– Так я и говорю! – произнесла Даарнейриа с таким торжествующим видом, точно вдруг отыскала в коробке с жуками все недостающие доводы.
– А иногда он даже причиняет добро, – не дал сбить себя с толку Илидор. – Он мне отдал фигурку из Такарона. Мог же оставить её в лабораториях или забрать себе, ну или я не знаю, продать кому-нибудь, она может быть из какой-нибудь страшно редкой коллекции. Но я сказал, что хочу её забрать – и Найло отдал. Но я не знаю, может быть, на самом деле он в тот миг спал или был в бреду, по нему разве поймёшь… Что ты так на меня смотришь?
Даарнейриа опустилась рядом с Илидором, втирая в землю подол оранжевого платья, и воздух вокруг драконицы встревожился, заметался.
– Что за фигурка? – её хрипловатый голос сделался совсем осипшим.
Золотой дракон порылся в набедренном кармане штанов и вытащил гнома, держащего топор. Даарнейриа, прерывисто вздохнув, медленно протянула руку, словно боясь, что фигурка ей снится, коснулась пальцами топора. Долго сидела так, прикрыв глаза и прислушиваясь к чему-то, пока Илидор, нахмурившись, не сжал кулак и не вернул фигурку в карман.
– Она как будто тёплая, – произнесла драконица, не открывая глаз. – И добрая. Она словно строит вокруг целые горы тёплого и доброго. Ты чувствуешь, да?
– Нет, – Илидор уже жалел, что показал Даарнейрии фигурку. Не стоило об этом говорить вообще. Он сдёрнул с коробки лист лопуха и принялся горстями пересыпать жуков обратно. – Я не вижу гор, я слышу голос.
– Интересно, что бы ощутили старейшие драконы, – раздумчиво и как будто немного сонно проговорила Даарнейриа. – Они бы, наверное, многое отдали, чтобы увидеть эту вещь. Или заполучить её.
Золотому дракону окончательно перестало нравиться поведение Даарнейрии, потому он ответил довольно резко:
– Никто про неё не знает, ясно? Только ты. И вообще-то обычно я её не держу при себе.
Драконица открыла глаза и улыбнулась невиннейшей из улыбок.
* * *
Арромеевард встретил золотого дракона предельно кислым выражением морды и раздражённым:
– Ты что, принял мою камеру за детское крыло?
Илидор, оставив дверь лишь чуточку приоткрытой, шагнул внутрь. Сегодня здесь отчаянно несло болотом – да уж, долгой беседы точно не получится.
Но Илидор чувствовал, что приближается нечто, оно надвигалось издалека, словно пожирающая небо буря, надвигалось неумолимо и обманчиво-медленно, однако каждый, кого заставало ненастье в холмах Уррека, знает: буря стремительна. Мгновение назад тебе казалось, что она ещё далеко и придёт нескоро, может быть, никогда – а вот уже она завернула тебя в свои струистые объятия, потушила свет и грохочет над головой.
– В прошлый раз ты не договорил, – ровным тоном произнёс золотой дракон, глаза прямо в глаза Арромееварду. – Ты сказал, нам нечего противопоставить машинам, но мне показалось, это не всё, что ты хотел сказать.
Старейший презрительно чмыхал носом и, прищурившись, смотрел, как золотой дракон подходит к нему. Как протягивает кулак, в котором что-то зажато, раскрывает ладонь.
Арромеевард бесконечно долго смотрит на фигурку гнома, вырезанную из обсидиана, рождённого в Такароне. Золотой дракон ждёт, чуть покачиваясь с ноги на ногу и едва слышно напевая. Старейший протягивает ладонь, фигурка ложится в неё.
– Я тогда лишь хотел сказать, что нам следовало уничтожить гномов, как только они зародились в подземьях Такарона. Но что с того, что с моих слов?
Арромеевард бережно положил фигурку в свою коробку с играми и книгами, уселся, звякнув цепью, свесил голову и стал покачиваться.
– Просто уничтожить их. Не позволить развиться, освоить подземные угодья, построить города, уничтожить пахрейнов. Но мы мало внимания обращали на других, гномы ничуть нас не заботили, пока не представляли угрозы, пока угроза не выросла, не окрепла, не стала жрать наши земля и жилища. Быть может, мы вообще мало думали и мало смотрели по сторонам. Быть может, правы были угольные драконы, когда покинули подземья, правы в том, что смотрели вокруг открытыми глазами, а не снисходительными, они желали смотреть за горизонт, даже если на месте ничем не плохо.
