Бетал писал, что ночью опять пережил lucid dream, осознанное сновидение.

Б.: «Я ходил по иной квартире. Предметы сияли. На полчаса залип на чайник. Такой он овальный, прикольный. Чувствуешь, что в нем заваривается крипа, благодать».

Ф.: «Молотые мощи?»

Б.: «Добрый чай. Я всегда готовлю чай с молитвой».

Ф.: «Ты неправильно прочел в рецепте слово малина».

Б.: «Дальше. Я полетел. Эмоции – космос!».

Ф.: «Как от дури? Или «кислой»?»

Б.: «Мягче и чище. Как купание в воде идеальной температуры плюс визуалка. Под тобой город сменяется полем, лесом. Движешься, куда хочешь. Вверх, вниз, в любую сторону. Кайф! Вчера мне его обломал мужчина».

Ф.: «Ага, ты подавляешь гомо-эротические фантазии!».

Б.: «Он летел на мопеде».

Ф.: «Фаллический символ».

Б.: «Он предупредил, что тебе надо валить из Береньзени. Пока цел».

Ф.: «Федю Тризны Фредди Крюгером не проймешь!».

Постучали.

Ф.: «Бет, отбой. Первый пациент. Первый смелый алкаш Береньзенщины».

Б.: «Намасте».

Ф.: «Ага».

***

Евгений Петрович Финк недолго думал, прежде чем отправиться к психотерапевту. Он и к бабе Акке собирался. Не от мракобесия либо прогрессивности. От безнадеги. Трупы есть. Дело – Х томов по каждому эпизоду! – чистая графомания. Финк и лейтенант Короткий уже и авторскую методу выработали: как настрочить сто страниц ничего не объясняющей галиматьи и не лишиться премии.

– Здравия желаю! – Евгений Петрович улыбнулся доктору. По мере сил.

Федя очень постарался, чтобы скрыть восторг. Он обожал фриков (анализировать). Косплееров. Бодимодификаторов. Контркультурщиков. Женщин-змей со сплитом языка и чешуйчатыми тату на лбу, байкеров с вживленными под кожу рогами. Но этот чувак убрал всех! Был он миниатюрным, невысоким и узкоплечим. Седым. Со стрижкой «маллет». В глаза вставил блекло-голубые линзы, какие носят вампиры из дешевых фильмов и вокалисты подвальных блек-металл групп. Физиономия – белая-белая, без губ, без морщин, но с рубцами, не имела мимики. А маленький «анимэшный» нос выглядел приклеенным. Последствия ожога? Печально, конечно. Однако зачем он форменный китель напялил? Со звёздочкой?

– Майор Финк.

Фрик извлёк добротную подделку «корочки» сотрудника МВД, с печатями, с голограммами.

– Чем могу, майор? – Федор Михайлович кивнул персонажу на стул.

– Проконсультируйте. У меня за месяц семь граждан Таджикистана умерло. Парни до тридцати, почти непьющие. – Финк продолжил стоять.

– Причина смерти?

– Цитирую судмедэксперта: хрен разберёт. На телах зажившие раны. Внутренних повреждений нету. Зато торчун, кхм, эрекция не опадает.

– С кем они дрались?

– С Плесовым. С кем еще? Береньзень фашистами не богата. Плесова я сразу разрабатывал. Алиби у него, типа. На пятом трупе, вчерашнем, следов побоев нет. Погибший, Орзу Манучехри, спортивный пацан. Мой лейтенант не завалил бы. Манучехри Плесова шугал, своих защищал. Конфликт, сука. – «Майор» прикурил от спички.

– Здесь нельзя.

– Мне можно, – отмахнулся фрик. – Съездим к Плесову? Он, вообще, двинутый слегонца. Ты на него глянь профессиональным оком. Сейчас. Лады?

– Окей. Я вас догоню.

«Участковый» вышел. Дикий экземпляр. Придумал каких-то таджиков, мрущих с особой таинственностью. Сериалов пересмотрел?

Феденька разозлился: дооптимизировались! ПНД позакрывали. А в эпоху тотальной информационной доступности они жизненно необходимы! Фейки и фантазии буквально сводят народ с ума. Куда ему «майора», «настоящего детектива» береньзеньского девать? Что у него в кобуре на поясе? Игрушка? Зажигалка? Травмат? Боевой?

Психотерапевт позвонил Калерии Анатольевне и попросил вызвать полицию.

– На хой? Тута она!

