Если японцы хорошо знали, зачем им нужна война, и всей душой желали войны, то простой русский народ искренне не понимал, зачем ему воевать с Японией. Усиленно муссировались слухи, что несколько высших придворных чинов заинтересованы в лесных концессиях на реке Ялу, на границе Китая и Кореи, – отсюда, дескать, и весь сыр-бор.
Накануне войны с Японией
Русский генерал Николай Алексеевич Епанчин вспоминал: «Началась война, которой в Российской империи никто не сочувствовал, которую народная масса совсем не понимала, а еще менее понимала эту войну наша армия».
Константин Петрович и Елизавета Павловна имели по поводу войны прямо противоположные точки зрения. Молоденькой супруге доктора было совершенно непонятно, как маленькая Япония осмелилась напасть на могучего соседа. Она, как и большинство русских, была полностью уверена, что эта война для России будет краткой и победоносной: «Да мы их шапками закидаем!» А Константин Петрович, хоть и доктор, но человек военный, в легкую победу над Японией не верил и цитировал жене слова начальника Главного штаба генерала Обручева, сказанные им несколько лет назад: «Для нас в высшей степени важно ни под каким видом не впутываться в войну. Необходимо иметь в виду, что нам пришлось бы воевать за десять тысяч верст с культурной страной, имеющей сорок миллионов населения и весьма развитую промышленность. Все предметы военного снаряжения Япония имеет у себя на месте, тогда как нам пришлось бы доставлять издалека каждое ружье, каждый патрон для наших войск».
От себя Дубровин добавлял, что патронами мы обеспечены только наполовину, что население России к востоку от Байкала крайне малочисленно (и миллиона не наберется), что, наконец, из опасения войны с немцами русская армия сосредоточена у западных границ, а восточные охраняются чисто символически. Ну а если учесть, что бо́льшая часть дальневосточных войск связана охраной КВЖД[10], то русские для активных военных действий могут выставить тысяч шестьдесят военных, не больше, в то время как японская армия насчитывает сто восемьдесят.
Елизавета Павловна не сдавалась:
– Мы с японцами на суше сражаться не будем, мы их на море обставим!
На эти слова Дубровин печально вздыхал:
– Проблема у нас и с военным флотом: Суэцкий канал слишком мелок для русских новейших броненосцев, а проливы Босфор и Дарданеллы турки закрыли для прохода наших кораблей из довольно мощной черноморской эскадры.
– Как же мы поплывем сражаться с японцами?
– В обход придется, Лизонька, в обход – из Балтики да вокруг всей Европы и Африки! А пока наши доплывут, чуть живые будут…
– Это сколько же им плыть придется?
– Полагаю, не меньше, чем полгода.
– Что же тут такого трудного?! Плыви себе да по сторонам смотри!
– Лизонька, ты, если не ошибаюсь, в морской вояж никогда не пускалась?
– Костя, сам ведь знаешь, что нет! Ладно, это я в запале сказала, что ничего трудного… Наверное, это очень тяжело – полгода плыть по морю…
– Не то слово! Днище кораблей за такое продолжительное время плавания, да в южных широтах, страшно обрастет всевозможными водорослями, и скорость снизится узлов до девяти – против японских восемнадцати!
– Это значит, что наши будут в два раза медленнее двигаться? Но это же очень плохо – даже я это понимаю!
– Далее, Лизонька, котлы засолятся, паровые машины разболтаются и будут требовать ремонта. Плюс люди, изнуренные тропической жарой, качкой, штормами, морально устанут. А тут нате вам, свеженькие японцы да в родном море: полей минных понаделают, учения проведут, разведку выставят…
– Так ты не веришь в нашу скорую победу, Костя?
– Эх, Лизонька… Поживем – увидим. Японцы – вояки хорошие, самураи, одно слово…
– Что значит «самураи», Костя?
– Хм… В Японии говорят: «Самурай холоден, как его меч, хотя и не забывает огня, в котором этот меч был выкован».
