Мадаленна. — Ничуть не хуже, чем лондонские мастера. И сдается мне, что на сельский праздник надо одеваться куда приличнее, чем на Праздник Осени.

— Мадаленна!

— Кто такая миссис Бэсфорд? — беспомощно оглянулся Эдвард.

— Отличная портниха. — отозвалась Аньеза. — Но мы можем посмотреть что-нибудь и на Сэвил-Роу.

— Я не собираюсь одеваться в ателье, где обшивают королевскую семью. — проворчала Мадаленна.

— Ты стала вдруг коммунистом? — рассмеялась Аньеза и потрепала ее по волосам. — Это новость. Но я предлагаю отложить все разговоры до завтра, ужасно спать хочется. — она зевнула и растянулась на диване.

— Да, да, конечно, — засуетился Эдвард и хотел уже позвонить в колокольчик, как Хильда вдруг прошелестела нечленораздельное и повисла на руке отца.

— Мой дорогой, будь добр, проводи меня до второго этажа.

Эдвард было взглянул на жену, но та легко махнула рукой, и он, сжав зубы, предложил матери руку. Их шаги в унисон раздавались на лестнице, ступени поскрипывали под ногами, и Мадаленна почувствовала внезапную усталость — такая всегда появлялась, когда она проводила хоть сколько-то времени с Бабушкой. Она уже хотела уйти к себе в комнату, как мама вдруг подтянулась и поманила к себе. Мадаленне внезапно стало страшно. Аньеза могла читать ее мысли с самых ранних лет, она знала то, в чем ее дочь не признавалась сама себе. И раньше эта связь всегда радовала Мадаленну — она знала, что мама рассеет все ее страхи и сомнения, но сейчас все стремительно менялось. Она не хотела, чтобы Аньеза догадалась о том, что она сама прятала от себя. И, тем не менее, она состроила уставшую гримасу и присела к матери на диван.

— Начинает холодать. — заметила Мадаленна.

— Да, тебе стоит начать носить зеленое пальто. — ответила Аньеза.

— Мне кажется, его поела моль.

— Тогда нужно заштопать или купить новое.

— Мне нравится и старое. Я возьму у тебя нитки?

— Конечно.

Это была занимательная игра. Мадаленна пыталась оттянуть время экзекуции, а Аньеза делала вид, что не замечает смешных попыток. Временами Мадаленна завидовала сама себе — такие хорошие отношения у нее были с матерью, но иногда ее пугала способность той видеть все скрытое. Возможно, и она унаследовала такую же возможность, а может быть, это было особое свойство матери — видеть все мысли своего ребенка. Они молчали и смотрели на то, как огонь полыхал в каменном камине. Иногда дрова потрескивали, и с каждым сгорающим поленом, ее выдержка терялась. Наконец она не выдержала, но стоило ей повернуться к Аньезе, как та тихо проговорила:

— Как странно.

— Что странно?

Нервы Мадаленны были на пределе, и она едва удерживалась от того, чтобы не вскочить с места и не начать ходить по комнате. Руки затекли, оказывается они застыли так, будто держали шариковую ручку, и она встряхнула ими.

— Знаешь, я всю жизнь старалась уберечь тебя от всех опасностей. — задумчиво начала Аньеза. — Когда тебя еще не было, я думала только о том, как защитить тебя от того мира, в который ты попадешь. Я же знала, в какой дом мы идем. Но у меня не получилось.

Мама начинала клонить в другую сторону, и от этого та решительность, с которой Мадаленна решила опротестовывать каждое изречение, куда-то исчезла. Ей было знакомо это выражение лица, и каждый раз, когда оно появлялось, оно ее пугало. Тогда мама уходила в свои внутренние переживания и не позволяла никому себе помочь.

— Почему не получилось? — Мадаленна приобняла ее. — Мама, ты была единственным человеком, который спасал меня от этого ужаса. И я очень благодарна тебе.

— Да, — улыбнулась Аньеза, но улыбка вышла жуткой. — А должна была дать тебе лучшее. И не лучшее, что могла дать, а лучшее, что было во всем мире. Но я не смогла.

— Мама, — но та не дала ей договорить.

— Я надеялась, что ты заведешь себе друзей в этом Портсмуте, но случилось так, как случилось. И я ничуть не возражала против дружбы с мистером Смитоном, но должна была понимать, что одиночество может толкнуть на разные поступки.