– Нет, нет! – срывая голос от крика и заливаясь слезами, умоляет Элинор. – Ты убьешь его. Убьешь моего Джонаса! – Она отчаянно сопротивляется, защищая то единственное, что у нее осталось, но обезумевшая женщина гораздо крепче и сильнее и не собирается останавливаться.

Элинор зовет на помощь, содрогаясь от ледяного страха. В ушах звенит безумный смех Бешеной Дрю, наносящей один удар за другим.

От шока она не чувствует боли. Только пронизывающий холод. Ей даже мерещится, что она видит пушистые хлопья снега, кружащие в воздухе и опадающие на ее волосы и губы.

– Посмотри, что осталось от твоего Джонаса, больная сука, – отступив назад, насмешливо шипит Дрю.

Элинор обессиленно сползает по стене на грязный, воняющий нечистотами пол и надрывно кричит, собирая пальцами прилипшие к нему белые перья.

Элинор резко садится и только потом распахивает глаза. Натолкнувшись на внезапную преграду, она со всей силы колотит по ней кулаками, все еще находясь во власти кошмара.

– Это сон, Эль. Это просто страшный сон, – произносит мужской голос, но она продолжает ожесточенно сражаться.

– Успокойся! Сейчас же, – тон становится жестче, и в следующую секунду оба женских запястья оказываются в плену крепкого захвата сильных рук, а она сама – прижатой к кушетке.

Яростно шипя сквозь стиснутые зубы, Элинор извивается всем телом, норовя пнуть покусившегося на ее свободу захватчика.

– Эль! – снова зовет ее ненавистный голос. Расфокусированный взгляд Элинор останавливается на мужском лице с четкими и немного резкими чертами. – Прекрати! – требует он. – Хватит.

Узнав его наконец, она делает глубокий вдох и затихает. Узнав – это, конечно, громко сказано. Мужчина, бесцеремонно скрутивший ее руки, для Элинор по-прежнему чужак. Похоже, ей очень долго придется привыкать к тому, что лицо собственного мужа выглядит так… пугающе незнакомо, хмуро, мрачно и безэмоционально, и при каждой встрече напоминать себе, что Кристофер Хант вовсе не голубоглазый шатен с обаятельной улыбкой и ямочками на щеках, а хладнокровный тип, требованиями и пожеланиями которого переполнен журнал заметок в ее телефоне. Но, как бы там ни было, этот новый Кристофер – меньшее из зол по сравнению с остальными оказавшимися несуществующими фактами из семейной жизни Элинор Хант.

– Успокоилась? Могу отпустить? – Серые глаза мужчины сползают с бледного лица жены на бешено пульсирующую вену на горле. – Не будешь драться? – последний Последний вопрос звучит гораздо мягче.

– Я в порядке, – усердно стараясь выровнять дыхание, хрипло отвечает Эль.

Освободив хрупкие запястья, Кристофер выпрямляется, перестав, наконец, нависать над ней, но не встает, продолжая сидеть на кушетке, где ей и одной-то места мало. Какое-то время они просто пялятся друг на друга, не говоря ни слова. Крис – настороженно-изучающе, а Эль – с опаской и растерянностью.

Молчаливая пауза растягивается на минуты, и Элинор физически ощущает, как от статического напряжения у нее начинают шевелиться волосы на затылке. Ничего не скажешь – отличное начало нового этапа супружеской жизни.

– Это был не сон, – не выдержав, заговаривает Эль. Кристофер вопросительно выгибает бровь, благоразумно удержавшись от расспросов. – Я кое-что вспомнила… совсем немного. Пару эпизодов, – сбивчиво продолжает Элинор, понимая, что разговаривать с мужем-незнакомцем ей все-таки придется. От мысли, что им предстоит не только разговаривать, у нее болезненно сводит все внутренности.

– Какие именно эпизоды? – нейтральным тоном уточняет Крис.

– Я вспомнила клинику, – морально собравшись, без истерики и надлома отвечает Эль, непроизвольно прижимая ладони к животу и усилием воли прогоняя из мыслей душераздирающий финал своего воспоминания. Проследив за жестом жены, Кристофер заметно мрачнеет, отводя взгляд. Наверняка он в курсе нападения Дрю, решает для себя Элинор. Мужу в любом случае обязаны были сообщить об инциденте.

