– Ладно тебе, пойдем, если так нужно. Если ты чувствуешь, что должна. – Его теплая ладонь коснулась моей, заставив вздрогнуть.

Он избегал прикасаться ко мне тогда, в Виктории. Что закон, что этикет запрещают трогать чужих наложниц. Должно быть, выглядела я жалко, раз Марко наплевал на то и на другое. И я была жутко благодарна ему за это.

Безлюдные улочки, крики чаек, солнце, почти потонувшее в мглистом иле. Дома из песчаника, жмущиеся друг к другу. Мой был через два поворота направо, первый. От него тянуло запахом выпечки: тмин и лук, только что взошедшее тесто.

Худая бледная женщина появилась на крыльце со свежей стиркой, принявшись развешивать простыни. Остановилась, чтобы помахать детям в окошке. Я стояла на другой стороне улицы, не двигаясь с места, сживаясь с осознанием, что это больше не мой дом.

Чья-то чужая счастливая жизнь. Жизнь, которая мне никогда не светит.

– Может, спросить у них, куда делся предыдущий хозяин дома? – неуверенно предложил Марко, и я тут же замотала головой.

– Нет-нет, не нужно. Я хотела просто… посмотреть на него еще раз. Не знаю зачем. Мне все еще кажется, что я не вспомнила что-то важное. А предыдущий хозяин, уверена, едва ли ищет встречи.

Если посмотреть на вещи отстраненно, я даже рада, что у места, где прошло мое детство, появилась вторая жизнь. Что дом не стоит заброшенный и пустой. Это означает, что страница перевернута, и время двигаться дальше.

Марко купил нам пирожков в закрывающейся булочной, и мы съели их молча, сидя на пустынном галечном пляже, глядя, как черная морская гладь подергивается алым. К горизонту уже стягивались тучи, обещая очередной дождь. Может, даже опять с грозой, недаром все вокруг будто вымерло и тишь стоит такая, что слышишь собственное дыхание.

Я поднялась, отряхивая песок с юбки. Марко вскочил следом, видя, что собираюсь прощаться, и неожиданно обнял, прижав к себе.

– Завтра меня уже здесь не будет. Уеду ночью, – отстраняясь, пробормотал неловко, будто искал себе оправданий.

– Спасибо, что составил компанию. Отсюда не провожай меня, ладно?

Не провожай меня, иначе я разноюсь в твою жилетку, я все это неизбежно испорчу и оставлю в твоей душе этот комок из неспокойной горечи, от которого ты долго потом еще не сможешь избавиться. И тебе это не нужно совсем, я знаю.

Конечно, у меня не вышло вернуться засветло. Было довольно опрометчиво с моей стороны рисковать вот так, потому что, может, мне теперь вообще не разрешат выходить. В окнах первого этажа горел свет, а судя по скачущим отблескам на занавесках, работал и телевизор.

– А, привет, Кику, – радостно помахала Алисия, едва заметив меня на пороге, – я уже хотела звонить охране, думала, ты потерялась. Что-то произошло? Замерзла? Ты хочешь чаю? Или чего-нибудь еще?

– Нет, спасибо, – я покачала головой, не зная, как отвечать на ее вопросы, раз их так много.

– Ну хорошо. Тебе очень повезло, что ты успела вернуться до его звонка. Вот возьми, это теперь твое.

Меня пугала ее манера говорить скороговорками, из-за которой половина информации проскальзывала мимо меня. Но последние фразы стукнули прямо в лоб. Я опустила глаза на ее руки – посмотреть, что мне дают. Она протягивала телефон. Ланкмиллер, кажется, что-то говорил про него, но звонить он мне вряд ли будет.

– Я пойду наверх, хорошо? – Я взглянула на ланкмиллерскую сестренку неуверенно, все еще ожидая нотаций или чего-то хуже.

– Если что-то нужно будет, скажи, – Алисия боднула меня в плечо с озорной усмешкой. – Я приду к тебе чуть позже вечером.

Мне не стоило уточнять зачем, это и без дополнительных пояснений прозвучало зловеще. Поэтому я просто кивнула и взбежала вверх по лестнице на одном дыхании.

Странная мелодия заставила замереть на последней ступеньке, из-за чего я чуть не рухнула обратно от неожиданности. Только секундой позже осознала, что это в кармане звонит поспешно отправленный туда телефон, пришлось доставать обратно плохо гнущимися пальцами.

