– После того как ты двинул меня Колодой, я не ждал многого от времяпрепровождения в подвале, но это пытка! Просто, мать его, пытка! Я больше не пишу лица, Холт, и ничто этого не изменит!

Не знаю, кого я в тот момент ненавидел сильнее: себя или Говарда. Ладно, он хочет, чтобы я продолжал писать. Что в этом плохого? «Холм» был одной из лучших моих работ. И мне не нужен был кто-то, чтобы подтвердить это или опровергнуть. Но я не писал лица последние пять лет. И не знал, что должно произойти, чтобы я нашел в себе силы сделать это снова.

С вершины холма я наблюдал, как солнце опускается за темную громаду дома. Восточный берег озера был как на ладони. Морозный воздух обжигал ссадину на лбу.

На обратном пути я вновь миновал нагромождение камней, заваленных снегом; из отверстия чувствовался поток воздуха.

После ужина Говард попросил меня спуститься обратно в подвал, куда уже перенес мой спальник. Возле спальника – книги, питьевая вода, ведро и запас еды: вяленое мясо, кешью, бананы. В тот момент я не придал этому значения, по-прежнему раздавленный и враждебный. Но когда проснулся, дверь все еще была заперта. В первые мгновения я подумал, что с Холтом что-то случилось и это вся моя вода и еда на ближайшую вечность. Потом до меня дошло: он заранее все спланировал и куда-то свалил.

Говард толкал тележку между рядов в «Уолмарт Суперсентер». Девятое декабря, среда, 7:06 на часах, магазин открылся четыре минуты назад, и пока что он был единственным покупателем.

Первым делом Говард надел бейсболку с большой желтой «М», относящейся к студенческой баскетбольной команде «Мичиган Вулверинс». Он был на ногах уже двадцать шесть часов и, как только закончит здесь, собирался вздремнуть, а во второй половине дня – отправиться обратно на Верхний полуостров.

Играла фоновая музыка, поскрипывало левое колесико тележки. Говард шагал в своих больших черных ботинках. Вокруг было полно рождественского декора. Он прошел мимо детских рюкзаков с «Холодным сердцем», Молнией МакКуин и Человеком-пауком. Мимо гамаков, луков, стрел, трекинговых палок, палаток по девяносто восемь баксов, складных стульев.

А вот и то, что он искал: кислотное средство для чистки ванных комнат. А также респиратор и желтые резиновые перчатки. Прежде чем оставить машину, он пройдется этой хренью в багажнике. На упаковке написано, что средство обладает приятным запахом. Имея опыт использования подобных щелочных штук, Говард в этом сильно сомневался. А вот то, что оно справлялось с «различными загрязнениями» – чистая правда. Чистейшая. Он знал еще двоих, кто использовал именно это средство.

– Лили, немедленно остановись!

Девочка лет пяти с копной темных кудряшек бежала по проходу, размахивая игрушечным пистолетом. Она была в небесно-голубой футболке с изображением Дороти и ее друзей – Железного Дровосека, Страшилы и Трусливого Льва – на фоне Изумрудного города из фильма 1939 года.

– Держите ее!

Говард поставил банку обратно на полку, в три шага покрыл разделявшее их расстояние и осторожно подхватил ребенка на руки.

Девочка засмеялась, приставила пистолет к его груди над сердцем и выстрелила. Сухо щелкнул спусковой крючок.

– Пиф, паф, пуф! Я убила тебя.

– Точно, – сказал он.

– А ты умеешь стрелять из пистолета?

Говард мягко высвободил игрушечный пистолет из детской ладони, взвесил его в руке, быстрым движением навел на полку с консервированной фасолью и дважды нажал на спуск. Двойной сухой щелчок. Потом вернул пистолет.

– Умеешь, – кивнула девочка с серьезным видом. – Когда я вырасту, то стану охотником.

Подбежала молодая женщина со следами усталости на лице.

Девочка помахала ему пистолетом.

Говард взял банку, бросил к остальным продуктам и покатил тележку дальше.

Когда тележка была забита доверху, он направил ее к кассам, но у стеллажа с журналами притормозил. Улыбающиеся женщины и мужчины, чьи жизни проходили мимо него. Он не смотрел «ящик», не ходил в кино, а все эти люди так или иначе имели отношение либо к одному, либо к другому.

Все, кроме него.

