Пока музыка наполняла комнату, Макс спросил: «Как вы думаете, что герр Гершель скрывал для Мартины? Это не могли быть деньги: они были бы конфискованы сразу же, прежде чем письмо было бы доставлено. А если бы это была виза - я не знаю, но думаю, ваши бабушка и дедушка воспользовались бы ею ». Макс посмотрел на Лотти.

  «Я надеюсь, что так и будет», - трезво сказала она. «Было бы крайним ударом ножа в живот узнать, что они скрупулезно закопали визу во дворе, где она вообще никому не спасла жизнь».

  Макс начал складывать фотокопии обратно в папку, но остановился, увидев набросок БРИНИАКА. "Что это? Что-то, что дед Лотти послал Дзорнену?

  "Нет." Я объяснил странную историю рисунка. «Настоящая часть кошмара Китти Биндер началась, когда Мартин Биндер увидел это в семейной мастерской Брин. Он узнал этот маленький рисунок, увидев его на некоторых бумагах, которые его мать украла у Китти. Я указал на размытые треугольники в правом нижнем углу.

  Макс ничего не сказал, но пошел в свой кабинет за увеличительным стеклом. Пока он изучал газету, мы с Лотти подошли ближе, гадая, на что он смотрит.

  «Я не эксперт», - наконец сказал Макс. «Но вы знаете, что в течение нескольких лет после войны я был связан с группами беженцев, ища сначала следы своей семьи, а затем помогая другим. Эта бумага выглядит как бумага, которую мы часто видели на письмах и картинках, созданных людьми во время войны, особенно в лагерях. Он сделан из размягченной бумаги, в которую не добавлено новое волокно, поэтому он очень быстро распадается. Часто это происходило из-за дешевой газетной бумаги, которую охранники читали и выбрасывали ».

  «Корделл Брин говорит, что его отец нарисовал это во время перерыва в битве; может это на бумаге, которую он подобрал на поле боя, - предположил я.

  Макс смущенно рассмеялся. «Эта газета мне не кажется американской. «Speicher» для меня звучит очень по-немецки ».

  «Брин говорит, что они никогда не знали, кто такой Спайчер, но семья решила, что он был другом поля боя, который помог своему отцу с наброском».

  Макс снова положил газету. «Вы говорите, что это очень грубый набросок компьютера нового типа. Когда я вижу «Speicher» рядом с этой центральной сеткой, я не читаю имени человека: я читаю немецкое слово «память». Что касается уравнений, я ни на минуту не понимаю их, но они были написаны кем-то, кто ходил в школу в той же части мира, где я вырос ».

  44

  Я в третий раз задремала за ужином, Макс уложил меня спать в гостевой комнате. Мы спорили, кто написал эти уравнения: Гертруда Мемлер? Мартина Сагинор?

  ГИПЕРССЫЛКА

  Т ВОСЕМЬ, А.С.

  Я в третий раз задремала за ужином, Макс уложил меня спать в гостевой комнате. Мы спорили, кто написал эти уравнения: Гертруда Мемлер? Мартина Сагинор?

  Может быть, Бенджамин Дзорнен? Макс все время повторял, что Мартина не пережила войну. «Но эта женщина на заправке». Я описал жуткую сцену, когда Китти Биндер уехала

  за город с Джуди. «Она спорила с Китти о том, должна ли Джуди быть девчонкой, а

  затем поспорила с прибывшим мужчиной».

  «Виктория, ты такая бессвязная, что едва можешь говорить, не говоря уже о том, чтобы водить машину», - сказал Макс. «У вас

  был тяжелый день, но, помимо этого, письмо, которое вы принесли, стало для Лотти глубоким шоком. Давай прекратим

  попытки распутать этот узел и отдохнем немного ».

  Я возразил, но Макс был настойчив. Он выкопал ночную рубашку, которую его невестка оставила

  во время своего последнего визита, нашел новую зубную щетку в своем шкафу с припасами и указал мне на комнату для гостей. Фактически, как только я лег, я заснул настолько крепко, что даже не шевелился

  в простыне.

  Незадолго до пяти мне снилось, что я нахожусь на кухне каретного двора Юлиуса Дзорнена. Я открыл

  гигантский черный сундук, который блокировал заднюю дверь, и Джуди Биндер встала, череп под ее кожей

  резко вытянулся. «Скажи ей, Варшавски, продай ее».

  "Конечно." Меня разбудил мой собственный голос. Подвал не коренной, продам.

  Какое бы преступление ни совершил Юлиус Дзорнен или, возможно, был его свидетелем, улики хранились под

  кухней каретного двора. Вот почему Корделл хотел, чтобы он жил там без ренты. Чтобы держать его

  лицом вниз перед уликами. Чтобы новые владельцы не нашли улик, если они решили отремонтировать

  или снять здание.

  Я застелил гостевую кровать и оставил на ней ночную рубашку, аккуратно сложив ее. На кухне я взял

  грейпфрут и кусок сыра и нацарапал благодарственную записку Максу, которую оставил на кухонном

  острове рядом с кофейником. Он и Лотти все еще спали или, по крайней мере, все еще тихо лежали в постели. Я

  вышел через гараж, где дверь за мной автоматически закрывалась.