— Что это?
— Ваши перчатки. Вы забыли их несколько дней в его кабинете, и он попросил меня вернуть их.
— Ах, да, — машинально пробормотала Мадаленна, разворачивая пакет. — Спасибо, мистер Бассет.
Она действительно потеряла свои перчатки, но полагала, что забыла их в Портсмуте, а оказалось, что все это время они лежали в другом доме. Но когда она пригляделась, заметила, что это были не ее собственные. Эти перчатки были новее и около самого запястья закрывались на несколько пуговиц.
— Боюсь, ваш хозяин что-то перепутал. — она протянула сверток Бассету. — Это не моя пара.
— Я знаю, мисс. Но дело в том, что миссис Гилберт пролила на них чернила, и сэр приказал их поменять.
— О, — пробормотала Мадаленна. — Спасибо, но меня вполне бы устроили и мои, я могла бы их постирать.
— Хорошо, мисс. Я передам это мистеру Гилберту, когда они с мадам вернутся.
— Вернутся? — обернулась она. — Разве они уехали?
— Да, мисс. Миссис Гилберт и мистер Гилберт уехали на несколько дней в горы.
Мадаленна промолчала и кивнула.
— До свидания, мисс. — дворецкий поклонился, и она рассеянно закрыла за ним дверь. Потом медленно прошла в библиотеку, задернула портьеры и опустилась на диван. С ней что-то творилось: странная эйфория от того, что с мистером Гилбертом все было хорошо, сменялась каким-то темным, тягучим чувством, и она не могла сдержать ни улыбки, ни раздосадованной гримасы. Процесс пробуждения в ней нового и опасного начинался каждый день, но сейчас Мадаленна почувствовала, как сильная волна обрушилась на нее, и она едва нашла в себе силы снова сесть за работу. Однако все буквы путались, бегали друг за другом, так и норовя выскочить со страниц тетради. Разумеется, было бы странно, если такой талантливый, умный и обаятельный человек был один, и она была почти рада, что в спутницы жизни ему досталась такая красивая женщина. Линда. Даже имя у нее было особенным, таким изящным, приятным. Но другое чувство начинало вязать из ее обычной сдержанности и прочности узлы, и вся она то краснела, то бледнела от осознания надвигающегося события. Мадаленна легла на ковер, закрыла лицо руками, и те сами нашли новые перчатки. Нет, пока она еще в здравом уме, ничто не пошатнет ее принципов, ее выдержки.
Маленькая пуговка на запястье едва пролезла в петельку, и приятная ткань обвила руку.
Комментарий к Глава 16
буду благодарна вашим комментариям и впечатлениям от главы).
p.s. я вот что подумала, может к следующей главе прикрепить список моих любимых песен 50-60х годов прошлого века для большей атмосферности? отзовитесь, как вам такая идея!
========== Глава 17 ==========
Комментарий к Глава 17
Обещанный список будет пополняться)
“Fever” - Peggy Lee
“You Deserve” - Peggy Lee
“Bang Bang” - Frank Sinatra
“At Last” - Etta James
“Cry Me A River” - Julie London
“Moon River” - Frank Sinatra
“Take Five” - Dave Brubeck
“Summertime” - Ella Fitzegerald
«Сдается квартира, на юго-востоке Лондона, на Дептфорд-авеню. Старый дом, недалеко от нового метро, до центра — двадцать минут пешком. Пять комнат, новая мебелировка, теплая вода и кухня включены в цену. Обращаться по телефону: 4АВ4567»
«Сдается квартира, на юго-востоке Лондона, Нью-Кросс, 69. Новый дом, три комнаты, без мебелировки, холодная вода. Тридцать минут до Гринвичского университета, проживание одиночное. Обращаться по адресу: Керто-авеню, 31.»
«Сдается дом, два этажа, на северо-западе Лондона, Кемдон. Новый дом, три этажа, мебелировка не включена в сумму, действующий камин, бойлер. Пять минут до центра города. Обращаться по телефону: 127FH3490.»