Говард сжал поручень тележки до побелевших костяшек, но после непродолжительной борьбы с собой все же вытащил один из журналов – с Митчеллом на обложке, окруженным своей обычной аурой нарастающего насилия.

Внутри была их совместная фотография: мистер и миссис Дэнни Митчелл. На ней – короткое черное платье с длинными рукавами, босоножки на тонком каблуке с ремешком на щиколотке и кольцо с желтым бриллиантом изумрудной огранки в окружении двух бесцветных алмазов бриллиантовой огранки. Говард помнил, как она шла к своей машине. Не бежала, не кричала, не плакала, просто шла. С лицом, залитым кровью.

Выкатив тележку из магазина, Говард толкал ее по полупустой парковке к серому «Шевроле Лумина» 1999 года выпуска. Автомат, чудовищный пробег, вмятина на дверце, подголовник не рассчитан на высоких. Но серый металлик – скользкий цвет: глаз так и соскальзывает.

В руке звякнули два засаленных ключа с брелоком, изображавшим обнаженную женщину. Сгрузив покупки на заднее сиденье, Говард захлопнул дверцу, оставил тележку на соседнем парковочном месте и поднял воротник куртки. Срывающийся с низкого неба снег все равно добрался до шеи.

«Сабвэй» откроется только в одиннадцать, так что он заглянул в другой фастфуд, деливший с «Уолмартом» одну парковку. Как правило, он не посещал подобные места, но сегодня выбирать не из чего.

Надвинув козырек бейсболки на глаза, Говард стоял перед кассой, таращаясь на меню. Девчонка на кассе тараторила, перечисляя открывавшиеся перед ним дегустационные возможности. Встретившись с ним взглядом, она покраснела до самых ушей. Светловолосая, хорошенькая, с пирсингом в носу.

В итоге Говард остановился на рыбном бургере, салате и чае. Захватив номерок, сел за боковой столик, под которым еле уместил колени. Конечно, он мог взять еду навынос, но салон «Лумины» настолько пропах сигаретным дымом, будто в нем состоялась встреча клуба курцов. А на переднем пассажирском – огромное старое пятно, частично замытое, что также наводило на определенные мысли. Кроме того, ему еще там спать.

Столешница была липкой, бургер – посредственным, чай – пожалуй, в порядке. Ну а от сетевого салата многого и не стоило ожидать, верно? Кроме него в забегаловке находились еще четыре человека: пожилая пара, одинокий старик и прыщавый парень. Говард доедал салат, когда к нему подошла девчонка с кассы и предложила сходить куда-нибудь вместе. Как насчет этого вечера? Может, завтра? Или на выходных? Говард сказал, что у него кое-кто есть. Хотя это было не так. Наверное, не так.

А что он должен был ей сказать? Уточнить, не хочет ли она потрахаться? Потому что он не ходил на свидания. Впрочем, уровень его уверенности в себе был достаточным, чтобы замечать, когда с ним флиртуют, и не задаваться вопросом: «Интересно, это она подает какие-то сигналы или просто так легла на спину и раздвинула ноги?»

Одиночество может быть опасным, размышлял он, садясь за руль. Одиночество может быть опасным, потому что к нему привыкаешь. С того самого момента, как ты находишь в нем верного спутника, у тебя пропадает всякое желание иметь дело с людьми.

Будильник прозвенел в середине сна. Говард вернул водительское кресло в исходное положение, провернул ключ в замке зажигания и выехал на дорогу.

Во сне он сразу притянул ее к себе и, чувствуя ее дыхание на своем лице, рванул застежку на черном платье – с той решительностью, с какой поднимал ружье; пуговицы застучали по полу (то, что там пуговицы, а не «молния», было всего лишь смелым предположением).

– Ты чудовище, Говард Холт, – тихо сказала она и расстегнула ремень на его джинсах.

Сон таял, словно туман под утренним солнцем. В воде отражалось темнеющее небо.

Под Индиан Ривер Говард открыл багажник «Лумины» – огромный, но низкий. Мальчик был укрыт пледом, на голове – сеточка для волос, рукава и штанины плюшевого кигуруми, изображавшего Элмо из «Улицы Сезам», демонстрировали тонкие лодыжки и запястья. Такие кигуруми носят малыши или мальчишки, которые совсем скоро попрощаются с детством. Но, бывает, они прощаются с ним значительно раньше, просто продолжают держаться за вещи, которые напоминают о нем – о солнечных беззаботных днях, когда имеют значение лишь родители, мультфильмы и игрушки.