– Ма-алчать! Тихо! Тихо! В ШИЗО посажу!

А до политинформации Мишка просиживал время как раз в кабинете Кузнецова, смотрел, как тот проводит личный приём.

Вообще все эти начальники отрядов обычно набирались из сельских шофёров, из механизаторов, поддавшихся на уговоры спецуполномоченных и после учёбы сменивших родные края и нищенскую зарплату на погоны, шинели и колючую проволоку.

– Гражданин начальник, – гундосил на приёме приземистый с мутными глазами. – Ошибочка вышла.

– Какая? – спрашивал Кузнецов, прихлёбывая чай из железнодорожного стакана.

– Ну как же, ведь ударили мы с Игорьком по одному разу только, ну ладно, попал Пухов в больницу, но пролежал-то там всего месяц. А нам начислили платить за три. Я письмо получил, он уже дома с бабой спит, а я плати?

– А чем бил-то? – интересовался Кузнецов, шурша конфетой.

– Да лопатой получилось.

– Плохо, видать, бил, если только на месяц уложил, – в рифму констатировал начальник, рассматривая на свет ложечку.

Молчание.

– Плохо, спрашиваю, бил? Да?

Приземистый стоит, опустив длинные угловатые руки.

Кузнецов отодвигает стакан.

– Ну иди, так и быть, уговорил ты меня. Напишем апелляцию. Действительно, уложил на месяц, а плати за три, непорядок, непорядок получается.

В гостинице Мишку поселили вместе с Алексеем Сидоровичем и Василем, худым усатым парнем из Львова, присланным сюда на инженерную работу. В отличие от некоторых, Василь был шахматист заядлый и часто вызывал Сидоровича на поединок. Обычно это происходило так.

Один ход Василя.

Сидорович (тянет):

– Пра-а-вильно.

Второй ход Василя.

– Пра-авильно. Шажочек.

Василь:

– Ишь, все захотели учёными стать…

Сидорович:

– Пра-авильно.

Василь:

– А я вот так.

Сидорович:

– Пра-авильно, фигурку выиграл, подумаешь…

Василь:

– Ну-ну, посмотрим…

Сидорович:

– А мы её чайником.

– Правильно.

– Правильно.

Василь:

– Чёрт, конь залез, никакого проку от него.

Сидорович:

– Пра-авильно, ведь там-то она мне и нужна, ло-ошадь…

Василь:

– Ну, с чем играть, с чем играть?

Сидорович:

– Ой, что-то я засыпать стал, скучная партия.

Василь:

– Ладно-ладно…

Сидорович:

– А мы её…

Василь:

– Последний прыг.

Сидорович:

– Хороший ход, да?

Василь молчит.

Сидорович:

– Мат. Красивая партия, да?

Вот так, ночуя в одной комнате, не ссорясь и особенно не залезая друг другу в душу, они прожили месяца полтора, а потом начали разъезжаться.

Первому квартиру дали, конечно, начальнику медчасти. В «белом» доме. Ведь в каждом городе в Союзе существовали белые дома для начальства. Вот и здесь. Белый дом – всё как у людей. С отоплением из маленькой котельной и даже проточной водой. Ну очень приятно… Так что в гостинице из постоянных остались Василь, Мишка, Ленка да телевизор, до того разозлённый на командированных, что весь покрывался рябью, когда его пытались смотреть. Утром троица уходила на работу, а вечером Ленка на кухне варила опята, которые Василь собирал прямо под трапами. Но тут вдруг на работу позвонил Андрей, сказал, что поругался с главврачом и переезжает в Яренгу, спросил:

– Как насчет Нового года?

– А что ты предлагаешь?

– Давай в Питер?

– Могут не отпустить, – засомневался можский доктор.

– Да ладно тебе, поедем, и всё.

Мишка положил трубку и, улыбаясь неожиданно возникшей идее, пошёл в зону смотреть, как ведёт приём Алексей Сидорович. Он вдруг безумно захотел в Питер.

Но до медчасти Мишка добрался не сразу, так как по дороге его остановил старший оперативник Комков и пригласил зайти. С ним Мишка по работе дел не имел, да и вообще сторонился. Но Комков постоянно затаскивал нового молодого специалиста к себе за обитую дерматином дверь, поил чаем и буравил маленькими глазками, напряжённо улыбаясь. В этот раз после ничего не значащих вопросов вдруг попросил помогать.

– Чем помогать? – удивился Мишка.

– Да там… если… вдруг кто говорит что…

– А что не надо говорить?

– Ну… кто вот Высоцкого слушает и вообще…

Мишка пожал плечами:

– Да и я, в общем, слушаю.

Комков озадаченно посмотрел и вдруг рассмеялся.

– Ладно, – сказал. – У меня и без тебя дел много. С чем чай-то пить будешь?

– Ну, если больше ничего нет, – обнаглел приглашённый.