На экране высветилось «хозяин». У меня перехватило дыхание от этой надписи, поэтому ответила я не сразу.

– Хотел что-то сказать мне? – произнесла я с мрачной усмешкой, закрывая за своей спиной дверь в комнату.

– Сказать, что меня не устраивает твой тон. Если ты так осмелела, потому что меня рядом нет, то напрасно. У меня есть множество способов достать тебя и там. И не все из них покажутся тебе приятными.

Голос на том конце был глубокий и спокойный. Почувствовав, как немилосердно задрожали колени от этих угроз, я безвольно рухнула на кровать. Черт бы тебя побрал, Кэри. Ты парой слов способен выбить из колеи.

– Сожалею, если мой тон показался вам грубым. Я не хотела, – судорожно сглотнула, перекатываясь на спину и нащупывая в темноте выключатель. Он послушно щелкнул под указательным пальцем, заставляя торшер у кровати залить всю комнату теплым светом. – Я вообще не думала, что ты позвонишь.

– С чего вдруг?

– Не знаю.

Ложь. После того что я выкинула, любой нормальный человек предпочел бы оставить меня за плечами, как страшный сон. Ланкмиллер не был нормальным, и в этом крылся подвох.

– Ну и как ты там, вдали от дома?

– Жива, как видишь, – тихо вздохнула, переворачиваясь на бок. От его постоянной издевки в голосе тянуло сплюнуть горечью.

– Для тебя и это неплохой результат. Надеюсь, ты не натворишь там глупостей.

Прозвучало угрожающе, но я все равно не смогла сдержать усмешки. Ох, если бы ты знал, сколько я этих глупостей натворила за один только день – прикончил бы на месте.

– А то что, отшлепаешь меня?

– Потом, – сладко улыбнулся мучитель. – Почему бы тебе пока не развлечь хозяина… «по-другому»? Я соскучился по твоим стонам.

Я мысленно послала его туда, откуда не возвращаются. Его и его отвратительные пошлые намеки, хотя мы друг друга стоили на самом деле.

– Как ваша рука? – злобно поинтересовалась я, надеясь на худший исход. Намекая на то, что он слишком-то готов к планируемым свершениям.

– Ампутировать не будут, – словно угадав мои мысли, с холодным сарказмом ответил мучитель. – Ладно, ко мне тут пришли. Веди себя хорошо, – тон резко переменился на сахарно-елейный, а потом в трубке все смолкло, захлебнулось тишиной после пары гудков.

Я со злости запустила телефон в противоположную стену. Будто рассчитанный на подобные мероприятия, он даже не поцарапался.

Если Алисия и исполнила свое зловещее обещание по «навещанию» меня, то, видимо, будить не стала, потому что я почти сразу же провалилась в сон, и до рассвета он остался нетронутым.

Я сидела на жестком, ни разу не удобном стуле, по привычке сложив руки на коленях. С самого первого своего появления в бордель-кафе я ненавидела этот кабинет всей душой. Эта ненависть отдавалась в уголках сознания даже теперь, когда мне не нужно было вытягиваться, выслуживаться и трепетно внимать каждому слову директора.

Чейс, к слову, ни капли не изменился, только верхняя губа стала чуть чаще дергаться, когда он раздражался. Проклятый манипулятор, едва что было не по его, сразу же горячо клялся перевести меня на обслуживание в бордель. Теперь, наверное, он был слегка растерян, утратив этот рычажок. Его пальцы, быстро, нервно комкающие салфетку с логотипом «Шоколада», свидетельствовали об отчаянии в поиске новых. Чейс искал. Искал и не находил. Это повергало его в беспокойное отчаяние.

Полагаю, синяки, оставленные ланкмиллерской службой охраны, не так-то давно сошли, а впечатления от них о вовсе хранили первозданную свежесть. Я подавила смешок, сделав вид, что поджимаю губы. Было странное удовлетворение в том, чтобы осознавать: теперь мое нахождение поблизости вызывает у него нервный тик, а не наоборот.

– Что ж… – каркающий кашель Чейса разбил затянувшуюся тишину, повисшую после моего предложения взять меня на зарплату, – ты сначала поработай месяцок, обзаведись солидной клиентской базой, тогда и будем разговоры разговаривать. А сейчас – кыш, за работу! У меня дел по горло.