Мадаленна уже все утро сидела над объявлениями сдачи квартир и домов внаем, и все серые газетные листки были перечеркнуты красным и зеленым. То одна квартира была чистой, небольшой и светлой и стоила, как ее шестимесячная стипендия за один день, либо попадались старые, сырые и темные особняки, находившиеся там, куда не ступали даже герои Диккенса в свое время. Сама она спокойно могла бы переехать и в обшежитие, как раз было хорошее место около университета, вместе с другими студентками, одна была из Лингвистического, другая — из Исторического, либо же Мадаленна могла и вовсе переехать в тот же жилой кампус, где обитала Дафни — приятельница уже давно ей говорила, что там тепло, светло и уютно. Но стоило ей об этом упомянуть на первом семейном совете, как отец резко закачал головой и категорически отказал. По его словам, это было ужасно для девушки из такой чистой и благовоспитанной семьи обитать в подобном «улье разврата». Она поморщилась, но проглотила пассаж подобный Бабушки и задала резонный вопрос: куда же ей переезжать. Эдвард удивленно на нее посмотрел, будто она спросила что-то слишком простое и махнул рукой — разумеется нужно искать квартиру или мебелированные комнаты. Мадаленна мотнула головой в ответ, посмотрела на маму, но та сидела, спрятавшись за газетой, и плечи ее иногда вздрагивал — то ли ей было холодно, то ли она не могла сдержать смех.
Однако факт оставался фактом — Мадаленне нужно было переехать, и чем раньше, тем лучше. Отец не дал сразу положительного ответа, но и не отказал, и это ее хоть немного, но подбодрило. В конце концов, у нее были собственные деньги, она зарабатывала уроками, получала стипендию и могла снять за эту сумму что-нибудь достойное. К тому же, она принялась высчитывать, если взять еще три урока в понедельник, два урока в субботу и добавить к ним одно занятие в воскресенье, ее заработок увеличится ровно на сто восемьдесят фунтов, а это не такие уж и мелкие деньги. Мадаленна заерзала на кресле и посмотрела на часы — первую пару у них сегодня отменили, профессор Беччи спешно уехал на очередной симпозиум в Марсель, и запретил кому-либо его замещать. Он удивительно ревностно относился к своим студентам и предпочитал лучше остановить учебный процесс, чем отдать его на растерзание молодым практикантам. В деканате такое отношение не всегда одобряли, но смирялись, так как профессор был мастером своего дела, и его ученики никогда не подводили своего преподавателя. «Некоторым бы не помешало поучиться.» — недовольно сложила прочитанные газеты Мадаленна и устроилась поудобнее. Мистер Гилберт все же вспомнил о ее обязанностях старосты и позвонил, но, к счастью, не она ответила. Фарбер голосом строгого дворецкого проговорил в трубку, что «мисс Мадаленна не может подойти к телефону, так как на данный момент отсутствует в городе, что ей нужно передать?», пока сама она пряталась за альковом и напряженно следила, не упустил ли чего Фарбер.
Мадаленна могла ответить на звонок, могла даже спокойно выслушать, почему профессор не мог присутствовать на занятиях, но тогда было воскресенье, и она вовсе не была обязана дежурить возле телефона и ждать звонка от мистера Гилберта. Ее начал пугать его голос. Подобная перемена произошла в один час, перед сном. Когда Мадаленна уже сидела в пижаме и читала диссертацию, она вдруг услышала голос, так чисто и звонко, будто его обладатель сидел прямо около нее, в тени ниши перед окном. «Главный и единственный центр фламандского искусства — Антверпен; именно тут жил Питер Пауль Рубенс, чье имя стало обозначением фламандского искусства семнадцатого века. Уже в свое время художник стал притчей во языцах — его академия рисунка стала центром притяжения для всех, кто мечтал познать таинство рисунка; с мастерской были связаны все крупные живописцы того времени. Рубенс стал первым, кто начал писать в «кабинетном» жанре, его картины выходили небольшого и среднего размера, и в отличии от монументальных полотен, предназначались они не для особого, конкретного помещения, а для продажи и небольших «кунсткамер» — первых прототипов частных собраний и галерей.» Она читала эти строки и слышала его — доброго, чистого, зовущего за собой. И когда Мадаленна едва не улыбнулась, то захлопнула папку и отбросила ее в сторону. В темноте она чувствовала, как горят у нее щеки и осторожно искала на столе ключ — чтобы запереть то, что в ней открылось само по себе. Но ключа не оказалось, то ли он сам исчез, то ли был выброшен заботливой рукой, однако теперь запертая так долго душа начала жить по своему собственному велению, и она мало что тут могла поделать. «Ну, кое-что я могу сделать.» — подумала Мадаленна и легла спать. А утром у нее нашлись другие заботы
