— Рон сказал, что они нашли тебя и что ты, вероятно, будешь не в лучшем состоянии. Я подумала… Я подумала, что принесу завтрак, и тогда мы сможем… поговорить.

Она резко остановилась, потому что оглядела комнату, меня и девушку, которая теперь сидела на кровати.

Гермиона Грейнджер — замечательная женщина. У нее больше изящества и достоинства, чем у кого-либо из моих знакомых, включая мою собственную мать.

— Простите, не могли бы вы нас на минутку извинить? — сказала она девушке, которая была достаточно проницательна, чтобы понять, что следует убраться. К сожалению, она взяла простыню с собой, когда уходила, оставив меня голым на кровати.

Моя жена оглядела пол и подобрала мою скомканную одежду.

— Вот.

Я встал и оделся. Кажется, я умер в наступившей тишине. И проснулся возрожденным в стыде. Она коснулась лба, который был испорчен хмурым взглядом. Я видел, что она что-то замышляет.

— Думала, что окончательно ушла от тебя три дня назад.

— Поверь, если кто-то и должен был выйти из этих отношений, я всегда представлял, что это была бы ты, — тихо сказал я.

Я знал, что потерял ее. Сейчас было не время для оправданий и уговоров. Я сам все навлек на себя, и это была цена.

Она откашлялась, и я увидел, что она заплакала, хотя и тихо.

— Ну почему меня было мало?

Мое сердце разбилось. Я сделал шаг вперед и остановился, когда она сделала шаг назад.

— Тебя более чем достаточно, — яростно прошипел я. — Это моя… вина.

— И что же ты предлагаешь мне теперь делать? Простить тебя? — Казалось, она меряет меня взглядом. — Скажи что-нибудь, Малфой. Скажи что-нибудь, или я уйду и не оглянусь.

Мое вынужденное молчание осуждало меня.

Она кивнула.

— Значит, решено. Сначала я поживу у родителей… а потом, возможно, проведу лето у Уизли. Я попрошу Гарри зайти и забрать мои вещи. У меня есть ключ, так что тебе не обязательно быть… дома. — Она запнулась на последнем слове.

— Гермиона… подожди.

Она остановилась в дверях и обернулась. Ее дыхание прерывалось тихими всхлипываниями.

— Прос…

— Не надо, — остановила она. — Мы часто употребляем это слово, но я не думаю, что оно означает одно и то же для нас обоих.

А потом она ушла.

Меня бросила жена.

========== Глава 6 ==========

Хорошая истерика — на нее стоит посмотреть. Мой отец — бесспорный король полных негодования истерик (с необязательным взмахом волосами). Мне же всегда недоставало драматичности.

— Ты же знаешь, что я не умею извиняться, так что я просто пропущу, если тебе все равно.

Это именно то, что не следует говорить после того, как облажался. Я понял это слишком поздно, и мне захотелось стукнуться лбом о дверь.

— Может, ты откроешь?

В тот раз все происходило в ванной на первом этаже. Она заперлась внутри.

Я был пьян, и Гермиона уже сказала, что она сделает, если почувствует от меня дома запах бренди. Конечно, не помогло и то, что была четверть девятого утра.

Я прокололся. Я знал об этом, но был так близок к завершению работы, которую мне поручил Рентроу. Он уже был ошеломлен тем, что я выполнил восемьдесят процентов. Ха! Его коварный план провалился, и другие директора заметили, что заброшенные активы моего предшественника чертовски расцвели под моими заботой и вниманием. Мои дни лакея (хотя и в высшем руководстве) подходили к концу. Филомена чуть не лишилась головы в то утро — она нашла меня спящим на столе и имела наглость отчитать за то, что я не пошел домой прошлой ночью:

— По крайней мере, ты мог отправить жене сову!

Я ответил, куда засунуть свой совет. К сожалению, с таким же настроем я вернулся домой.

— Открой дверь, — я пнул ее босой ногой. Было больно.

— Пошел на хрен, Малфой!

Она использовала ругательства. Это было нехорошо.

Дверь распахнулась, и Гермиона вышла. Я тупо смотрел, как она вытаскивает чемодан из шкафа в нашей спальне. Она была настолько зла, что не разбиралась в том, что бросала внутрь. Я заметил диванную подушку, пустую вешалку для одежды и пару пижамных штанов, которые скомканными валялись в изножье кровати.

