– Как ты себя чувствуешь, Элли? – его вкрадчивый неторопливый голос опутывает невидимыми вибрациями, сбивает с толку. Это похоже на гипноз или наваждение.

– Мне нужен мой телефон, – выдавливает из себя Эль и, не выдержав напряжения, отводит взгляд в сторону.

– Он здесь, в тумбочке. – Чужак открывает ящик, и Элинор недоверчиво смотрит на лежащий внутри гаджет. – Снова будешь звонить в полицию? – с ноткой усталости уточняет он, когда Эль жадно хватает мобильник.

Разблокировав экран отпечатком пальца, она листает журнал вызовов. Последний звонок с телефона был сделан вчера в семь часов вечера. Эль звонила Тэм, чтобы напомнить про игрушку дочери. Полицию она вызвала при помощи часов.

– Что ты им сказал? – требовательно спрашивает Элинор.

– Им?

– Полицейским.

– Правду, Эль.

– И они поверили, что ты Кристофер Хант?

– А почему бы им сомневаться в этом?

– Потому что это ложь, – агрессивно бросает Элинор.

– Докажи, – невозмутимо парирует ублюдок.

Она изумленно вскидывает голову. Это признание или провокация? Или зашкаливающая самоуверенность? Их взгляды сталкиваются в немом противостоянии. Эль замирает, попав под подавляющее влияние светло-серых глаз.

От чужака исходит леденящая душу опасность, кроющаяся за каждым жестом, словом, взглядом. Нет сомнений, этот человек способен на что угодно, на любую гнусность. Если она продолжит бросать ему вызов, то может никогда больше не увидеть Джонаса и Милли. От мысли о том, что они проснулись этим утром вдали от нее, все внутренности несчастной матери сжимаются в тугой комок. Они никогда не расставались надолго, и Элинор чувствовала опустошающую боль от невозможности быть сейчас рядом с детьми. Милли еще совсем малышка, и никто кроме матери не сможет позаботиться о ней правильно, а у Джонаса аллергия на лактозу. Эль молила Бога только об одном – чтобы ее детям не причинили вреда, и лелеяла в душе надежду, что Кристофера держат вместе с ними, что он жив и сможет защитить малышей.

– Легко, – наконец произносит Элинор, открывая галерею с фотографиями, уверенная, что там найдется около тысячи кадров доказательств ее правоты. Но то, что она видит, листая многочисленные снимки, вводит Эль в полнейший ступор.

– Ты взломал мой телефон, – очнувшись, она яростно бросает обвинение в лицо ублюдку. – Я оставила его в детской. Это было проще простого, – бормочет надтреснутым голосом.

Одну за другой Элинор открывает знакомые фотографии с одним единственным изменением, присутствующим на каждом совместном снимке –: вместо лица Кристофера Эль видит гнусную физиономию чужака – и ни одного единого кадра с Милли и Джонасом.

– Ты стер моих детей, сукин сын. – Стиснув телефон в ладони, она яростно смотрит в стальные глаза мужчины.

– Зачем мне это делать, Эль? – сдержанно спрашивает он.

– Это ты мне скажи, какого черта тебе нужно от моей семьи?

– Я твоя семья, Эль. И это ты хочешь стереть меня, и я не могу понять почему.

– Я тебя не знаю, – цедит она по слогам.

– Меня зовут Кристофер Хант. Я твой муж. Я могу показать тебе удостоверение личности и свидетельство о браке, но это тебя не убедит, так?

– Ты наверняка их подделал! – взбешенно бросает Элинор.

– Зачем? Задумайся, для чего мне это нужно? Выкуп? Это просто смешно. А Тэмзин? Зачем ей лгать? Если хочешь, позвони Келли. Или ты и мою тетю считаешь соучастницей? Она уже на пути сюда, чтобы помочь тебе восстановить провалы в памяти.

– У меня нет никаких провалов! – шипит Эль, до хруста стиснув кулаки.

– Это ты так думаешь, – спокойным до тошноты голосом возражает чужак.

– Я не сумасшедшая.

– Я этого не говорил. – Он наклоняется вперед, и их лица оказываются на одном уровне. В раздувающиеся ноздри Элинор проникает родной аромат мужа, и ее мутит от страха и отвращения, хотя она сама много лет назад выбрала для Кристофера этот запах. – У тебя уже случались вспышки диссоциативной амнезии. Это происходило, когда ты переставала пить лекарства.

