Даже не знаю, имеет ли смысл все это начинать. Наверно все-таки имеет. По словам моего отца, никогда не поздно начинать что-то хорошее. Меня зовут Нэйт Монро, и если ты, кем бы ты не был, нашел эту запись, то, вероятно, меня уже нет среди живых. Только не расстраивайся пожалуйста. Таким и был расчет. Немного странно осознавать факт своей грядущей кончины. Только сейчас я понимаю, как глупо вел себя всю свою жизнь, пытаясь не думать об этом моменте, как если бы этого можно было бы избежать. Самообман – худшая форма лжи. И мы все живем нем от самого момента рождения, прозревая лишь ближе к концу. Пожалуй, мне даже сейчас немного стыдно, ведь я прятал голову в песок, закрывал глаза, глубоко внутри надеясь, что этим что-то изменю. Черт, я ведь даже говорить об этом боюсь! Скажу сейчас банальные слова, но они банальны лишь пока не придешь туда, куда пришел я. В молодости все это кажется таким чужим и далеким, таким нереальным, чем-то, что может и вовсе не произойти. Глупо? Конечно, глупо. Если бы у меня был шанс вернуть все на пятнадцать лет назад, то я бы думал совсем иначе. Прежде до меня нельзя было донести и простейшей истины, все разбивалось о выстроенные подростковым разумом барьеры. А сколько всего можно было избежать, просто послушав старших в свое время? Странно, но, по большому счету, слушать я начал лишь некоторое время назад, и то, что я услышал, изменило мою жизнь, теперь уже навсегда. Кто знает, может и прежде, откройся я для опыта окружающих меня людей, изменения, подобные этим, приключались бы и гораздо раньше. Но, обо всем по порядку, если позволишь.

Я принадлежу к тем, кто родился до новой эры. То есть являюсь одним из тех, кто вынужден был расстаться с привычками и учениями, привитыми с раннего детства. Сейчас добрая половина живущих на Земле людей называет таких как я «старые люди». Во многом это справедливое название. Большинство моих сверстников так никогда и не сумеет принять то, с чем молодежь родилась, я уже не говорю о более старшем поколении, многие из которых предпочли не менять мировоззрение, и по-прежнему делают вид, что все обстоит в точности так же, как обстояло раньше. Трудно убрать с полки икону, которой молился всю свою жизнь в надежде на прощение. А еще труднее осознать, что никто и не собирался тебя наказывать. Я не консерватор, по крайней мере, стремился не быть им, но все же тех многих можно понять. Когда тебе в одночасье приходится отказываться от всего того, что передалось на генном уровне, ты невольно отталкиваешь эти изменения. Но, откровенно говоря, я довольно легко перенес эти нелегкие времена.

Все случилось тогда, когда я поступил в академию. Поступал я, будучи глубоко верующим человеком, а оканчивал академию «просветленным», так сказать, законным атеистом. В том возрасте это казалось забавным. Прошло уже двадцать с лишним лет, и я только теперь могу в полной мере осознать, что именно случилось.

Еще через несколько лет началась эта бессмысленная война. Множество моих друзей по академии отправились на Орион, и лишь некоторые вернулись назад. Они уже никогда не были прежними. Я часто думаю о том, что ведь и я должен был быть там, но что-то остановило меня в те дни, будто схватило за руку, не отпуская. Я не поддался всеобщей геройской волне, и долго терзал себя угрызениями совести после этого. Но время действительно лечит. Вместо того, чтобы сгинуть там, я сгину несколько лет спустя здесь. Забавно, правда? Хоть результат и по сути тот же, но сколько всего уместилось в эти несколько лет. Так волей-неволей поверишь в судьбу и прочую чертовщину. Я каждый день вспоминаю, как услышал новость о всеобщей мобилизации. Я – молодой пилот гражданской авиации, один из счастливчиков, которым выпал шанс тестировать «дары Богов», как в шутку, а может и всерьез, называли новые технологии, решаю не идти добровольцем. Это смешно, но все эти годы я видел упрек в глазах Ареса. И хоть ближе меня у него никого не осталось, эта незримая стена между нами сохранится до моего последнего вздоха. Или же его вздоха. Смотря, кто из нас двоих будет вздыхать последним. Самое интересное, что он ни разу не спросил меня об этом. Ни разу он не поинтересовался, что двигало мной в тот момент. Может это и к лучшему, ведь я и сам не знаю ответ. Но я всегда знал только одну простую истину – человек как болезнь. Болезнь нашей планеты, нашей галлактики и всего этого огромного пространства, именуемого вселенной. Пока она была заперта в пределах земной атмосферы, она не представляла угрозы. Забавно, но стоило человеку выбрался за пределы привычного ареала обитания, как он тут же ввязался в разрушительную войну. Это я прекрасно понимал, как и понимал природу человека. Как станет ясно позже из моего рассказа, я ничуть не ошибся в своих взглядах.