— Гермиона, ты не могла бы на минуту успокоиться?

Стараясь не смотреть на меня, она бросилась к комоду, выдвинула ящики и швырнула в чемодан белье.

— Нет, я не успокоюсь. Вчера вечером ты не вернулся домой. Ты не вернулся домой.

Я уже объяснился с ней.

— Я заснул! Я работал допоздна и заснул, понятно? Мне очень жаль, но я не понимал этого, пока не проснулся сегодня рано утром. И что мне оставалось делать? Послать сову, а потом вернуться домой до того, как она прилетит?

Она повернулась и ткнула в меня пальцем.

— А вернувшись домой, ты… толкаешь речь под дверью, а потом сидишь в раздумьях в кабинете с бокалом бренди в восемь часов утра и еще удивляешься, почему я так раздражена? — Она вскинула руки. — Я должна просто сказать: «Добро пожаловать домой, дорогой, не хочешь позавтракать алкоголем?»

Я осторожно взял ее за плечи, пытаясь успокоить.

— Прости. Ты меня слышишь? Прости. Послушай, это больше не повторится. Я почти закончил.

Она покачала головой.

— Нет. С тобой покончено. Я должна была сделать это давным-давно.

На мгновение мое сердце остановилось, и кровь в жилах застыла.

— Что сделать? — прошептал я.

— Мне надо было поехать в Гринготтс и самой выяснить, что там происходит!

А, точно. Я снова мог дышать. Она говорила не о том, чтобы уйти от меня, а о том, чтобы…

— Что? — спросил я, внезапно нахмурившись. — Что значит, ты ездила в Гринготтс?

— На прошлой неделе я ездила туда и разговаривала с Филоменой. И не смотри на меня так, Драко Малфой. Она заботится о тебе. Филомена не выдала твои чертовы секреты добровольно, я заставила ее рассказать, и, возможно, немного приврала, сказав ей, что проблема касается Департамента защиты магического правопорядка. Она призналась, что Алистер Рентроу с тобой делает! Не могу поверить, что ты мне не рассказал!

Удивительно, как душераздирающий страх может смениться чистой яростью за одно предложение. Мне хотелось придушить ее.

— Что ты сделала? — Возможно, было что-то в моем тоне или выражении, потому что я увидел на лице Гермионы то, чего не видел с тех пор, как нам исполнилось восемнадцать.

Я ее пугал. Я понял, что все еще держу ее за плечи, теперь уже слишком крепко. И резко отпустил.

— Я рассказала кое-кому, кому не все равно, вот что я сделала, — сказала она, вздернув подбородок. — На следующей неделе Кингсли выступит перед вашим советом директоров. До них доходили грязные слухи о садистских выходках Рентроу, но до сих пор никто не жаловался.

— Ты не имела права этого делать. — Наверное, в данном случае я был похож на своего отца. Мы оба становимся очень тихими, когда выходим за пределы простого гнева. Я был так тих, что Гермиона, казалось, напрягалась, чтобы услышать меня.

— Я имела на это полное право. Не только как член Департамента правопорядка, но и как заинтересованная гражданка и твоя жена! Такого рода злоупотребления должны быть искоренены! Как еще нам двигаться дальше?

— Я справлялся сам.

Она снова покачала головой.

— Нет, не справлялся. Ты убивал на работе себя, а заодно и этот брак.

— Кто умер и сделал тебя защитницей всех обездоленных? — усмехнулся я.

— Альбус Дамблдор! — крикнула она, а потом ахнула, закрыв рот обеими руками. — О боже. Драко, прости, я не это имела в виду…

Она будто дала мне пощечину. Я был ошеломлен, а затем унижен. Ярость завершала эту изменчивую тройку. Я ушел. Я не знал, куда иду, но Лютный переулок всегда был лучшим выбором. Там можно было мариноваться в спирте.

Иногда самые эффективные истерики — это те, которые вы никогда не устроите.

========== Глава 7 ==========

Возвращение домой — это состояние ума. Я жил во многих местах, но никогда по-настоящему не чувствовал, что принадлежу дому, а дом — мне, лишь когда был женат на Гермионе Грейнджер.