– Ложь, – отрицательно тряхнув головой, бросает Эль. – Я абсолютно здорова.

– В последние месяцы ты часто жаловалась, что таблетки влияют на твои художественные способности, – тем же тоном продолжает мужчина. – Ты говорила, что твои пальцы дрожат и линии получаются нечеткими. Вероятно, ты снова бросила пить лекарства, потому что не могла закончить портрет.

– Что за бред ты несешь?

– Это не бред, Эль, – знакомый голос заставляет Элинор вздрогнуть от неожиданности.

Оторвавшись от ненавистного лица, она переводит взгляд на стоящую в дверях высокую стройную шатенку, взирающую на нее со смесью сочувствия и сожаления. Элегантное коралловое платье сидит идеально, подчеркивая все достоинства идеальной фигуры, и, несмотря на яркий цвет, не выглядит вульгарным. Возраст гостьи с ходу определить проблематично. Келли Хант из тех женщин, кто шесть часов в сутки отдает уходу за своей внешностью, а остальное время – сну и удовольствиям. Правда, она заикалась как-то, что у нее есть работа… Как-то между путешествиями, салонами красоты и прогулками по бутикам.

– Я не ждал тебя так рано, – буднично произносит самозванец, обращаясь к вошедшей.

– Келли… – Элинор потрясенно выдыхает имя единственной близкой родственницы мужа. К ставшему обыденным чувству ужаса и шока добавляется изумление.

Эль много лет знакома с Келли Хант, чтобы сомневаться в ее реакции на присутствие чужака, называющегося именем Кристофера, но именно это она и делает – сомневается. После скоропостижной смерти сестры от тяжелой болезни Келли Хант принимала активное участие в воспитании Кристофера и вряд ли может перепутать любимого племянника с кем-то другим, а значит, ее вынудили притворяться и принимать участие в этом ужасающем фарсе.

Крис, как и Эль, рано лишился матери. Это был один из общих факторов, что когда-то сблизили их. У обоих имелись любящие отцы, у Криса – заботливая тетя, а у Эль – мачеха и младший брат, но они все равно чувствовали себя одинокими. У одиночества нет социальной градации, это чувство одинаково терзает каждого из нас. Богатая девочка и бедный мальчик дали друг другу то, что не смогли все остальные, они создали свой идеальный маленький мир и были в нем по-настоящему счастливы, пока не появился чужак, разрушив за один день то, что строилось с таким трудом.

Келли Хант переступает порог спальни и медленно приближается к постели. Поравнявшись с псевдо-Кристофером, она кладет руку на его плечо и, наклонившись, по-родственному тепло целует в щеку.

– Пришлось ускориться. Поняла, что без меня ты не справишься, – негромко отзывается Келли.

Эль не верит собственным ушам. Отказывается верить глазам.

Почему? Почему, черт возьми, они все это делают с ней?

В горле застревает отчаянный стон. Если Келли лжет, то кому верить? Эль чувствует, как все краски отливают от лица и леденеют пальцы на руках и ногах.

– Оставь нас, Кристофер. Я сама поговорю с твоей женой, – строго произносит Келли, остановив на Эль обеспокоенной взгляд.

– Я буду в кабинете, – не возражает лживый извращенец. Элинор передергивает, когда он касается ее щеки тыльной стороной ладони. Длинные черные ресницы опускаются, и она физически ощущает его взгляд на своих губах.

– Зайдешь, как будешь готова обсудить проблему? – мужские пальцы властно подхватывают ее подбородок. – Прошу, Эль, подумай о том, что не ты одна страдаешь. Я чувствую полное бессилие, когда ты такая. – Подушечкой большого пальца он проводит по ее нижней губе, и Эль резко уклоняется, одарив его ледяным взглядом.

– Не смей сравнивать. Ты даже приблизительно не можешь понять, что я сейчас чувствую, – грубо бросает она, шумно втягивая воздух. Темные ресницы мужчины вздрагивают, но он встает быстрее, чем Эль успевает поймать его взгляд.

– Ты знаешь, где меня найти, если возникнет желание поговорить, – с этими словами самозванец стремительно покидает спальню.

Дышать стало легче, как только за фальшивым мужем закрылась дверь. Никогда еще присутствие другого человека так сильно не подавляло Элинор, высасывая все жизненные силы, как это происходило в минуты взаимодействия с тем, кто только что покинул спальню.