– Красиво сказано…
– Да. Вообще, самурайский кодекс «бусидо» – это путь воина, воинская мужская философия. Самообладание, сдержанность, храбрость, преданность до смерти патрону или своему японскому императору, запрет на привязанность к деньгам, презрение к стяжательству… Воров-интендантов, таких как у нас, что закупают больных кляч по цене элитных скакунов, среди японцев не встретишь… А еще… Ты ведь помнишь: мой старший брат в Генеральном штабе.
– Конечно, помню! И что он думает обо всем этом?
– А он, Лизонька, сильно удручен… Вот, скажем, все европейские армии давно переоделись в мундиры и гимнастерки защитного цвета. Японцы, по советам германцев, теперь носят обмундирование цвета «темный хаки». Очень скрывает и делает неприметным на местности!
– А мы?
– А мы храним «национальную традицию» – наши щеголяют в белоснежных гимнастерках и представляют собой отличные мишени! Далее. Англичане трубят, что стрельба в цель русских солдат – самая худшая во всей Европе! Не на пустом месте трубят…
– Как же это возможно?!
– А потому что наши любят повторять слова Суворова: «Пуля – дура, штык – молодец!» Так Александр Васильевич, очутись он в нашем времени, быстро бы сориентировался – он умнейший человек был! Сразу бы понял: что хорошо для армии с шомпольными ружьями сто пятьдесят лет назад, сейчас может привести только к чудовищным потерям! Пусти солдат со штыками в атаку на пулеметы – и что ты получишь в итоге?! Гору трупов?!
– Костенька, отчего же так?
– Что я могу сказать?! Есть много порядочных и честных русских офицеров. Мой брат в их числе. Но есть и мода на жуирство и бонвиванство. Пьянство, мордобой подчиненных, карточные игры, подсиживание среди офицеров, безграмотность среди нижних чинов…
– Ну, не совсем же мы безграмотные…
– Лиза, у нас половина армии не умеет ни читать, ни писать, каждый второй подписывается крестиком, а в Японии – девяносто восемь процентов грамотных, в Англии и Германии – девяносто девять процентов, во Франции – девяносто пять процентов! Зато по штабистам мы впереди всех! У англичан шестьдесят девять адмиралов, у французов – пятьдесят три, у германцев – девять, а у нас – думаешь, сколько?
– Сколько?
– Сто адмиралов! Да ладно бы, пускай сто, но ведь многие из них никогда не были даже капитанами кораблей! Более трети адмиралов уже десять лет как в море не выходили – в Петербурге при дворе подвизаются! И получают адмиральское содержание! А у каждого адмирала куча помощников высших рангов – таких же, как они! Так что у нашего морского ведомства очень слабое руководство…
– Вот как…
– Еще брат пишет: японцы заимствовали у старинных мореплавателей – англичан – лучшие виды боевых кораблей, а мы – у французов скверный вид броненосца. Наши большие крейсеры плохо бронированы, миноносцы уступают японским по вооружению и скорости хода, качество наших снарядов неважное, а личный состав не умеет стрелять и не справляется с современной техникой!
– Как же так?
– А вот так! Брат сравнивал: японские броненосцы все новейшие, только что построены, а у нас новых – раз-два и обчелся! Большинство наших кораблей старше самого старого японского броненосца «Фуджи», а броненосцы «Император Николай I» и «Адмирал Нахимов» такие дряхлые, что им место не в бою, а в музее!
Елизавета Павловна удрученно молчала. Дубровин, наоборот, сильно взволновался.
– Костенька, не волнуйся так! Я уж и не рада, что раззадорила тебя! Может, еще все и обойдется…
– Нет, Лизонька, не обойдется!
Константин Петрович почти не ошибся в своих предсказаниях: после семи месяцев пути на другой конец света российский флот вошел в Цусимский пролив и был почти полностью потоплен в морском бою с японцами. И не только днища кораблей обросли водорослями, не только засолились котлы и разболтались паровые машины, но за семь месяцев плавания отсырели пироксилиновые снаряды и при попадании в японские корабли большей частью просто не взрывались. Японские же снаряды, начиненные шимозой, рвались прекрасно, давали огромные клубы ядовитого дыма и множество мелких осколков, а температура взрыва шимозы была столь высока, что все заливало жидким пламенем, и русские моряки горели заживо.