— Вот так, господа. Думаю, что с порохом для ружей — не лучше.
Все офицеры кивнули.
— Итак, — продолжил генерал. — Раз мы не можем остаться и не можем уйти морем, остаётся только один путь — на прорыв. Помощи нам ждать неоткуда, потому что командующий не имеет резервов. Посему приказываю: идти на прорыв завтра, с утра. План прорыва и систему взаимодействия каждый получит тотчас же. Но первый приказ господину подполковнику Двиняеву: готовить орудия к атаке. Пороха должно хватить на неделю. Все старые и ветхие пушки — уничтожить. Брать только те, что можно утащить. И вот ещё что. Кому-то из ваших офицеров придётся остаться в арьергарде вместе с казаками. Лучше, если это будет волонтёр. Да и расчёты лучше создать из добровольцев. Сами понимаете... Думаю, Семён Михайлович, вы лучше меня знаете, как и что готовить. Поэтому, господин подполковник, прошу вас немедленно заняться артиллерией. Господ офицеров прошу подойти к карте.
Утром следующего дня персы уже толпились около стен. Видимо, они тоже предполагали, что боеприпасы осаждённых на исходе. Да что предполагать, если сочувствующие персам местные жители каждую ночь спускались со стен и бежали во враждебный лагерь. Масла в огонь добавили и артиллеристы — всю ночь на бастионах взрывались пушки. Вернее, не сами пушки, а казённики. Двиняев, оценив ситуацию, решил взять на прорыв только восемь орудий. Впрочем, все остальные, принадлежавшие к крепостной артиллерии, вывезти было просто невозможно. Со стен они ещё худо-бедно палили. Но вытаскивать этих монстров, оставшихся в наследство с прошлой войны, смысла не было. На стенах имелись даже мортиры, которые в русской армии были забыты ещё до царя Алексея. Но и оставлять их в «подарок» не хотелось. Кто знает, а не придётся ли опять штурмовать этот злосчастный город? Вот чего Двиняеву было искренне жаль — так это настоящей мадфы, помнившей, наверное, ещё Тамерлана. Толку от этого полуружья-полупушки, стрелявшей камушками, не было никакого, но зато можно было бы украсить ею Оружейную палату. Посему мадфу подполковник приказал закопать до лучших времён. Хотя будут ли лучшие времена?
Из восьми полевых орудий, отобранных подполковником для прорыва, три предназначались для арьергарда или, как его окрестили солдаты, «застрельной команды». Зарядные ящики набили картузами с порохом по полному комплекту. А вот с картечью дела обстояли много хуже. Пришлось, не мудрствуя лукаво, пройтись по жилищам. Гвоздей, к сожалению, почти не нашлось. Да и откуда взяться гвоздям, где жилища делают из камня и глины? У чайханщиков забирали всё, что звенит, а потом рубили на куски. Картечь, конечно, так себе. Казаны, отлитые из чугуна — это ещё ничего. А вот ляганы из меди и серебра — так это совсем... Один заряд пришлось делать из старых медных монет.
Утром пошли на прорыв. Две сотни казаков завязали бой с персами, прикрывая «застрельщиков», которым требовалось время для наводки орудий. Артиллеристы мгновенно отцепили орудия и зарядные ящики. Казаки спешились и отдали коней тем, кто уходил...
Егеря и пехота уходили первыми. За ними — штаб и артиллерия. Отход прикрывали казаки и драгуны. Обозы брать вообще не стали.
Клюев, едва ли не со слезами уговоривший Двиняева назначить его командовать орудиями, постарался на славу. Три пушки, стреляя по очереди, сметали картечью любые попытки пуститься в погоню. С расстояния в триста шагов но плотной толпе промахнуться было сложно. Вот только сотня зарядов на пушку — и много, и мало: от частой стрельбы стволы не успевали остывать, но персов всё равно оказалось больше, а стрелять из ружей они тоже умели.