Закончилась война, и вместе с ней закончилась целая эпоха. Огромное количество людей вынуждено было заново искать себя. То, что произошло за эти годы, мне казалось тогда вполне естественным процессом. Человек не знал, чего ожидать, стоя перед лицом неизвестной угрозы. Откровенно говоря, все жутко боялись, что обладающий такими ресурсами Орион пойдет в наступление, в то время эта планета была окутана таким количеством тайн и домыслов, что подобные ожидания были вполне разумны. Это все подогревалось сверху, мы каждый день видели в сети все новые и новые детали могущества новоиспеченного врага, что выражалось во все новых и новых добровольцах, готовых отправиться на другой конец галактики для защиты своей планеты. Готовых сдохнуть там, в дали от родного дома, за идеалы, которые нам оперативно привили.

Пропаганда набрала поистине огромные масштабы. После первых неудачных месяцев и сотен тысяч погибших солдат назрела необходимость в переменах. Тогда все это казалось таким естественным и разумным, что ни у кого даже мысли не могло возникнуть о том, чтобы усмотреть что-то неладное в происходящем. Главную вину за неудачи возложили на слишком сложную иерархию командования. И действительно, к тому времени люди уже позабыли о том, что такое настоящая война, так что структура власти на Земле была по большей части мирная, если ее можно так характеризовать. В тяжелые времена кто-то должен был взять инициативу в свои руки, и такие нашлись. Примеры древнего Рима смотрели на нас из каждого воспроизводящего устройства. На волне всеобщей нарастающей паники и упаднических настроений, на первый план вышло правительство. Парламент, как законодательный выборный орган был лишен значительной части своих полномочий, а вся власть перешла в руки тех, кто не побоялся взять ее в такое сложное время. Сначала их было пятеро. Пять министров были наделены экстренными полномочиями и, поразительно, но это не замедлило дать результат. Как по волшебству дела резко пошли в гору. Буквально через неделю после этих событий наступил перелом в войне, которая казалась уже проигранной. Странно сейчас осознавать тот факт, что люди даже не знали, с кем именно они сражаются. Они не видели своего врага, а только слышали о все новых и новых жертвах, счет которых к тому моменту перевалил за десятки миллионов. Эти огромные машины, которых нам показывали на экранах, представлялись исчадием ада. Инициированная правительством масштабная операция чудесным образом выявила слабые стороны врага, потратив на это чуть больше месяца. Но в тот момент никому не было дела до произошедших удивительно к месту чудес. Чувство облегчения затмило трезвый взгляд абсолютно всем, и мне в том числе. Я помню, как отлегло от сердца в момент, когда наши ракеты, наконец, начали долетать до целей, а не разрываться на полпути. Это было потрясающее чувство, восторг, граничащий с безмерной благодарностью тем пяти великим людям, которые, собрав волю в кулак, все же нашли выход из казавшейся тогда тупиковой ситуации. В то время никто даже не мог подумать о том, чтобы задать вопросы, ведь победителей не судят. А потом стало слишком поздно спрашивать. Война завершилась нашей победой, и очень скоро все позабыли о той цене, которую пришлось заплатить. Помню, как голосовал на референдуме в сети по вопросу о закреплении полномочий за правительством на постоянной основе. Для меня, как и для всех, существовал лишь один вариант ответа. Будущее в один миг прояснилось, сгустившиеся тучи разошлись, и перспективы выглядели до предела радужными. Они не померкли даже после ряда принятых мер, таких как признание религии незаконной и последовавший за этим полный ее запрет. Зачем верить во что-то, что дискредитировало себя своими собственными учениями? Ведь теперь не было нужды верить вовсе. Враждебный Орион открыл глаза людям на те процессы, которые в различных конфессиях окутывались туманом тайн и догадок. Туман развеялся в одночасье, но люди будто были рады этому, рады тому, что им запретили верить в то, во что верили их предки. По сути их предков нарекли наивными глупцами, но это не особо их расстроило. Незначительные очаги волнений подавлялись быстро и жестоко, воплощая сам дух правительства. Содержать огромную армию теперь не было нужды, но с «инакомыслящими» нужно было бороться, поэтому армия проводит модернизацию, преобразуясь в своего рода отряд быстрого реагирования большой численности. Получая в свое распоряжение все новые и новые технологии, очень скоро вся целесообразность в создании ополчения отпадает, ибо это совершенно точно вело к смерти абсолютно всех участников формирований. Их судили прямо на месте. Когда люди все же решались задавать вопросы о непопулярных мерах, ответом им были слова, с которыми никто не мог спорить. Нельзя допускать внутренних конфликтов, когда выяснилось, какого рода угроза может исходить извне. В этом было зерно логики, и люди верили. Снова это слово. Почему человеку так нужно во то-то верить? Забери у него один объект, на его место в то же мгновение приходит другой.