Заметив, что продавец в киоске как-то странно на нее посмотрел, она отвернулась — не хватало, чтобы еще на следующий день вышла статья: «Мадаленна Стоунбрук читает про себя новости.» Светофор замигал, и, подтянув сумку, она быстро перешла на другую сторону. Достаточно слез, ей нужно было думать, что делать дальше. Вопрос о переезде встал еще более остро. Им с мамой нужно было уезжать из этого дома как можно быстрее, бежать и не оглядываться. Но куда? Мадаленна прошла в парк и принялась ходить по дорожкам. Аньеза одним вечером обмолвилась, что ее звали работать в цветочный магазин — на одной из выставок увидели ее икебаны, и предложили стать их флористом. Магазин «Флоурдерс» был очень приличным, цветы оттуда поставлялись прямо ко Двору Ее Величества, но мама только улыбалась и качала головой — пока Хильда была главной в доме об этом не могло и идти речи, но ведь сейчас все поменялось. Воздух неприятно коснулся пораненной щеки, и Мадаленна поморщилась — зря она не заклеила ранку пластырем. В любом случае, они могли позволить себе небольшую квартиру на севере Лондона, к тому же, если разделить плату, то цена не была уж и такой кусачей. Но куда денется отец? Вопрос был резонным, и она остановилась около большой ивы. Рядом с Хильдой отцу было ничуть не лучше, чем им, и если они решили переехать, то тогда придется всем втроем. И тогда их общих денег уже хватит на целую квартиру, вполне подходящую для проживания. Придется, конечно, снова забыть на какое-то время о желании жить одно, однако того требовали обстоятельства. Но что тогда делать с Бабушкой? Этот вопрос был не менее резонным, ведь как бы отец не говорил, как он не выносит свою мать, он не мог просто оставить ее одну и без дома. Хотя, почему одну и без дома, недовольно встрепенулась Мадаленна, если они переедут, все два дома отойдут Бабушке вместе с прислугой, не считая, конечно, Фарбера и Полли, их они заберут вместе с собой, и пусть она там хозяйничает по-своему. Мадаленна удовлетворенно кивнула и сказала себе, что вопрос можно считать решенным.
Она уже хотела пойти к университету, чтобы спокойно приготовиться к лекции, как вдруг ее учебник упал со скамьи, и повернувшись, на другой стороне улицы она увидела мистера Гилберта, а рядом с ним шла Эффи Доусен. Дул ветер, с неба начало моросить, но Мадаленна внезапно почувствовала, как уголки ее губ начали по-дурацки растягиваться, и вместо сурового выражения, на лице появилась улыбка. Внезапное счастье обрушилось на нее, когда она увидела знакомую фигуру в черном пальто, с растрепанным шарфом и привычной ласковой насмешкой.
Дни, пока мистера Гилберта не было, не шли, а ползли. Его отсутствие выражалось во всем, и это не нравилось Мадаленне. Не зависимость, не привычка, просто каким-то странным образом она приучила себя к тому, что каждый день на пересечении улицы Дэрфорд и бульвара Торрингтон она могла его встретить. Мистер Гилберт уехал не на три дня; он обещал приехать в понедельник, а была уже среда, и она злилась. На него, что он не сдержал обещание, которого не давал, на себя, что она отчаянно ревновала человека, к которому не испытывала ничего, кроме дружеской привязанности. Однако, как повторяла Мадаленна, ревность эта была профессиональной и вызвана была только тем, что он уехал, ничего не сообщив, хотя профессор Беччи так никогда не поступал. И все же она была ждала его приезд, она все равно шла в университет с тайной надеждой, что в одном из коридоров встретит знакомую фигуру, а возвращаясь — сворачивала на другую улицу ради прогулки и ради того, чтобы посмотреть — не горит ли свет в кабинете. Но сейчас радость резко ушла, и на ее место встало непонятное раздражение. Снова Эффи Доусен, снова эта пустышка; и на этот раз она зачем-то тащила за собой тяжелую книгу и постоянно что-то рассказывала профессору, а тот снова слушал ее! Мадаленна спряталась за ивой так, чтобы ее никто не видел, и руководи сейчас ей разум, а не чувства, она бы спокойно вышла бы из своего укрытия, вежливо поздоровалась с профессором и спросила бы, когда начинается лекция. Но Мадаленна была вне себя, и все внутри ее буквально подстегивало, а потому она дождалась, пока они поравняются с воротами парка и вышла из-под дерева, изображая на лице усердные раздумья. Поведение ее было дурацким, если не сказать лучше, но она не могла и минуты провести рядом с мистером Гилбертом, пока около него стояла эта выскочка. А потому, надвинув пониже шляпу, она семимильными шагами направилась на другую улицу, не обращая внимания на недоуменный взгляд. До лекции оставалось еще ровно пятнадцать минут, и она могла пойти куда угодно, хоть до Ковент-стрит. Подставив руку под дождь, она удовлетворенно кивнула и припустила под горку, что-то напевая себе под нос.