Через два часа от двух сотен казаков осталось пятнадцать человек. Скоро и они упали. Артиллеристы же выбыли все. Последний из живых, унтер-офицер Баранников, расстреляв остатки картечи, взорвал орудия...
...Для уходящих из Ленкорани дорога прошла без особых осложнений. И несмотря на то, что пыль и слёзы забивали горло, солдаты пели про такой далёкий лужок:
За горами, за долами,
За лесами, меж кустами
Лужочек там был.
Эх, лужочек там был.
На лужке росли цветочки,
Вокруг милы ручеёчки
Блистали в струях
Эх, блистали в струях.
Птички нежно песни пели,
Слышны там были свирели,
Соловей свистал,
Эх, соловей свистал.
Благодаря песне «ленкоранцы» столкнулись с отрядом генерал-майора Мадатова, в котором был знаменитый Нижегородский драгунский полк и конная артиллерия.
Валериан Григорьевич шёл на выручку полковнику Реуту, запертому в Шуше. Теперь уже вместе дошли до осаждённых, благо персов в округе не наблюдалось, и разблокировали городок. В результате тройного объединения казаков, драгун, егерей и армейской пехоты войско под командованием Вельяминова (как старшего в должности) стало насчитывать почти пять тысяч бойцов. А при артиллерии, которой командовал один из лучших артиллеристов русской армии, можно было уже поспорить если не с самим Аббас-Мирзой, то хотя бы с Искандером. А случай поспорить не замедлил представиться.
Войско Искандера, состоящее из мусульман Гюлистанской провинции (в основном армян и турок), а также грузин, враждебных России, получило Эриван без боя. Но армяне, не особо жаждавшие сражаться за возвращение Ирану его исконных земель, успели разбрестись по домам. Да и сам Искандер, воодушевлённый лёгким успехом, не сделал ничего для укрепления города. Посему, когда казачьи и драгунские кони в бешеной скачке пронеслись по кривым улочкам Эривана, царевич едва успел надеть шальвары и покинуть дом, выбранный для жительства.
В сопровождении охраны царевич ринулся на окраину города. Там, в старинных караван-сараях размещались его основные силы. К чести Александра-Искандера, он сумел организовать оборону. Но русские не стали развивать успех и ввязываться в бой, потому что было неясно — а что потом делать с городом? А как быть с приказом Ермолова? Ну и ещё, разумеется, останавливал тот факт, что несмотря на уход части войск у Искандера оставалась армия, превышавшая русский отряд раза в три. А это, как известно, не лучшее соотношение сил для атакующих...
Посему Вельяминов скомандовал оставить Эриван и идти дальше, на Гюмры-Александрополь.
...За месяц, проистёкший от начала военных действий, Алексей Петрович Ермолов успел передумать очень многое. И наступил момент, когда он решил поделиться своими мыслями с генералами и старшими офицерами Кавказского корпуса.
— Итак, господа, — начал генерал от инфантерии. — Сегодня я должен познакомить вас с решением, которое понравится далеко не всем.
От такого вступления главнокомандующего в помещении воцарилась мёртвая тишина. Генералы насторожились: а что предложит Ермолов? Общее отступление? Поголовную сдачу в плен? Алексей Петрович между тем продолжал:
— Общую ситуацию в Закавказье вы знаете. Против нас сосредоточены силы, превосходящие корпус. Собственно, персидская армия — это не самое страшное. Но в самое ближайшее время начнёт своё выступление Оттоманская Порта. Мне поступило известие о переговорах, которые вели шах и султан. Они решили на время забыть о собственных сварах и начать общее наступление.
— Ваше Высокопревосходительство, — начал было недоверчивый Вельяминов 1-й, старший брат Алексея Алексеевича, отвечавший за гражданскую часть Кавказа. — Сведения о переговорах — не ловушка?
— Увы, Иван Алексеевич. Сведения получены нашим секретарём по иностранной части. Думаю, что лучше выслушать именно его. Александр Сергеевич, — обратился генерал к единственному штатскому среди военной братии, — прошу вас.