Я перестал смотреть аукционные сайты и начал искать в Интернете. Служба национальной безопасности имела доступ ко всей моей информации для входа в систему, а это означало, что если они на самом деле отслеживают меня, они узнают, когда я захожу в одну из баз данных подписки. Это ограничило меня стандартными поисковыми системами Yahoo, Dogpile, Metar-Quest. И снова я начал с моих венских ученых.
У меня слишком много обращений к Бенджамину Дзорнену, чтобы возиться с ними. В отношении Мартины Сагинор не было ничего, кроме упоминания в тандеме с Мемлер в книге о женщинах Радиевого института в Вене в 1920-х и 1930-х годах. В библиотеке была копия. Я закрыл свой поиск: библиотека периодически вытирает буферы, но я не хотел оставлять ни одну из своих страниц открытыми.
Книга была в научной библиотеке. Мне было достаточно любопытно, чтобы протащиться через кампус к научному кварталу. Артур Гарриман, мой молодой научный библиотекарь, работал за столом, когда я остановился, чтобы получить разрешение пройти в стеллажи.
"Нора! Интересно, когда ты вернешься, - сказал Гарриман. «Вы нашли пропавшие боеголовки?»
«Как и украденное письмо, они были прямо на ядерном складе, где их мог увидеть любой». Я попытался проникнуться духом анекдота.
«Знаешь, я сказал тебе, что спрошу у этой подруги, которая пишет диссертацию о Дзорнене, о том, украл ли он работу твоей леди, и она пренебрегла этим. Приз Дзорнен получил за работу, которую он проделал до того, как ваша мисс Сагинор стала его ученицей.
Значит, еще один тупик. Я поблагодарил его за то, что он не забыл спросить, и получил от него дневной пропуск. После еще нескольких утомительных шуток про Ника и Норы я полез в стопки, чтобы прочитать о женщинах в венской физике.
Я сидел, скрестив ноги, с книгой, проверяя только те страницы, где упоминалась Мартина. Я нашел краткую биографию: она родилась перед Первой мировой войной в семье рабочего, выиграла стипендию в новой Высшей технической школе медицины, когда ей было двенадцать. (У нее самый высокий в городе балл по математике. Я вспомнил Мартина с его результатами за стратосферные тесты.) Она преподавала в той же школе с 1928 по 1938 год, защитила докторскую диссертацию. получил степень по физике в Геттингене в 1929–1930 гг.
В другом разделе, посвященном карьере Мартины, я прочитал:
Неопубликованные работы Сагинор были почти полностью уничтожены во время чистки файлов Института в нацистскую эпоху, вероятно, по приказу ее бывшей ученицы, нацистского эксперта по оружию Гертруды Мемлер, поэтому мы можем полагаться только на несколько сохранившихся записных книжек и статьи, опубликованные Сагинором. между 1931 и 1938 гг.
Сагинор, как и Ферми, верила в ее сильную интуицию относительно физических явлений. Попытка принизить ее способности частично проистекает из тревожного визита Л. Ф. Бейтс в Радиевый институт в 1934 году, а частично - из-за попыток Мемлер стереть память о своем бывшем профессоре.
Я положил книгу на полку и прислонился к металлической перегородке. Лотти сказала, что Китти возмущена увлечением своей матери физикой; понравилось ли Китти знать, что кто-то высоко оценил способности Мартины? Скорее всего, ей было больно: в биографии не упоминалось о ребенке. Не потому, что Мартина хранила рождение Китти в секрете - не только Лотти, но и две дочери Дзорнена играли с Китти, когда они были вместе маленькими девочками. Какое бы клеймо ни было закреплено за внебрачностью в Вене 1930-х годов, Мартина не пыталась скрыть ребенка. Не больше, чем ее прятали бабушка и дедушка Лотти.
Настоящий интерес к этой истории, по крайней мере, для меня, вызвала Гертруда Мемлер. Убийство Китти заставило меня забыть о книге, которую я просматривал прямо перед тем, как она обратилась за помощью, «Секретный дневник отказника от военной службы времен холодной войны» . Мемлер тоже в этом участвовал.
Мемлер пережила войну в целости и сохранности, приехав в Штаты с операцией «Скрепка» после войны, работая над ядерным оружием, а затем она внезапно исчезла, снова появившись под прикрытием, чтобы атаковать ядерную политику США. Возможно, наблюдение за настоящими бомбами, взрывающимися в Неваде, причиняющими реальный ущерб собакам и людям, сделало Мемлера похожим на Саула обращением.
Я просидел слишком долго; мой мозг превращался в клей. Я встал и потянулся, сгибаясь назад в стопках, по одному развязывая узлы на позвоночнике.
Снаружи у нас был один из тех золотых дней, которые иногда бывает в сентябре в Чикаго. Я прошел несколько миль, прежде чем дойти до автобусной остановки в северо-восточной части района, недалеко от скоростной автомагистрали и озера. Пока я ждал, я снова собрал свой телефон.
У меня было семь сообщений, одно от Джейка, с вопросом, где я; он скучал по разговору со мной последние несколько ночей. Лотти позвонила и сказала, что состояние Джуди Биндер достаточно стабильно, чтобы ее перевели из реанимации.
Я позвонил Джейку, когда стоял на эстакаде и смотрел на озеро Мичиган. Спокойное море, любовный голос, я был счастлив. Автобус приехал, пока мы разговаривали. Я повесил трубку, не желая делиться своими личными словами с автобусом, полным незнакомцев.
Как только мы добрались до центра, я поймал такси до дома. Достаточно экономии углерода. Я позвонил Лотти из такси. Водитель, разговаривая по своему телефону на незнакомом мне языке, определенно не обращал внимания на меня и очень мало на движение на Лейк-Шор-драйв.
«Могу я увидеть Джуди?» - спросила я Лотти.
«Можешь, если хочешь, - сказала Лотти, - но она явно в довольно уродливом расположении духа».
Я сказал, что хочу посмотреть, может ли Джуди что-нибудь вспомнить о нападении.
