В первый день осады персы штурмовали очень рьяно. Фашины заполнили почти весь ров. Со всех сторон волокли штурмовые лестницы. Сарбазы штурмовали по старинке, не обращая внимания на потери. Казалось, они готовы засыпать собственными трупами не только ров вокруг города, но и омывавшее его Каспийское море. Для полной картины не хватало осадных башен, катапульт и тарана.

Однако трупами засыпать не стали. Осадных башен и таранов гоже не наблюдалось. Напротив, уже через день началась довольно правильная осада. Со всех окрестных кишлаков были согнаны крестьяне, которых заставили копать траншеи. Работы велись и днём, и ночью. Для порядка крепостная артиллерия постреливала по копателям. Но толку от этого было мало. Палить картечью — слишком далеко. А ядрами и гранатами — как по воробьям. И, кроме того, глядя на оборванных и запуганных местных мужичков, трудившихся под пристальным надзором солдат, стрелять было даже и неловко. Казаки, правда, сделали в одну из ночей вылазку и даже умудрились перерезать охрану. Но и это было больше от безысходности: сбежавших вернули, а охрану усилили. Из полсотни казаков, ходивших «в ночное», вернулись меньше половины.

За неделю окопы опоясали город со всех сторон, кроме Каспия, а траншеи приблизились к городу едва ли не на сотню сажень. Вот тут уж пришлось садить картечью безо всякой жалости к сарбазам, мирным жителям. А сапёры — те вообще сбились с ног, высматривая, а не ведут ли персы «тихую» сану? В конце концов нашли подозрительную траншею. Несмотря на умелую маскировку узрели приметное место — где заканчивается траншея и начинается подкоп. Чтобы не мучиться с контрминой и не копать самим, попросили «поработать» артиллерию.

Главный «артиллерийский бог» — подполковник Двиняев, лично навёл пудового «единорога» и... всадил ядро в землю. Пока прислуга банила ствол, все с нетерпением глядели: а что же будет? Сапёры оказались молодцами: земля провалилась, что означало — место «сапы» вычислено правильно! Двиняев, не мешкая ни минуты, засадил в образовавшуюся ямину брандкугель — ядро с зажигательной смесью. Эффект, право слово, был поразительный. Чувствовалось, что пороха на мину не пожалели...

Но радоваться, как выяснилось, было рановато. Через несколько дней к городку была подтащена осадная артиллерия. После установки орудий и пристрелки Двиняев определил: пушки аглицкие, хоть и устаревшие. Англичане оставались верны себе. В 1812 году союзники по борьбе с Наполеоном поставили России пятьдесят тысяч ружей, большая часть которых имела ржавые стволы и разбитые приклады. Правда, это потом не помешало Джону Булю выставить счёт за все ружья...

Всё же устаревшие пушки оставались орудиями, способными хоть и медленно, но верно разрушать стены города и метать ядра в глинобитные крыши домов. В течение дня для осадных орудий были вырыты окопы и насыпаны земляные рвы, прикрывавшие прислугу от залпов оборонявшихся. И очень скверно, что пушек было много. А если персы сумеют правильно организовать ведение огня и сконцентрировать его в одну точку, то участь города будет решена за несколько дней. Чувствовалось, что за всеми приготовлениями стоит опытный в осадном деле человек. Возможно, европеец...

Генерал Вельяминов, полжизни отдавший различным войнам, вынужден был принять единственно правильное решение — начинать эвакуацию. Предполагалось, что уходить придётся морем. И нужно-то выгребать вдоль берега всего пятьдесят вёрст. По прямой. А потом, сушей, вёрст полтораста до Джалилабада. А уже оттуда идти на соединение с главными силами. Но в первую очередь следовало уводить население.

Из сорокатысячной Ленкорани остаться решили не более десятой части. Это те, что имели свои виды на войско шаха. Другие не ждали ничего хорошего. Мужчин убьют. Женщин изнасилуют и продадут в рабство.