Под окном (ФМ удостоверился) мигал спецсигналом УАЗик. Огромный лейтенант салютовал седому фрику. Стоп. Он… не шизофреник? Получается, Федя – эйблист, принижающий возможности инвалидов и лукист, судящий по внешности? Права Софушка.

Теперь эйблиста и лукиста терзал вопрос: «Святой Джон Константин, что произошло с майором Томом?» (полицейский чем-то напомнил ему образ космического путешественника Дэвида Боуи).

Ground Control to Major Tom…

Take your protein pills and put your helmet on3

– Пожар, – через две минуты тряски на заднем сидении ментовоза сказал Финк.

– Вы о чем? – Доктор Тризны прикинулся вежливым невежей.

– Всем интересно, – развел руками полиционер. – Зона раньше была рядом, строгого режима. «Серая цапля». Грохнули там главаря ОПГ, Газу. Кто грохнул – загадка. Видеонаблюдение, собаки, персонала хоть жопой жуй!

– Евген Петрович, чего вы матюгаетесь опять?! – возмутился Короткий. – Жена моя пузатая, – сообщил он Феде. – А мат эту, негативную энергетику передает. От Петровича ко мне, от меня к жене, от жены к ребенку.

– От вас обоих ребенку лишняя хромосома передалась, – фыркнул старший по званию. Эйблист. – И ее производное – ипотека. Короче, еду в «Цаплю». ХЗ зачем, начальство колонии в панике и меня, и с зареченских сел участковых позвали – консилиум, блин. Повестка: что врать федералам. Пока умы морщили, начался мятеж. Зэки валили «пупков». «Пупки» стреляли зэков. Маньяк Авоськин резал и своих, и чужих. Ор, кровища, обосрался кто-то. Компьютерная игра. Без сохранения и с одной обоймой.

– Петрович сныкался за жирным трупешником, – гоготнул будущий отец.

– Отсиделся в компании умирающего. Вася Чемодан с кишками наружу мне рассказывал про тарзанку, про речку, про девушку, которую любил до первой ходки. Про мамку. Перед смертью не напиздишься. Пробивает нашего человека на сентиментальность. – Финк поджег очередную сигарету. Дым смешался с бензиновыми выхлопами и вонью освежающей елочки. – Вдруг – стихло. И шум, и Вася мой. Стало жарко. Воздух пропал. Я план эвакуации помнил и пополз. Меня Васиной кровью пропитало насквозь. Выполз. С тех пор такой. Зрение восстановили, с радужкой начудили. Я не в претензии. Ладно, бабки крестятся, детишки визжат. Профессия моя с всеобщей любовью не связана. Врачи – молодцы! Рожу спасли, кожу пересадили.

Короткий снова хихикнул, шепнул: «С задницы».

– Больше не выжил никто. Девятьсот трупов. Приехали!

Покуда «майор Том» кричал подозреваемому: «Ромка! Давай, побеседуем!», Надежда Савельевна Плесова, учительница краеведения на пенсии, разгоняла беспардонных беспородных псинок по будкам-коробкам и отпирала калитку, Федор Михайлович искал в интернете фото Финка до пожара. Нашел: мент и мент. Пегие волосики, снулое лицо. Не то, что сегодня. «Сволочь ты эстетсткая», – пожурил Федю Федя голосом Бетала.

Финк и Короткий тем временем вломились в гараж.

– Доктор! – позвал ФМ майор. – Это по вашему профилю.

Плохо вентилируемая коробка семь на восемь квадратных метров была набита резиной. Мистер Тризны прикрыл рот платком, терпя невнятное недомогание вроде того, когда ногу отсиживаешь. «Вата», «иголочки». Только – в голове. Мягко говоря, вредные условия. Хроническая интоксикация убивает организм. Неизбежно страдает психика.

Плесов высунулся из-за матраца, поставленного на попа. Перепуганный, точно хомяк в пылесосе. Статный, в меру мускулистый, прилизанный гелем крашенный блондин с ямочкой на подбородке. Гопник-фашист-метросексуал. Из него торчала отвертка.

– Отчество? – спросил полицейских Тризны.

– Сергеич. А? Его? – Короткий подвис. – Эээ… Валентиныч!

– Что случилось, Роман Валентинович? – Федя принялся перекатывать пятирублевую по фалангам пальцев. Нехитрый фокус для концентрации внимания пациентов-детей.

Безумный взгляд г-на Плесова метался от бородки психотерапевта к бегающей монеточке. Двойственность его личности – «зверь»/ «агрессор» и «жертва»/ «виктим» – мешала ему реагировать однозначно. Роману Валентиновичу хотелось искалечить Федора Михайловича. И молить его о помощи.