Угольные драконы? Покинули подземья? Быть может, старейший заговаривается? Быть может, в его древней голове смешалась явь и странные сны, которые видят старейшие драконы – сны о том, что могло бы быть, но чего не произошло.
– Проигрывает тот, кто не хочет знать, что находится за горизонтом, вот как я скажу, – сварливо изрёк Арромеевард.
– Но ты и сам не пытаешься этого узнать.
Это был не самый удачный в мире ответ, просто-таки поразительно дурацкий, и Арромеевард мгновенно оказался на ногах, грохотнув цепью, а золотой дракон вжался в стену, обхватил себя крыльями и постарался казаться как можно меньше.
Молчание было долгим и противным, как прокалённая на огне земля с пола камеры, прилипшая к ладоням Илидора.
– Да-а, я не пытаюсь узнать, что за горизонтом, – наконец брюзгливо изрёк слышащий воду. – Затруднительно делать это в моём положении. Но ты-то – да. Ты пытаешься. Думаешь, я не понял? Зачем тебе знать, что за горизонтом, ты, невразумительнейший из драконов? Что ты собираешься делать с этим знанием? Какой будет толк, если я скажу тебе: это драконы дали название нашему материку, и только балбес может не понять, что Маллонаррай – имя слышащего воду, переиначенное на эльфский лад. Когда-то драконы уже выходили из глубин Такарона в большой мир, когда-то в незапамятные времена, но теперь нигде на всём континенте нет ни человека, ни эльфа, который знал бы об этом. Я выспрашивал об этом учёных, настоящих, тех, что заправляли здесь за несколько поколений до этой рыбоглазой падали Теландона. Но если драконы погибли, то где их кости? Если драконы улетели отсюда, то почему? Никто не знает… Никто в мире не знает своей истории полностью, если на то пошло, даже мы, долгожители.
Илидор уже почти пританцовывал возле стены. Драконы прежде выходили в солнечный мир? Когда это было? Кто может знать о тех временах хоть что-нибудь? Если эльфы переиначили имя дракона, то эльфы уже были здесь в то время? Но Хшссторга говорила, эльфы не так давно выгнали отсюда дреуглов. А когда же они переназвали континент и позаимствовали письменность у людей? Или, быть может, их сказания…
– Ты дурно влияешь на меня, золотой драконыш, – брюзгливо заявил вдруг Арромеевард. – Я начинаю думать о грустных вещах, и это всё из-за тебя.
В воздухе пахнуло мокрой тряпкой.
– Очень желательно, чтобы ты сейчас убежал отсюда с воплем, – сквозь зубы закончил старейший.
– Ты что, издеваешься? – заорал Илидор и сам ошалел от этого. – У меня целые горы вопросов! Ты хочешь, чтобы я вот так просто развернулся и вышел в дверь?
Арромеевард вытаращился на золотого дракона, слегка приоткрыв рот и чуть подёргивая глазом. Вероятно, в последний раз другой дракон орал на Арромееварда сотни лет назад или никогда, и едва ли это был молодой и глупый дракон. Илидор сам уже понял, какую тупость он сделал, но подавил первый порыв – с воплем ужаса выскочить прочь – и остался стоять, нахмурив брови и полуразвернув крылья.
Дверь камеры приоткрылась шире, в щели мелькнуло лицо стражего эльфа.
– Поверь, – тяжело уронил Арромеевард наконец, – развернуться и выйти – самое лучшее, что ты сейчас можешь сделать, иначе тебя отсюда вынесут по частям и без шкуры.
– Плохая благодарность за кусочек Такарона, – с досадой заметил Илидор.
Старейший совершенно по-эльфски покачал головой и поднял взгляд к потолку:
– Это вообще единственная причина, по которой я сейчас с тобой разговариваю, а не освежёвываю.
Золотой дракон сделал длинный шаг назад.
– Я уже иду к двери, видишь? Ты можешь бросить мне вслед ещё несколько слов, а? Это же бесплатно!
Арромеевард отвернулся и долго возился лапой к своей коробке с игрушками. По стуку Илидор понял, что патриарх качает туда-сюда фигурку.
– Ты хочешь посмотреть за горизонт, – наконец заговорил он, – и для этого тебе нужно различить, что там позади, в тумане. Ты хочешь знать, зачем Такарон породил гномов, почему не помешал нашей войне, позволил вытурить нас в солнечный мир? Хочешь знать, что случилось с угольными драконами, которые ушли из подземий? Что нарождается в глубинах теперь, когда мы ушли далеко от камня?