– Я привязывала простыней подушку к животу, – произносит Эль. Ей необходимо проговорит это вслух… чтобы поверить самой. – Я думала, что ношу под сердцем нашего ребенка… Сына. Джонаса.

– Эль. – Пальцы Кристофера требовательно поддевают ее подбородок, вынуждая смотреть в серебристые глаза, похожие на зеркало, отражающее все что угодно, но только не мысли и эмоции владельца. – Мне жаль, что тебе снова приходится переживать эту боль, – искренне проговаривает Крис.

– Почему именно сейчас? – задается она вопросом, неустанно крутящимся в ее голове. – Разве три года – недостаточный срок, чтобы смириться? А дочь? Как я могла придумать Милли?

– Я не знаю, Эль, – качнув головой, говорит Крис. – Ты всегда держала все переживания в себе, и…

– Я чувствую их, понимаешь? – прижав ладонь к груди, дрогнувшим голосом признается Эль.

– Эль… – Пальцы мужа успокаивающе поглаживают скулы жены.

– Я слышу их, – со слезами на глазах говорит Элинор, и боль снова захлестывает ее с головой. – Они в моем сердце. Никуда не делись. Три года… я их прожила. С ними.

Между супругами снова пролегает мучительная пауза. Эль было бы проще открыться, не будь он таким… нечитаемым.

– Меня забыть оказалось легче? – без упрека, скорее с усталостью, отзывается Крис, опуская руку на свое колено. Эль облизывает пересохшие губы, в местах, где ее лица касались мужские пальцы, ощущается легкое покалывание. Прислушавшись к себе, Элинор приходит к выводу, что больше не испытывает острого отторжения по отношению к мужу-незнакомцу. Хорошо это или плохо – пока сложно понять.

– Я не забыла, это не так, – возражает она, в глубине души злясь на Криса, что он задал этот чертов вопрос.

– А как, Эль? – Отвернувшись, он смотрит на пустой мольберт. – Ты стерла из памяти мое лицо, заменив его другим.

– Ты же не думаешь, что я сделала это намеренно? – восклицает Эль, с досадой глядя на четкий, мужественный профиль Кристофера.

В собственных воспоминаниях его подбородок чуть мягче, лоб немного уже, и у него нет таких выступающих скул. Ее Крис был обаятельным, улыбчивым и… простым, понятным, своим. А этот Крис – закрытая книга. И дело совсем не в другом лице. Этого мужчину она не знает, а значит, за эти три года что-то до неузнаваемости изменило его. Изнутри. А нездоровое подсознание Эль дополнило метаморфозы новой внешностью.

«Может, это я? Я сделала его таким? – мелькает в голове Элинор нечаянная мысль. – Что, если мое одержимое желание иметь детей сломало нас обоих, отдалив друг от друга? Как долго мужчина способен безоглядно любить женщину с психическими «отклонениями»?»

– Я не могу не задать тебе вопрос, Эль. – Изучающий взгляд мужа вновь останавливается на уставшем лице. И на этот раз она без пояснений догадывается, что псевдомуж имеет в виду.

– Я никогда тебе не изменяла, – без колебаний отвечает Эль, но на Кристофера произнесенные с искренностью слова не производят должного эффекта. Наверное, она бы тоже сомневалась на его месте. Черт, да она бы с ума сошла, если бы Крис перестал ее узнавать.

– Как ты можешь быть уверена? – негромко спрашивает он, и Эль, откинув неловкость, порывисто накрывает его ладонь своей.

– Я знаю, что это невозможно, Крис. Я не помню, как мы прожили последние три года, но ты видел надпись на портрете. Ее сделала я. «Самому важному человеку в моей жизни».

– Ладно, Эль, – помолчав, без особого энтузиазма произносит Крис. – Тебе не нужно мне ничего доказывать. – Мягко высвободив свою руку, он собирается встать.

– Ты мне веришь? – Эль удерживает мужа, взяв за запястье.

– Конечно, верю, Элинор, – отвечает он, и его прямой взгляд в глаза заставляет сердце Эль испуганно трепыхнуться. – Ты никогда не давала мне повода усомниться в тебе.

Дежурные фразы из его уст не звучат фальшиво, но и искренности в них ни на йоту.

– А ты? – вопрос слетает прежде, чем успевает сформироваться и обдуматься в голове Эль.