Было «реквизировано» всё, что плавает: фелюги контрабандистов, шаланды и плоскодонки рыбаков. Не пожалели даже прогулочной яхты местного князя. Но лодок всё равно не хватало. Солдаты и казаки с большим трудом выискивали дерево: подбирали плавник, разбирали караван-сараи и лафеты разбитых пушек, вырубали абрикосы и яблони. Из этого хлама вязались плоты. Для улучшения плавучести к плотам привязывали глиняные кувшины с крышками или бурдюки из-под воды.

Поручик-артиллерист Клюев, наблюдавший за работами по строительству плотов, высматривал: какой уже годен для плавания? Завидев таковой и проверив на предмет прочности и плавучести, кричал кому-нибудь из местных волонтёров: «Ведите следующих». Волонтёры бежали к мазанкам и приводили очередную семью.

Визгливые азербайджанские женщины, мрачные мужчины и шумные дети норовили набить плоты всем, что удавалось захватить с собой. Страшные усатые старухи пытались тащить с собой даже коз. Первое время Клюев пытался объяснять, что излишнее добро на плоту не поместится, но куда там! Потом он просто плюнул: сами выбросят.

Семью усаживали на плот, показывали (на всякий случай), как правильно грести, и выводили с помощью баркаса подальше. Там плоты сбивали в караван — до сорока-пятидесяти штук. А уже потом, в сопровождении парусника, плоты отправлялись по Каспию. И пусть жители молятся (мусульмане — Аллаху, а христиане — Николаю Угоднику), чтобы Каспийское море не разыгралось весенним штормом!

Поручик матерился про себя: его, боевого офицера, сняли с бастиона и отправили заниматься тем, с чем мог бы справиться хороший унтер! Но с приказом не поспоришь.

С трудом, но к концу недели мирные жители были вывезены. На армию плотов почти не осталось (никто же не позаботился вернуть их обратно). И, как на грех, только что бывшее спокойным море стало штормить. Соваться туда было бессмысленно. Не то что рыбацкие баркасы, но и океанские фрегаты не рискнули бы идти по разбушевавшемуся Каспию.

Генерал Вельяминов созвал совещание старших офицеров.

— Итак, господа, — негромко начал он, — нам противостоит неприятель, численность которого превышает наши войска в семь, а то и в девять раз. Какие будут предложения и мнения?

За долгие годы, проведённые рядом с Ермоловым, генерал-майор сам стал чем-то походить на Алексея Петровича: поворотом ли головы, манерой ли держаться. Правда, в отличие от небрежного в одежде и причёске Главнокомандующего, Вельяминов был настоящим аккуратистом: гладко зачёсанные волосы, застёгнутый на все пуговицы мундир. Не зная, что Алексей Алексеевич происходит из старинного боярского рода, занимавшего важнейшие посты при первых князьях московских, можно было подумать, что перед вами остзейский немец. Однако речь генерала была спокойная, даже мягкая, в отличие от рокочущих звуков того же Ермолова.

Как и положено, первыми высказывались младшие по званию. Майор Потапов, командовавший егерями, предложил переждать шторм, а потом отправиться морем. По его мнению, плоты можно вязать из кустарника. Командир драгун подполковник Сумкин настаивал на атаках и причинении максимального урона неприятелю. Казаки предлагали прорыв. Было, правда, мнение о том, что нужно сидеть в осаде, дожидаясь подхода основных сил. Командующий артиллерией Двиняев вообще отмолчался, сообщив, что он — как решит большинство.

Выслушав офицеров, генерал подвёл черту:

— Итак, господа. Продовольствия в городе из-за ухода жителей предостаточно. Питьевая вода есть. На оборону города наших сил хватит. Но! Главная беда — у нас нет необходимого количества пороха и картечи. Так, Семён Михайлович?

Сидевший в углу Двиняев молча кивнул. Потом немного подумал и сказал:

— Так точно! Всю неделю отбивали атаки только за счёт пороха, изъятого у населения.

— На сколько хватит запаса? — спросил командир егерей.

— В лучшем случае — на три-четыре дня.

Офицеры замолчали. Нет, конечно, все знали, что с порохом дела обстоят скверно. Но чтобы так скверно! Отбивать атаки персов удавалось только благодаря плотному огню, который Двиняев мастерски сумел организовать. Палить же со стен из ружей по атакующим... Уж лучше по старинке — сбрасывать камни и лить кипяток.