– Есть, парень, есть.

И оживившись, поглаживая чёрные пышные усы, стал длинно и нудно рассказывать, какое и каким способом он получил удовольствие однажды на юге.

Отвязавшись от оперативных дел, Мишка дотопал-таки до медчасти. Там перед дверью стояла очередь, а за – Сидорович чинно сидел за столом и, поглядывая на очередного больного поверх очков, нацепленных на самый кончик носа, что-то быстро писал в журнале приёма.

– Миша! – обрадовался он и, привстав, пожал протянутую руку. – Посмотреть пришёл?

– Да.

– Ну садись со мной.

Крикнул:

– Следующий!

Входит один:

– Начальник, я иголку проглотил, бери в больницу.

– Болит?

– Вот счас, счас, – хватается за живот, – мочи нет терпеть!

– Нет, молодой человек, это не то, когда по-настоящему будете болеть – тогда и приходите… – поворачивается к соседу и объясняет: – Много симулянтов – проверка идёт, что знаю и как реагирую. Дело знакомое. Кстати, Миша, известие получил: должен приехать ещё один доктор, терапевт, зовут Николаем Павловичем, молодой специалист, как вы.

После приёма они идут домой. Уже холодно, темнеет, и вдалеке виден посёлок с притягивающими внимание уютно светящимися окнами домов и вьющимся дымом из труб наверху.

– Знаете, Миша, – говорит Сидорович, – удивительное дело – боли больше всего боятся убийцы.

Мишка вздыхает:

– Ну, что делать здесь врачу, я примерно представляю, а вот что делать мне?

– Пригласить Кастро, – улыбается старичок.

– Какого Кастро?

– Фиделя. Героя Кубы. Страшный революционер такой. Он, когда к нам в Воронеж приезжал пару лет назад – так город вылизали, что куда там… А вообще, начинать всегда надо с пробы пищи на кухне. Во-первых, это наш долг, а во-вторых, просто полезно быть сытым.

И тут наступила зима. В одну ночь. Снег скапливался где-то в вышине и падал, падал бесконечно, цепляясь за стёкла холодными пальцами и рисуя на них узоры. А после снега ударили морозы. И вот радость: наконец-то и можскому докто-санитару дали квартиру. Две комнаты с кухней и печкой в двухэтажном доме на краю посёлка. По совету умных людей, ещё не вселившись – тем более что вселиться было невозможно, так как там покрасили масляной краской полы, – Мишка заранее заказал в бухгалтерии забесплатно положенные ему три кубометра дров, подождал, пока их привезут, купил топор и пришёл колоть. А вслед за ним во дворе появился сосед, Черкесом его звали, прапорщик.

– Дэрмо, – сказал Черкес через минуту после изучения обстоятельств дела.

– Что дерьмо? – не понял Мишка.

– Дрова дэрмо.

– Почему?

Черкес оставил вопрос без ответа, зато сказал:

– Топор тоже дэрмо.

– Почему?

– Сэйчас увидишь, а ну, па-пробуй…

Мишка па-пробовал.

– Тэпэр отнэси в сарай.

– Почему?

– А па-пробуй вытащи топор.

Мишка па-пробовал.

– Нэ получается?

– Нет.

– Отнэси в сарай. Пусть стоит.

– А сколько стоять должно?

– Года два, пока не висохнет. И купи колун и нормальные дрова.

– А где?

– Колун в магазине, дрова у жуликов, шесть пачек чая, не знал, что ли?

На следующий день, гружённый чаем, Мишка пошёл в промзону. Проверять его никто не проверял, он беспрепятственно отдал чай двум работягам и через день получил с зовущим сосновым запахом звонкие, лёгкие дрова.

А тем временем появился Николай Павлович с женой и ребёнком, и медчасть наконец стала укомплектована. Кроме известных врачей и полуврачей в штате числились Виталий Дормсович Бормыслов – работал пьяницей, стоматологом и мужем председателя сельсовета; Вася – весёлый фельдшер, единственный коми на весь посёлок. Вёл приём в поселении. По сравнению с Вит Дор Бор немножко пил. Ещё Галя – фармацевт: сидела в аптеке, тихо выдавая лекарства страждущим. Плюс… плюс несколько медсестёр. И конечно, Ленка с неизменной сигаретой во рту, со своими круглыми, вечно удивлёнными глазами и густо накрашенными ресницами. Когда раз в квартал наезжали комиссии, Сидорович выставлял Дормсовича, спирт, соцобязательства, и всё обычно кончалось хорошо. Однажды медчасть даже заняла первое место по подведению итогов. В остальное свободное время персонал эффективно трудился по поддержанию здоровья уголовников и тех, кто их охраняет, а Вит Дор Бор рвал зубы, принимая их за больные, ни в чём не повинным трезвым людям и уезжал в Сыктывкар гулять, спасаясь от жены.