***
Начавшийся дождь не мог прервать ее прогулку, и покружив около красных домов ровно семь минут, вымокшая наполовину, Мадаленна нырнула в галерею и отряхнулась. В коридоре не было ее одногруппников, зато из аудитории раздавались громкие голоса, и она сверилась с часами на стене — ровно без шести минут десять. Она никогда не опаздывала, и даже в этот раз не могла поступить своими принципами, ведь тогда бы это обозначало, что чувства взяли над ней верх, и она совсем перестала следить за собой и своим ровным поведением, а такого она позволить себе не могла. Погулять она пошла только из-за того, что утренний моцион оказался слишком пессимистичным и не придал ей привычной бодрости, зато семиминутная прогулка восполнила ее силы, и она снова чувствовала себя хорошо. Пригладить намокшие на висках волосы не получилось, и те вились вплоть до щек. Минутная стрелка доползла до пятидесяти пяти минут, и Мадаленна, фыркнув, бросила искать расческу и постучав, отворила дверь аудитории.
Мистер Гилберт уже стоял рядом с кафедрой, и она подавила в себе желание сбежать — так радостно ей стало при виде знакомой голубой рубашки и черного пиджака, лежащего на спинке стула. Профессор о чем-то разговаривал с Дафни, и она уже хотела проскочить на свое место, когда оклик преподавателя застиг ее на первом ряду; значит, и в этот раз придется сидеть одной — не станет же она после этого пробираться на третий ряд.
— Мисс Стоунбрук! Рад вас видеть, я уж думал, что вы не придете.
Мадаленна серьезно посмотрела на свои часы, а потом села на место.
— Здравствуйте, сэр. Мы не ожидали, что вы так рано приедете. — с темным удовольствием проговорила она.
— Как жаль! А я-то наивно полагал, что мое отсутствие хоть кем-то будет замечено. — в глазах у него были насмешливые огоньки, и она насупилась.
— Если я не ошибаюсь, сэр, я вовремя.
— Да, но обычно вы приходите раньше всех, разве нет?
— Да, сэр. — от холодного воздуха ее голос немного сипел. — Но в этот раз я решила прогуляться.
— Вот как? И как прошла прогулка? Приятно?
Надо было все-таки сесть не за первый ряд. Там, на третьем ряду, он не смог бы подойти к ней так близко, и она не видела бы этих смеющихся глаз, и немного насмешливой улыбки и все того же теплого участия — оно было неизменным. И вовсе ненужным, фыркнула про себя Мадаленна и сердито посмотрела на доску. Как она могла предположить, что скучает по мистеру Гилберту, как подобная мысль могла прийти в голову? Во всем были виноваты нервы и напряженная ситуация в доме, успокоила она себя, ей просто хотелось выговориться.
— Да, сэр. — она откашлялась и выложила на парту книги. — Недавно провели исследование, в котором доказали полезность прогулок под дождем.
— Интересное исследование. — он стал серьезным. — Интересно, а никто не доказал полезность микстур от кашля и теплых пледов?
Он смеялся над ней и даже этого не скрывал! Возмущение Мадаленны достигло своего предела, и она уже хотела забиться в дальний угол, когда мистер Гилберт чуть тише добавил:
— Вы не замерзли?
— Нет, сэр. — она засунула руки в карманы. — Мне тепло, дождь обычно разгоняет энергию.
— Правда? — Мадаленна кивнула, и в его глазах промелькнуло лукавство. — Знаете, мне даже стало интересно, откуда вы берете подобные сведения? — она хотела что-то добавить, но профессор уже повернулся к кафедре и громко произнес. — Попрошу приготовиться к нашему занятию. Но перед этим хотел кое-что объявить. Так как искусствоведам необходимо наблюдать за искусством вживую, я решил, что нам стоит с вами съездить на залив. Природа в осенние дни — и есть настоящее искусство, и я буду рад, если вы почерпнете что-то для себя новое, когда мы с вами станем проходить пейзажи. Желающие есть?
